пришлось пристрелить. К новому коню, какому-то случайному, неизвестно от
какого хозяина, безымянному хилому "воронку" (не с шахтерской ли коногонки?)
Леонтий еще не приноровился, одно хорошо - жеребец вел себя смирно. Даже имя
ему не стал давать - временное животное. Когда входили в воду, Леонтий думал
об одном: только б "доходяга" держался на воде, иначе труба дело.
плыл рядом, держась за седло, подгребая свободной рукой. Но на самой
середине реки конь также смирно, лишь тихо захрапев, пошел ко дну. Леонтий
успел отцепить от седла мешок с личным инструментом, однако с этой тяжестью
тоже пошел вслед за конем. Благо все это происходило возле плота, и Леонтия,
изловчившись, ухватил за гимнастерку лейтенант: "Левко, ты чего там потерял?
Там добра нема, залазь до нас..."
Наутро, изучив местность, лейтенант приказал валить лес, рубить сучья и
скатывать бревна к воде, к мосту. До этого определил дозоры. Один пост
поставил в лесополосе, которая закрывала берег со стороны бесконечного поля.
Здесь местность хорошо просматривалась.
грунтовая дорога, расходившаяся оттуда двумя ветками: одна дальше вдоль
реки, скрываясь за следующим участком лесопосадки, другая, под прямым углом
от первой, ныряла в низину за холмы. Если немцы подойдут с какой-либо
стороны незаметно, - что вполне возможно из-за рельефа местности, - то
саперов перестреляют как куропаток.
только без шума. Чтобы мы успели выдвинуться к холмам и там встретить.
Фрицам ни мост, ни наше саперное хозяйство, - он кивнул на бойцов,
готовящихся к работе, - видеть никак нельзя. Мы ведь с горки как на ладони,
с двух "шмайсеров" покосить можно. Да и, главное, мост потом спокойно
доломают ... А вот если сами их сверху шугнем, подумают, что мы либо
авангард, либо сильная разведка, связываться не станут и больше не сунуться,
пуганые: все-таки мы наступаем, а не они. Конкретно: увидишь фрицев, - тикай
сюда!..
лопатой, получился хороший окоп с бруствером. Причем, учитывая, что кругом
такие же воронки, издалека его укрепление вряд ли можно определить как
рукотворное. Устроился спиной к холмам, за которыми мост, лицом - к дороге.
Все ничего, только брюки да гимнастерка сыроваты. Мешает нагрудный карман, -
это разбухли, намокнув, письма от жены и семейные фотографии, которые он
всегда носил у сердца. Леонтий вынул влажный брикет из кармана. Выпала
фотография, присланная в последнем письме. Семья почти в полном составе,
только без него, хозяина, - жена Ульяна и дети: Ананий, Василий, Варвара.
Подсушить бы, - с сожалением подумал, и уложил фотографии обратно...
чужие края, а так же все почти, как дома. Иногда прямо чудится: не сон ли
все то, что происходит? Вот и сейчас, даже земля цветом и запахом - как в
Узбекистане. Черноты, а значит плодородия, маловато, не то, что на
Воронежских просторах... Эх, Господи, все перепуталось. Который год война.
Ладно, - германцы, здесь все понятно, а сами-то чего?..
хохлы, наполовину кацапы) коллективизация. По улицам ходили счастливые
активисты в чужих сапогах и кожухах: "Кто был никем, тот станет всем!" -
бывшая голытьба да пьянь "рассчитывалась" с зажиточными земляками-трудягами.
Отца, сельского мельника, "раскулачили", но не выслали, - оставили работать
на теперь уже колхозной мельнице. Мельница - считай завод, там одним
"маузером" работу не обеспечишь, мозги да руки нужны. Большой дом, правда,
отобрали в пользу одной малоимущей семьи, зато другой, поменьше, оставили, -
сыновья с семьями, да дочка малая, народу много, где-то жить нужно. Кстати,
отобранный отчий дом со временем пришел в разоренье: дырявая крыша, поросший
сорняком двор, некормленая скотина... В конце концов, его сжег вместе с
собой новый пьяный хозяин, старый сельский "невдаха".
до поры. Политика такая идет: ликвидация кулачества как класса. Ждем
указаний. Тем более, за тобой грешок еще с продразверстки". Намекал на
случай с губернским уполномоченным, которого Сергей, ветеран германского
фронта, не желая отдавать хлеб нового урожая, буквально насадил на вилы:
"Вот так нас учили немцев бить!.." Продразверстник остался в живых, его спас
толстый казенный кожух да ремень с медной бляхой. Рядом шли бои - белые
сменяли красных, следом заходили казаки... - и Сергеем никто в суматохе
заниматься не стал. Красный обоз с отнятым у сельчан продовольствием ушел
дальше, но случай запомнился. В соседних селах некоторых "раскулаченных",
вместе с семьями, уже ссылали в Сибирь. Сергей, не желая подвергать близких
опасности, расселил сыновьев по хатам на разных концах деревни, потихоньку
продал дом, отбыл из села вместе с дочкой (жены на тот момент уже не было в
живых). Уезжая, сыновьям сказал: "Найду волю, - дам знать. Авось пока вас не
тронут".
