вентилятор (наверно, испортился), отверстие затянули металлической сеткой от
насекомых. Стоило ему только представить себе, как он будет подсматривать, и
глаза начинали гореть от вожделения.
упражнения два раза - примерно в пять и в восемь часов. После чего идет в
уборную - чаще это происходит в восемь часов. Это было для него очень
неудобно. Обычно родители в это время дома, и незаметно выйти во двор
трудно. Вот если бы в пять часов: отец еще не возвращается со службы, и
матери тоже часто не бывает в это время дома - она ходит за продуктами для
ужина. Для решительных действий самое время. Правда, еще светло и есть
опасность, что учительница может увидеть его, но тут-то и поможет перископ.
Наблюдая за улицей, он научился уверенно им пользоваться. Желание
осуществить задуманное и заняться подсматриванием за учительницей всеми
цветами радуги закрасило его нерешительность.
измыслил какие-то невероятные предлоги, чтобы задержать выход матери из
дому. Примерно в четыре часа сорок минут упражнения закончились и вот-вот
должна была начаться та самая мелодия - тогда он наконец отпустил мать. А
сам, прижав к боку перископ, надел спортивные туфли с ободранными носами и,
крадучись, выскользнул во двор. Вопреки его предположениям с этой стороны
забора и перископ не мог ему помочь. Ну что ж, ничего не поделаешь, да к
тому же, если подсматривать с этой стороны забора, скорее поймают. Нужно
перебраться через него - там даже меньше опасности, что его заметят, подумал
он. Поскольку он не собирается оповещать учительницу, что подсматривает...
то, если она и обнаружит, что за ней подсматривают, а он сделает вид, будто
не замечает, что она это обнаружила... между подсматривающим и
подсматриваемой, смутно надеялся он; установится некая близость. Ему даже в
голову не могло прийти, какого осуждения достойно подсматривание -
невысказанное, тайное признание любви.
чем в его дворе. Между забором и домом не было и полуметра, и сюда, видимо,
редко кто забредал - земля была покрыта густым слоем серебристого мха. Боком
он протиснулся в узкую щель между уборной и забором. Ему повезло. Дверца у
пола уборной была сантиметров на пять приоткрыта. Перископ, естественно,
нужно будет держать в горизонтальном положении. Перехватило дыхание, сжало
грудь. Привалившись к забору, он закрыл глаза. Наконец, передохнув, выбрал
место и пристроил перископ. Первое, что он увидел, - фаянсовый унитаз.
Унитаз был не белый, как он предполагал, а светло-голубой. На полу был
постелен белый коврик и стояли выкрашенные серебряной краской резиновые
сандалии. Как он ни изменял положение зеркал, обзор передвигался лишь вправо
и влево, а то, что было нужно, в поле зрения не попадало. Успокойся, говорил
он себе, перископ находится в горизонтальном положении и, чтобы смотреть
вверх и вниз, нужно повернуть трубку. Стена была фанерная, выкрашенная под
дерево.
бесконечно. Он весь горел, дыхание вырывалось из горла, как из флейты. У
него было ощущение, что раскрылась черепная коробка и из нее, как пробка из
бутылки, выскочили глаза. Мать вот-вот вернется. Доносившиеся до него
торжественные звуки вызывали дрожь во всем теле, как при нервном
заболевании. Он еле сдерживал себя, чтобы не ворваться в дом и не разбить
вдребезги пианино.
последний... D. уговаривал себя; не нужно питать такие уж большие надежды,
было бы слишком нахально надеяться, что с первого раза все удастся. Но и
терять надежду тоже не хотелось. D. дрожал. Он тяжело дышал - воздуха не
хватало. Широко раскрыв рот, он, как насосом, втягивал воздух.
всем расскажу.
чтобы повернуть голову и определить, откуда идет голос. Он еле дышал,
дыхание его напоминало гаснущие на лету искорки, которые разбрасывает тонкая
курительная палочка.
