Чтение 24–й страницы книги ~Жюльетта~

По правде говоря, мне предстояло суровое обучение, и первые, порой
болезненные шаги должны были довершить разложение моей нравственности, но
чтобы не оскорблять ваши чувства, дорогие читатели, я воздержусь от описания
подробностей, потому что я совершала поступки, которые наверняка превосходят
по своей чудовищной порочности все, чем вы занимаетесь каждодневно.
- Признаться, мадам, я никак не могу до конца поверить в это, -
вмешался маркиз. - Зная все, на что вы способны, я заявляю, что просто
ошарашен тем, что вы, пусть даже на один миг, позволили себе так
растеряться. Ваши поступки и ваше поведение...
- Простите меня, - сказала графиня де Лорсанж, - но это всего лишь
результат испорченности, которую обнаруживают оба пола...
- Хорошо, продолжайте, мадам, продолжайте.
- ...потому что Дювержье в равной степени умела угождать прихотям и
мужчин и женщин.
- Надеюсь, - заметил маркиз, - вы не собираетесь лишить нас
подробностей, которые, как бы ни были они эксцентричны и причудливы, еще
больше развлекут нас? Мы знакомы практически со всеми экстравагантностями,
присущими нашему полу, и вы доставите нам удовольствие, поведав о тех,
которым предаются женщины.
- Ну хорошо, будь по-вашему, - согласилась графиня. - Я постараюсь
описать только самые необычные оргии и, чтобы не впадать в однообразие,
пропущу те, что кажутся мне чересчур банальными.
- Чудесно, - заявил маркиз, демонстрируя собравшимся свой уже набухший
от вожделения орган, - только не забывайте, как действуют на нас подобные
рассказы. Взгляните, до чего довело меня даже ваше предисловие.
- Хорошо, мой друг, - сказала очаровательная графиня, - разве я не вся
в вашем распоряжении? И я получу двойное удовольствие от своих мучительных
воспоминаний. А раз самоутверждение так много значит для женщины, позвольте
предположить, что если речи мои служат причиной такого повышения
температуры, то и моя скромная персона также имеет к этому какое-то
отношение.
- Вы совершенно правы, и я готов доказать вам это сию же минуту, -
сказал маркиз. Он и в самом деле был возбужден до крайности и увел Жюльетту
в соседнюю комнату, где они оставались достаточно долго, чтобы вдоволь
вкусить все самые сладкие радости необузданного порока.
- Со своей стороны, - сказал шевалье, оставшийся после их ухода наедине
с Жюстиной, - я должен признать, что пока еще не готов сбросить балласт. Но
неважно, поди сюда, дитя мое, стань на колени и пососи меня только будь
добра сначала показать мне твой задик, потому что твои передние прелести
интересуют меня меньше. Вот так, очень хорошо, - добавил он, разглядывая
Жюстину, которая была достаточно обучена такого рода вещам и умела, хотя и
не без неудовольствия и раскаяния, возбудить мужчин. - Да, да, очень хорошо,
милочка.
И шевалье, чувствуя себя на седьмом небе от неописуемого удовольствия,
был уже близок к тому, чтобы отдаться изысканно-сладостным ощущениям
вызванного таким путем оргазма, когда вернувшийся вместе с Жюльеттой маркиз
начал умолять ее вновь разматывать нить своих воспоминаний, и его приятелю
пришлось подавить в себе стремительно приближавшийся пароксизм страсти.
Когда присутствующие успокоились, и все внимание вновь обратилось на
мадам де Лорсанж, она продолжила свою историю и рассказала следующее.
В доме мадам Дювержье жили шестеро женщин, но одним мановением руки она
могла вызвать на подмогу еще сотни три два подтянутых лакея почти
двухметрового роста с гигантскими, как у Геркулеса, членами и два юных грума
{Молодой слуга.}, четырнадцати и пятнадцати лет, оба неземной красоты, были
всегда к услугам развратников, которые любили смешение полов или
предпочитали античные гомосексуальные забавы женскому обществу. На тот
случай, если этого ограниченного мужского контингента окажется недостаточно,
Дювержье могла усилить его за счет резерва из более чем восьмидесяти
человек, которые жили вне заведения и которые, в любой час дня и ночи, были
готовы предоставить себя в полное распоряжение клиентов.
Дом мадам Дювержье был хитроумно устроенным и уютным местом. Он
располагался во внутреннем дворе, был окружен садом и имел два выхода с
каждой стороны, так что свидания проходили в условиях абсолютной
секретности, которую не могла бы обеспечить никакая иная планировка. Внутри
дома обстановка отличалась изысканностью, будуары навевали сладострастие,
повар был мастером своего дела, вина были высшего качества, а девочки
очаровательны. Естественно, пользование этими выдающимися преимуществами
было сопряжено с расходами. Ничто в Париже не стоило так дорого, как ночной
раут в этом восхитительном месте: Дювержье никогда не требовала меньше
десяти луидоров за самое элементарное рандеву "тет-а-тет". Не имея никаких
моральных и религиозных принципов, пользуясь неизменным и могучим
покровительством полиции, первая сводница самых высокопоставленных лиц
королевства, мадам Дювержье, которая ничего и никого не боялась в этом мире,
была законодательницей мод в своей области: она делала невероятные открытия,
специализировалась на таких вещах, на которые до сих пор никто из ее
профессии не осмеливался и которые заставили бы содрогнуться саму Природу,
не говоря уже о человечестве.
