снова явились обе насмешницы, хотя теперь в их лицах было меньше издевки; а
между ними я увидел невиданно прекрасную молодую женщину в зеленых одеждах.
"Вот, - сказали они, - та, о ком мы тебе говорили, она будет властвовать
твоим сердцем, и ради нее тебе придется выказать всю свою доблесть". Я
ничего не ответил, но, забыв об обидах, весь погрузился в отрадное
созерцание, говоря про себя:
перед которым отступит тот, кому дано заслужить ее милость".
моими глазами; я понял, что это та самая дева, которая в отрочестве явилась
мне в грезах при въезде в город и, поцеловав, радостно позвала за собой. И
хотя Феб с тех пор шесть раз прошел через двенадцать небесных знаков,
правдивое воображение прояснило в затуманенной памяти виденные черты, и они
совпали с чертами той, кого я сейчас созерцал. Обрадованный, я с каждым
мигом преисполнялся восхищенья все больше и больше, пока оно наконец не
пересилило сна, вместе с которым исчезли образы обеих насмешниц и той, на
кого мне было так отрадно взирать. Бдительный кочет пением уже оповестил о
наступлении дня, когда я, расставшись со сном, вознес к небу мольбу о том,
чтобы увиденное обернулось правдой; затем, питая твердую надежду на удачу, я
отправился обходить все места, где собираются прекрасные девы и жены, чтобы
найти ту, что предстала мне в снах; утрату прежней любви я переносил теперь
с меньшей скорбью. Шестнадцать раз предстала полной и столько же раз
двурогой Фебея, прежде чем я отыскал среди многих красавиц ту, чей образ
лелеял. Но высший промысел все в мире устраивает целесообразно: в ту пору,
когда солнце перешло за середину созвездья Овна; в тот день недели, на заре
которого Сатурн, гонимый сыном, стал править в Лациуме; в тот час, когда Феб
миновал первую треть неба, я вошел в храм, носящий имя того, кто, желая
сподобиться царства бессмертных, всем телом принял страдание, которому Муций
Сцевола перед Порсенной подверг лишь одну свою руку. Внимая хвалам, возноси-
мым Юпитеру за посрамление Дита (их пели жрецы, подражавшие бедностью Кодру
и давшие обет удовлетворять одни простейшие нужды, отвергая все лишнее), я
увидел вас, красивейшую во вселенной, в темных одеждах, и мое сердце, почти
забывшее о том, что я вам рассказал, но еще не забившееся ради другой,
внезапно затрепетало. Не сразу я понял, что со мной происходит, и, глядя на
вас, попытался вспомнить, видел ли я вас прежде, но из-за цвета одежды от
меня ускользало время и место. Однако ваш благородный облик, властвуя над
моей душой, уже зажег меня пламенем, которым я с тех пор горю и не перестану
гореть. Весь тот день я напрасно утруждал свою память, и все было бы тщетно,
если бы я не пришел в тот же храм на другой день по случаю праздника; там,
как вы помните, я увидел вас в тончайших зеленых одеждах, в блеске золота и
драгоценных камней, прекрасную от природы и благодаря убранству. Как только
зеленое платье предстало моим глазам, мой разум, который все время был
начеку, тотчас узнал вас; и я с уверенностью сказал: "Это та самая, что в
моем отрочестве и недавно явилась мне в снах, это она с радостным ликом
приветливо возвестила мне скорое вступление в город, это она будет
властвовать над моим сердцем и, как обещано, будет моей госпожой". С того
часа я предался вам всей душой и открыл вам свое сердце, которое перед тем
поклялся замкнуть навеки; приняв вас в него, я до конца дней буду хранить в
нем ваш прекрасный облик и за вашу красоту буду вас как единственную госпожу
чтить, любить и ценить превыше всякой другой. Итак, если вы обдумаете все,
что я увидел, а вы услышали от меня, если вы вспомните, как я на вас взирал,
вы убедитесь, что суждены мне самим небом и должны быть моей по долгу любви.
Поэтому, всей душой принадлежа вам, я молю вас, будьте моей, иначе разом
погибнет и моя жизнь, и ваше доброе имя".
признакам убедилась в силе его любви. Но пока я, видя в его правой руке нож,
готовый миловать и казнить по моему приговору, раздумывала, как мне быть,
ибо жалость влекла меня в одну сторону, а веление супружеского долга в
другую, Венера, пособница влюбленных, явилась и, разлив в комнате яркий
свет, невнятным шепотом стала мне угрожать. И наконец, видя, что мои
колебания затянулись, грозным голосом возгласила: "О дева, даруй жизнь моему
рыцарю, если не хочешь навлечь на себя гнев богов". И с этими словами
исчезла, а я, пронзенная огненным лучом, загорелась любовью к юноше. Но и
тут я все еще колебалась, обнаружить ли то, что внезапно ощутила в душе,
созерцая его обнаженного и прекрасного при слабом свете, проникавшем через
тонкий полог, и про себя твердила: "Что, что удерживает тебя? Приди же к
нему, обвей томными руками его нежную шею". А он тем временем ждал моего
ответа и наконец, видя, что я молчу, вопросил: "Каков твой приговор, о
госпожа? Пронзит ли мою грудь холодное острие или согреют твои объятья?"
ложа. Выхватив у него проворной рукой острый нож, я обняла его, много раз
поцеловала и заключила:
красоты. Я навеки твоя, как тебе предрекли сны; едва ли мне надо просить,
чтобы и ты был навеки моим, но если надо, то вот я тебя прошу быть моим
отныне и навсегда".
И тогда я, больше не колеблясь, удостоила его желанной награды; с тех пор он
мой и пребудет моим всегда, послушный мне и моим наставленьям. Так я стала
служить Венере, а видя, как она печется о своих подданных, я с еще большим
усердием чту ее как мою богиню; и тем ревностнее, чем дольше не решалась ей
покориться. А, для того чтобы угодить Калеону, который называет меня
Фьяметтой, и в память о том, что до пашей любви он увидел меня в зеленых
одеждах, я с радостью одеваюсь только в зеленое; и еще в память начала нашей
любви и в вечную честь богини я радостно посещаю ее храмы.
XXXVI