угрожающие, а, наоборот, спасительные нотки. - Ну, вставай быстрей... -
Голос доносится, кажется, из уборной. Но никого не видно. Откуда, каким
образом она меня видит? - Не забудь свой чудной прибор. Иди к парадному.
Дверь не заперта. - Она еще собирается в уборную или уже сейчас там сидит?
Плохо приладил перископ. - Вижу, что собираешься делать. Убежишь, хуже
будет. Не мешкай, иди к парадному...
предположим, что убежит, но это же ничего не даст. Если понимать ее
предостережение - убежишь, хуже будет - в том смысле, что, если он не
убежит, она ничего не расскажет в школе и родителям, то, какое бы наказание
его не ожидало, лучше всего получить его здесь. D. покорно, прижав к груди
ненужный теперь перископ, обогнул дом и направился к парадному. Дверь,
прежде напоминавшая ему податливую живую плоть, превратилась в
железобетонную.
что при одном взгляде на него тело начинало зудеть. На полу расстелен
зеленый ковер. Как только он притворил за собой дверь, распахнулась дверь в
глубине комнаты, и вошла учительница. Ей вдогонку несся шум воды. Видимо,
она шла прямо из уборной. С шумом спускаемой воды в сознании D.
ассоциировался ее белый зад, примостившийся на унитазе. Он не мог заставить
себя поднять голову - его охватило чувство неловкости, будто он и в самом
деле видит перед собой ее зад.
поступил, но это же так нечистоплотно - просто противно. Я понимаю, что тебе
стыдно, но мне, учительнице, еще более стыдно. Самому стыдно, и меня тоже
заставил пережить стыд. Что мне с тобой делать? Отпущу я тебя сейчас, а ты
скова повторишь то же самое...
испытал примерно то же самое, что заставил испытать меня.
были последние аккорды той самой мелодии. Но в отличие от тех, которые он
слышал через стену, несравненно более торжественные. Казалось, напряженное
полотнище флага трепетно бьется на ветру. D. все сильнее ощущал
непристойность своего поступка, свою ничтожность и в конце концов не смог
сдержать слез.
перестала играть и встала. - А теперь быстро раздевайся. Я выйду.
из комнаты, какое-то время стоял неподвижно, ничего не соображая.
прекрасно вижу через замочную скважину. Если ты в самом деле осудил свой
поступок, то должен сделать это.
такой же позор - так что возражать не имеешь теперь никакого права.
матери?
куда-то вниз и внутри образовалась пустота. Дело не в том, что ему было так
уж неприятно раздеться догола. Ему даже казалось, что в этом у них как будто
достигнуто взаимопонимание. Но он не чувствовал в себе необходимой
решимости. Раздевшись, он невольно возбудится. Но как отнесется к этому
учительница? Трудно предсказать. Она, несомненно, разозлится и уж на этот
раз не спустит ему. А может быть, просто расхохочется, держась за живот. И
то и другое плохо. Но может быть, ему удастся взять себя в руки и умерить
свое возбуждение? Нет, ничего не выйдет. Стоило ему только представить себя
обнаженным, и он сразу же возбуждался. А от ее смеха возбудится, конечно,
еще сильнее.
куртку, стащил рубаху, спустил штаны и остался голым. Но учительница никак
не реагировала. За дверью была полная тишина. Не просто не доносилось ни
звука - материализовавшаяся тишина присела на корточки. Ее взгляд черным
лучом пронзил его через замочную скважину. Все стало одноцветным, в глазах у
него потемнело. Он стиснул колени, обхватил голову руками, готовый
расплакаться. Но слез не было. Внутри у него вдруг все стало сухим, как
песчаное побережье под утро.
бесстрастен. Он кивнул. Он действительно все понял. Он постиг все гораздо
глубже, чем подтвердил своим кивком, и даже гораздо глубже, чем казалось ему
самому. - Теперь можешь идти.
которую изнутри можно было открыть и без ключа.