время на бланке донесений, то больше мне нечего было бы сообщить... нет, не
только в это время - и через час, и через три часа, и через десять часов у
меня нет никакой надежды наткнуться на нечто такое, о чем следовало бы
написать в донесении... поспешно допиваю кофе и поднимаюсь... но что же
предпринять?.. должен ли я что-то делать?.. я снова замираю... замираю, как
та студентка, которую я бросил у библиотеки... когда тебя, лишив свободы, не
говоря, куда и зачем, волокут во тьме - это, конечно, очень обидно, но когда
без всяких объяснений и извинений бросают посреди дороги - это во много раз
унизительнее...
Мрачная официантка, опершись локтем о кассовый аппарат и прижав к уху чуть
слышно играющий транзистор, рассеянно смотрит на улицу. Не отрываясь от
окна, она насмешливо улыбается - смешит ли ее то, что она слышит по радио,
или она смеется надо мной, видя, как я замер, а может быть, смеется над тем,
что происходит на улице?.. заинтересовавшись, я тоже смотрю в окно и вижу
нечто сильно взволновавшее меня. Мимо окна идут три человека, по виду
коммивояжеры, с одинаковыми портфелями под мышкой, сердито и горячо обсуждая
что-то... дальше, на мостовой беспрерывный поток автомобилей... еще дальше -
автостоянка... а около нее что-то бередящее мою память, как острый обломок
коренного зуба... цифры... семизначная цифра в самом низу вывески
автостоянки... тот самый номер телефона!
газете... и наконец узкая полоска бумаги, прикрепленная к краю лимонной
шторы... и везде один и тот же номер телефона.
воспоминания о карте. Громко обращаюсь к девушке, которая, крутя ручку
кассового аппарата, не отрывает от уха транзистор.
прячет газету под стойку и только тогда снизу вверх смотрит на меня.
Встретившись со мной взглядом, он усиленно моргает и говорит тоненьким
голоском, который совсем не вяжется с его густой щетиной, отчетливо видной
даже после бритья.
над газетой.
своим видом показывая, что ее раздражает даже мое шуточное поддразнивание. Я
испытываю неловкость, но зато неожиданно мной завладевает фантастическая
мысль. Точно теплым ливнем, с меня смывает плохое настроение, и, пульсируя,
разрастается чувство освобождения, вызывающее желание, схватившись за живот,
разразиться дурацким смехом. Может быть, я и в самом деле рассмеялся.
Продолжая смотреть на девушку, я обхожу кассу и беру телефонную трубку.
Набрав номер фирмы "Дайнэн", связываюсь с тем самым молодым служащим Тасиро.
голосе какое-то мгновение слышится растерянность. Он удивляется, когда я
спрашиваю, не слышал ли он о смерти того человека, хотя мог бы, кажется,
этого и не делать. Но как только я напомнил ему о нашем договоре выпить, тон
его сразу становится дружеским и доверительным - видимо, он не любит иметь с
посторонними людьми общие тайны. И глядя на едва прикрывающие уши стриженые
густые волосы девушки: ...Встретимся на станции S., можно на том месте, что
отмечено на плане, который вы вчера нарисовали мне. Да, да, там, где вы
договаривались встретиться с Нэмуро-сан... я тоже хочу еще раз во всем
убедиться... время - семь часов... договорились?.. и прошу вас, не забудьте
о главном - я имею в виду тот самый альбом ню... Девушка поспешно
прикладывает транзистор к уху, но не похоже, что она его включила... Ню,
повторил я еще раз, и, если возможно, мне бы хотелось сразу же встретиться с
той девицей, которая служила ему натурщицей... Ответ молодого человека,
заговорившего деловым тоном, не был, конечно, слышен окружающим, и поэтому,
естественно, им могло показаться, что собеседник не собирается помочь мне.
И, понизив голос, между прочим, - нет, скорее не между прочим, а в этом,
возможно, и состояла моя истинная цель... Мне бы хотелось, чтобы вы подумали
еще вот о чем: к каким методам можно прибегнуть, если, допустим, возникнет
желание шантажировать хозяина топливной базы? Обыкновенной топливной базы,
да, розничной... я очень хочу, чтобы до нашей встречи вы продумали этот
вопрос - какие существуют способы шантажа...
девушки, а может быть, даже и физиономию хозяина я в кровь расцарапал
ногтями. Правда, лицо девушки было заслонено рукой, державшей транзистор, и
отсюда как следует не было видно. Хозяин же, уткнувшись в газету, даже не
шелохнулся. Прикрепленная прямо над его головой открытка с изображением
кофейной плантации в Южной Америке, где яркое солнце окрасило далекую горную
цепь в желтый цвет, а людей и растения сделало темно-коричневыми, резко
контрастировала с покрытым толстым слоем пыли светильником и выглядела
нелепо. На втором этаже слышатся чьи-то шаги. Они медленно движутся в мою
сторону, замирают прямо над головой и так же медленно удаляются. Я тоже не
могу уже спокойно стоять на месте. Если страх и отступает, он все равно
вернется снова, как возвращаются вновь и вновь бьющиеся о берег волны. Его
смерть, волной взметнувшись в неожиданную высь, разбрасывая вокруг себя
брызги, омыла мои ноги и слизнула узенькую тропку, вившуюся по краю обрыва,
но и когда волна отступит, ничего нового не прибавится, и, следовательно,
особенно суетиться смысла нет. К тому же возложенное на меня поручение
ограничено первыми тридцатью тысячами иен - это тоже облегчение. Мало того,
поскольку и положение самой женщины резко изменилось... значит, я обязан
продолжать розыски оставшиеся пять дней, но... совсем не исключено, что она
прямо сейчас заявит о расторжении контракта, пожелав, чтобы я с сегодняшнего
дня прекратил розыски, - я не застрахован от того, что она этого не сделает.