нарезали небольшие участки по окраинам под огороды. Актив уверял: насчет
хлеба, картошки, овощей не беспокойтесь, что вырастим - то наше. На том
колхозники и успокоились, высадив на личных огородах бахчу да огурцы.
дом. Огород ему достался на окраине села, пнистый клин у перелеска.
Выкорчевал сосновые корневища, распахал землю и посеял... пшеницу. "Глупый
ты, Левко, - посмеивались земляки, - на одном хлебе следующий год жить
собрался? А как же насчет солененьких огурчиков на закусь? У нас покупать
будешь?"
Остались колхозники с "гарбузами" да тыквой на всю зиму - живи, как хочешь.
С огорода намолотил Леонтий два мешка муки, они и спасли молодую семью - он
да жена - от настоящего лютого голода, который довелось пережить черноземной
губернии в тот черногод. Таким и жил Леонтий всю свою жизнь: своим умом, не
веря ни в посулы, ни в манну небесную, - сказалась отцовская
"самостоятельская" жилка.
работники к людям в сельской местности: ремонтировал, строил - мастером был
на все руки. Присматривался к обстановке, к природе, к людям. Оценив все
вокруг, получал деньги за работу, быстро снимался с места, ехал дальше.
Иногда посылал весточку детям: дескать, мы с вашей сестренкой живы, здоровы,
чего и вам желаем. Наконец пришло от него обстоятельное письмо из-под
Ташкента: так и так, устроился, колхоз добротный, люди такие же - русские да
хохлы, никто никого не раскулачивает и не выселяет, построил дом,
приезжайте, - семья должна быть вместе.
понятное. А что там в басурманских краях - неведомо.
год едва сводил концы с концами, отдавая по плану урожай государству; стало
быть - полнейшее истощение, запасов никаких. В мае родился сын Василий.
Засушливое лето. Опять маячила впереди несытная зима. И точно: принес
Леонтий осенью зерно, выданное на трудодни, - мешок в нагрудном фартуке.
Вышел на середину двора: "Цып-цып-цып!.." - наклевалась-наелась домашняя
птица. Стало окончательно понятно, что это оказался не просто засушливый, а
по-настоящему голодный год. Отряхнул фартук и сказал решительно: "Все,
Ульяна, едемо до батьки!.."
держась на ногах от недоедания, опять стали искать ведьм, виноватых во всех
напастях (а так же потомков нечистой контрреволюционной силы, а также ей
сочувствующих), Леонтий и Ульяна, взяв детей и несколько узлов, - сколько
уместилось на бричку, - выехали в сторону вокзала. За околицей остановились,
обернулись к селу. Перекрестились, поклонились своему новому дому, в котором
так и не удалось толком пожить, заплакали, да так плача и двинулись дальше.
Скоро сообща отстроили добротные дома, не хуже, чем вокруг. А жили здесь
хорошо, потому как собрались в основе своей такие же люди, как Сергей и его
сыновья да снохи, со всей России, оттуда, где они вдруг стали изгоями. Жили
вокруг узбеки, татары, позже появились целые поселения депортированных с
Дальнего Востока корейцев.
"смешанные" браки. И все же это был кусочек России: те же проселочные улицы,
те же плетни, завалинки, девчата и хлопцы, гармони и хороводы, пруды и
речки, вишневые и яблоневые сады... Народились новые дети, для которых эта
узбекская благодатная земля стала не "второй", а настоящей Родиной. Через
несколько лет, окончательно укоренившись, обустроившись, пришлые славяне
уверовали: это и есть их доля и воля, так тому и быть.
ему опять довелось побывать на родине, в России, освобождая ее от коричневой
нечисти, - проехать по ней, пройти, проползти... И вот сейчас он лежит на
западных рубежах этой дорогой земли, любуясь красотами природы, вдыхая
родные запахи, слушая знакомые звуки...
душе полегчало. Значит, будем дома. Скоро ли?.. Уже не так важно. Главное -
выжить.
вынырнули два мотоцикла с колясками. Остановились на значительном отдалении
друг от друга, сразу же заглушили двигатели. Экипажи, - по два немца, -
помахали друг другу руками, пожестикулировали, рты на замках. Двинулись, с
автоматами наперевес, в сторону гряды холмов, за которыми - мост, где уже
вовсю работали (отчетливо слышался стук топоров и "вжики" пил) саперы.
Корнев Павел
Лондон Джек
Володихин Дмитрий
Белов Вольф
Курылев Олег
Шилова Юлия