простить. Хотя они не прощения просят, они просят другое - успеха в своих
делах, относясь к Богу, как к таможне, с которой всегда можно договориться.
демонстрацию новой зимней коллекции Валентина Юдашкина, а еще лучше -
посетить престижную церковь, в которой появляются первые лица страны
вместе с патриархом. Надо было не святиться в церкви, а светиться,
засвечиваться, чтобы тебя там все видели время от времени. И похоже, что
всю эту фантасмагорию, всю эту пародию на самое себя наша сегодняшняя
церковь заслужила, да и мы, конечно, вместе с ней. Поэтому и мелкое
событие перед не самым, но все-таки вполне престижным храмом на улице
Неждановой обрело черты пародийности, тем более что центральной фигурой
этого события был Михаил Задорнов.
герой знаком, - тут же. А рядом стоят, видимо, несколько его моделей в
длинных платьях "от купюр" (эту полную изящества оговорку я придумал
специально для вас). Вся прилегающая к церкви территория забита "
бизнесменов. Сами они, разумеется, тоже тут. И телохранители их, а как же!
У всех сотовые телефоны, кое-кто по ним разговаривает: праздник
праздником, но и дела не стоят: пропустишь пару звонков сегодня - завтра
пропустишь пару миллионов, уйдут в другие руки. Поэтому жизнь кипит!
руках узнаваемые лица известных актеров, политических обозревателей
центрального ТВ и даже членов Государственной Думы. Они приветливо
здороваются со всеми, кого узнают в толпе, как и на любом светском приеме.
И только льющийся сверху перезвон колоколов напоминает о том, чей все-таки
сегодня день.
пьяный.
крупная купюра в то время. Быстро сует ее нищему и говорит: "На. Ну все.
Иди, иди".
Салтыкова-Щедрина нашего времени. Нищий не уходит, держит бумажку обеими
руками, догадываясь, что это много, и еще не веря своему счастью. "Ну иди,
давай, иди, - опять повторяет Миша. - Больше нету. Иди". Да какой там -
больше! Нищий глядит на купюру и различает на ней цифры. Ясно, что никто и
никогда ему столько не подавал, и он, потрясенный, начинает медленно
поднимать глаза от банкноты к лицу подавшего, чтобы посмотреть, что за
благодетель такой отыскался и тут... узнает. Задорнова в это время по
телевизору - столько, что если он, телевизор, у нищего есть, то не узнать
сейчас сатирика, даже будучи пьяным в хлам, невозможно. А телевизор у
нищего, выходит, был. И он вдруг падает на колени перед Михаилом, крича на
всю площадь: "Спаситель ты мой! Артист знаменитый!" И его крик, его слова
неудобны и почти оскорбительны, хотя он хотел как лучше, это были самые
высокие слова, которые он знал. Но обозвать писателя ничтожным именем "
апогее Пасхи слово "спаситель" и адресовать его не виновнику торжества -
это уж и вовсе не прилично. Но нищий не унимается. "Какое счастье, -
кричит, - что такой человек... заметил меня... помог! Да я своим детям по
гроб буду рассказывать!" и т. д., и т. д.
какая у меня еще может быть реакция, я, понятное дело, хохочу, закрыв лицо
руками. А нищий тем временем ловит руку Задорнова с целью поцеловать. Миша
отдергивает руку, краснеет и злится. Вот тут его цинизма не хватает, чтобы
довести всю ситуацию до привычного ему абсурда. Если бы он спокойно дал
нищему поцеловать свою руку, а затем осенил его крестным знамением,
образовалась бы вообще законченная картина "Явление Задорнова народу" и
вполне логично финальным штрихом завершила бы всю эту карикатурную
бесовщину. Вот уж воистину ни одно доброе дело не остается безнаказанным...
смущение, даже с временной потерей чувства юмора, от изъявления такой
страстной благодарности - это скрытая от телевизионных камер и, может
быть, даже лучшая часть его натуры. Лучшая, потому что стыд или порыв к
добру - качества, которые сам Спаситель, надо думать, не осудил бы. А уж
ничтожное расстояние между высоким и смешным у нашего паранормального
населения Он, вероятно, уже давно заметил. У нас больше всех денег на
открытии Храма Христа Спасителя собрал, говорят, один наглый, но
остроумный нищий, который повесил на грудь табличку: "Жертвуйте на
восстановление... бассейна "Москва".