Мне немного жаль бросать эту работу, остался какой-то неприятный осадок. Но
с точки зрения дела баланс, в общем, в нашу пользу. И шеф будет мной
доволен, да и ругать перестанет.
позвонить женщине... подумал я неожиданно... и меня охватывает удивительное
чувство стыда, будто, стоя перед зеркалом и прижав к глазам бинокль, я
подглядываю за тем, как я подглядываю. Что же это значит? Я, хотя меня об
этом и не просили, сам того не заметив, по рассеянности расписался в
получении суммы, превышающей тридцать тысяч иен. Я стану посмешищем. Среди
моих приятелей агентов моя глупость станет предметом насмешек. Шеф всегда
повторяет: заявитель не человек, он - пища, которой мы набиваем наши
желудки, помните об этом. А вас люди считают - кем вы думаете? - бродячими
собаками, да еще и бешеными.
использовать, может дать тот же результат, что и просвечивание
рентгеновскими лучами. Например, с помощью бинокля даже на обычной
фотокарточке, помимо встречи лицом к лицу с тем, кто на ней изображен, можно
прочесть множество выражений лица, проникнуть в характер. Сначала поставить
фотокарточку вертикально, по возможности распрямив углы, и тогда фон станет
совершенно черным. Источник света расположить таким образом, чтоб не было
бликов. Потом встать на колени на расстоянии, равном длине двадцати -
тридцати диагоналей фотокарточки... конечно, на колени становиться совсем не
обязательно - просто фотокарточка должна быть на уровне глаз... бинокль пяти
или десятикратный. Такой бинокль позволяет свободно создать в своем
воображении фон, а легкая дрожь руки помогает придать воображению
подвижность. Сначала покажется только всплывшее, примерно в метре,
увеличенное изображение. Нужно запастись терпением по меньшей мере минут на
десять. И когда от напряжения начинается резь в глазах, обычный фотопортрет
неожиданно превращается в объемный, кожа приобретает живые краски. Значит,
все удалось. Теперь нужно смотреть неподвижно, не моргая, не отрываясь,
напрягая изо всех сил зрение, пока не заболят глаза. И не в силах выдержать
пристального взгляда, уголки глаз на фотографии или углы рта начнут
подрагивать. Если лицо снято в профиль, оно тревожно обратит к тебе украдкой
вопрошающий взгляд, если - анфас, то, избегая устремленного на него взгляда,
будет беспрерывно моргать. Потом из его глаз и твоих глаз, из его губ и
твоих губ, из всех мускулов, создающих выражение лица, начнут пробиваться
волоски нервов, сплетутся в воздухе между ним и тобой, и ты, как в своем
собственном сердце, начнешь читать то, что скрыто выражением лица. Особенно
важно, что проникаешь в самое сокровенное, спрятанное от посторонних
взоров... крепко стиснув зубы, выпятив нижнюю губу, широко раскрыв узкие
глаза, он беспокойно шарит взглядом где-то у ног, избегая твоего лица, и его
чувства, всегда набриолиненные, аккуратно расчесанные и безмятежные, встают
дыбом, точно шерсть на спине кошки, столкнувшейся с врагом... это его
мгновенное... никому не показываемое выражение, когда он наедине с самим
собой... Я проделал все это вчера утром перед уходом, и теперь он бы уж ни
за что не ускользнул от моего внимания, даже если бы мы ехали на эскалаторе
в разные стороны. Этот метод придуман мной, и другие агенты очень высоко
оценили его, и теперь им пользуюсь уже не я один. Шеф в счет не идет. Для
него вообще любая инициатива, только потому, что это инициатива, выглядит
нелепицей.
требуется для этого как минимум два часа. Разделив с портретом воображаемую
трапезу, нужно, став начальником, приказывать ему, став товарищем,
выслушивать жалобы, став подчиненным, получать от него выговор; если это
женщина, попытаться лечь с ней в постель, если это мужчина, попытаться
самому превратиться в женщину и предложить ему себя. Но в отношении его я
еще подобный метод не использовал. И скорее не из-за пренебрежения к своим
служебным обязанностям, а потому, что в самой заявительнице было нечто
такое, что связывало инициативу, - здесь уж ничего не поделаешь. Гораздо
больше, чем его исчезновение, не давали мне покоя, казались дурно пахнущими
истинные намерения заявительницы. Действительно, я и теперь далеко не
Лондон Джек
Круз Андрей
Громыко Ольга
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Суворов Виктор