В течение шести недель подряд эта ловкая мошенница сумела продать мою
девственность более, чем пятидесяти покупателям, и каждый вечер, используя
помаду, во многом напоминавшую мазь мадам Дельбены, она тщательно стирала
следы разрушений, причиненных мне безжалостной и безудержной страстью тех, в
чьи руки отдавала меня ее жадность. А поскольку у всех, без исключения,
любителей первых роз была тяжелая рука и бычий темперамент под стать
соответствующей величины члену, я избавлю вас от многих тягостных
подробностей и расскажу лишь о герцоге де Стерне, чья эксцентричная мания
даже мне показалась необычной.
Требовательная похоть этого либертена откликалась лишь на самые
нищенские одежды, и я пришла к нему, одетая как бездомная уличная девчонка.
Пройдя многочисленные роскошные апартаменты, я оказалась в увешанной
зеркалами комнате, где меня ожидал герцог вместе со своим камердинером,
высоким юношей лет восемнадцати с красивым и удивительно интересным лицом. Я
вошла в роль, которую мне предстояло сыграть, и удачно ответила на все
вопросы этой грязной скотины. Я стояла перед ним, а он восседал на диване и
поглаживал член своего лакея. Потом герцог заговорил со мной.
- Правда ли, что ты находишься в самом плачевном положении и что пришла
сюда с единственной целью и надеждой заработать кое-что, чтобы хоть как-то
свести концы с концами?
- Да, господин, как правда и то, что уже три дня ни я, ни моя матушка
ничего не ели.
- Ого! Это еще лучше! - сказал герцог и положил руку своего прислужника
на свои чресла. - Это очень важно. Я безмерно рад, что твои дела обстоят
именно так. Значит, тебя продает твоя мать?
- Увы, да.
- Великолепно! Гм... а у тебя есть сестры?
- Одна, мой господин.
- Как же получилось, что она не пришла с тобой?
- Она ушла из дома, ее выгнала нищета, и мы не знаем, что с ней стало,
- Ах, ты, лопни мои глаза! Ее же надо отыскать! Как ты думаешь, где она
может быть? Кстати, сколько ей лет?
- Тринадцать.
- Тринадцать! Потрясающе, потрясающе! Какого же черта, зная мои вкусы -
а они, клянусь Богом, должны их знать! - какого же дьявола они скрывают от
меня такое чудное создание?
- Но никто не знает, где она, мой господин.
- Тринадцать лет! Потрясающе! Ну ладно, я ее разыщу. В любом случае я
найду ее. А ну-ка, Любен, сними с нее одежду и приступим к проверке.
Пока выполнялся его приказ, герцог, продолжая дело, начатое его
ганимедом, {Молодой наперсник, помощник.} с довольным видом яростно трепал
темный дряблый орган, настолько крохотный, что его почти не было видно.
Когда я обнажилась, Любен осмотрел меня с величайшим вниманием, - потом
доложил хозяину, что все в самом отменном состоянии.
- Покажи другую сторону, - приказал герцог. И Любен, положив меня на
кушетку, раздвинул мне ноги не знаю, действительно ли он убедился в
отсутствии признаков предыдущего вторжения или удовлетворился искусным
камуфляжем, но, как бы то ни было, Любен уверил герцога, что и в этой части
тела нет никаких подозрительных повреждений.
- А с другой стороны? - пробормотал Стерн, раздвигая мои ягодицы и
пальцем ощупывая задний проход.
- Нет, господин мой, ничего подозрительного.
- Хорошо, - удовлетворился распутный аристократ, приподнимая меня и
усаживая себе на колени, - но видишь ли, дитя мое, я не способен сделать это
дело самостоятельно. Пощупай эту штуку. Мягкая, да? Как тряпка, не правда
ли? Будь ты самой что ни на есть настоящей Венерой, ты не смогла бы сделать
его тверже. А теперь полюбуйся этим великолепным орудием, - продолжал он,
заставив меня взять в руки внушительный член своего камердинера. - Этот не
сравнимый ни с чем орган лишит тебя невинности гораздо лучше, чем мой. Ты не
против? Тогда прими позу, а я буду тебе помогать. Хоть я и не в силах сам
сделать что-нибудь путное, я обожаю наблюдать, как это делают другие.
- Ах, господин мой! - сказала я, испугавшись необычайных размеров
маячившего передо мной члена. - Это чудовище разорвет меня на куски, я не
смогу его выдержать!
Я попыталась вырваться, скрыться куда-нибудь, но герцог де Стерн и
слышать не хотел об этом.
- Давай не балуйся, никаких кошек-мышек! В маленьких девочках я люблю
послушание, те же, у кого его недостает, теряют мое доброе расположение...
Подойди ближе. Но сначала я хочу, чтобы ты поцеловала зад моему Любеку.
И, повернув его ко мне, добавил:
- Красивый зад, не так ли? Тогда целуй!
Я повиновалась.
- А как насчет того, чтобы поцеловать этот источник наслаждений,