миром, можно обойти за пятнадцать минут. После Москвы все кажется таким
маленьким.
"Skaista".
была (да и есть) правительственная дача в Лиелупе, где мы часто играли в
настольный теннис. Дача Я. Э. Калнберзиня. Она, конечно, была потом
отобрана для нужд латышских демократов. Ян Эдуардович был председателем
Президиума Верховного Совета Латвии и отцом Мишиной жены Велты. Дача
полагалась ему по рангу, но только пока работает и еще некоторое время,
пока на пенсии. Вопиющая честность старого большевика не позволяла ему
совершить хотя бы попытку сделать эту дачу своим владением. И сегодня с
точки зрения равных ему правительственных чиновников он бы считался
простым архаичным дураком, рудиментом проклятого коммунистического режима.
Тем не менее честность и нежелание делать себе хорошо за счет государства
выгодно отличали Яна Эдуардовича от его сегодняшних коллег.
тех, о ком тут рассказано, - люди с идеалами. В цене у них были вовсе не
деньги, а ум, талант и - прямо неудобно - сердечность... Ну а еще,
конечно, чувство юмора. Да и как иначе, если учителем наших персонажей
была вовсе не жизнь, а лучшие образцы литературы.
самой тяжелой проблемой переезда оказываются книги и книжные полки. Но
когда я прихожу к нему, полки уже установлены и книги - на местах. Они
занимают всю прихожую - от пола до потолка, и так высоко, что без
стремянки не доберешься.
показывает на полки и говорит: "Видишь, вот сколько собрал. - Потом,
помолчав, добавляет: - Гордость идиота... Кому это теперь надо, кто это
все прочтет?.."
кто не потерял охоту читать, - за бортом нашей сегодняшней жизни, боевой и
кипучей, однако, кто знает, может, и не они, а именно эта наша кипучая
жизнь окажется когда-нибудь за бортом.
рынке вообще делать нечего! Для идеалистов нормальные рыночные отношения
(кинуть, подставить и т. д.) невозможны! Они рыночные отношения не
признают, им, видите ли, человеческие подавай!
усмешкой, оценивая их совершенно неправильно: не с практической, а, как бы
это точнее выразиться, с художественной точки зрения. Потому, вероятно,
что некоторые такие "походы" и наглы, и наивны одновременно и представляют
для читавшего человека интересную и удивительную художественную ценность.
"Beck’s - официальный спонсор Нового года!" Но ведь так же можно
объявить себя спонсором первого снега или наступления весны! Ты что, Beck
’ s, серьезно думаешь, что Новый год без тебя не начнется или весна
не наступит, если ты ее не спонсируешь? Это читающий идеалист так
подумает. А нормальный человек будет благодарен фирме за то, что Новый год
с ее помощью все-таки состоялся, запомнит это и купит ее пиво.
Чаадаева.
денег, купит и пойдет себе... читать. А для прочих - реклама. Их надо
привлечь как-то. Поэтому рядом с двухтомником - табличка. На ней продавец
от руки написал: "Книги Чаадаева - лучшего друга Пушкина". ( "Ну лучшего
ли?" - это еще вопрос, думает "больно умный" интеллигент, но он уже купил
и ушел, а остальные, может, слышали про Пушкина и купят из уважения к нему.
последнее:
рекламу человека, который пришел домой и стал читать Чаадаева в надежде
отыскать там что-нибудь "из жизни гусар и женщин"... И как он будет это
читать! И какое разочарование его ждет! И какую лютую злобу он испытает к
надувшему его торговцу. Да что вы! Это уж совсем очаровательно! Это может
быть отдельным художественным (опять-таки) произведением!
полезное для себя. И когда находит, складывает все в яркую красную сумку с
надписью "Winston"...
другими, это выглядит так по-детски, что даже трогательно.
вблизи и благосклонные поэты?" - так заканчивается стихотворение Г.
Шпаликова, которое я вспоминаю, посетив Петербург. В очередной раз
ритуальный обряд - поездка в Павловск, Царское Село, лицей...
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Прозоров Александр
Афанасьев Роман
Самойлова Елена