read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



фельдшеру, - вызвать еще кого-нибудь. Неужели у вас всего три санитара?
Профессор Салищев вышел от начальника тюрьмы минут через сорок и,
проходя по тюремному двору в больницу, между двух огромных березовых
поленниц увидел Бурденко. Студент колол дрова - сперва повдоль, потом
пополам.
- Это зачем?
- Так будет скорее, - сказал Бурденко.
Профессор не спросил, что будет "так скорее".
- А, ну-ну, - только и сказал профессор. И уже от дверей крикнул: - Но
вы, Нилыч, мне будете сейчас нужны!
Бурденко растопил котел и пошел в операционную, которая была уже
освобождена.
- Лучше всего, - сказал он профессору, - если сразу после осмотра, кого
можно, тут же купать. А то видно, что есть вшивые. Сильно чешутся. Но
нужно белье...
- Белье у нас только для первоприбывших. У нас мало белья, - запричитал
Орешек. - Ведь требуется по-настоящему рубашка нательная и кальсоны. А у
нас не то чтобы...
- Ну, ладно, довольно плакать и рыдать, - оборвал фельдшера студент
Бурденко. - Давайте сколько у вас есть белья сейчас. А грязное немедленно
в стирку. Где у вас эта женщина, кажется, Пелагея?
- Хорошо, - покорно согласился Орешек. - Я скажу, чтобы выдали белье. А
Пелагея только завтра будет...
- А нельзя ее вызвать сегодня? Дядя Вася вон сходит за ней, - кивнул
Бурденко на усатого санитара, все еще сидевшего у дверей, но вроде уже не
так уверенно.
- Можно, пожалуй, и сегодня вызвать, - опять согласился Орешек.
Профессор начал осмотр. Над некоторыми больными он склонялся. Но
большинство, оказалось, может вставать. Большинство пожелало искупаться
под горячим душем. И многие заметно повеселели.
- Удивительный народишко, - надел шапку санитар, чтобы пойти за
Пелагеей. - Ведь сейчас вроде того что помирали. И, гляди, как вдруг
зашевелились.
Только один арестант, густо-коричневый от врожденного, должно быть,
загара, высокий, тощий, с ястребиным носом, продолжал очень громко
стонать.
- На что жалуетесь, голубчик? - подошел к нему профессор.
- Карыть пали качуча. Карыть пали, - простонал арестант, вставая, и на
ногах у него загремели кандалы. - Качуча...
- Это татарин. Он вчера к нам поступил, - сказал Орешек. - Можно
позвать переводчика. У нас тут есть некто в первом корпусе. Сейчас, -
заторопился он.
Привели татарина-арестанта, по доброй воле выступающего изредка в
качестве переводчика. Он был одет в такие же, как у всех арестантов,
грубой выделки холщовые штаны и рубаху, и в такую же длинную, из очень
шершавой шерсти куртку, но непривлекательная эта одежда выглядела на нем
почти щеголевато, точно хороший портной специально пригонял ее ему по
кости. И круглую, без козырька, как у всех арестантов, тряпичную шапку он
носил чуть набекрень, что придавало ему уже совсем франтоватый вид.
- Который? - спросил он, входя и уже зная, зачем его вызвали. - Какой
вопрос?
- Надо спросить его, на что он жалуется?
Переводчик отвел своего "клиента" к зарешеченному окну, как бы желая
его получше рассмотреть, поговорил с ним минуты три и сделал заключение:
- Он сам из Кавказ. Зарезал своего жену. Он не владеет татарского
языка. Он хорошо говорит только по русскому языку.
- Что же он говорит?
- Он говорит, что у него очень болит гырудь, самое сердце. И еще он
хочет попить очень немножко чай. Это как? Не просто чай, а байховый чай.
- А какава не хотишь?
Этот вопрос раздался из-под груды тряпья в углу, где лежал, можно было
подумать, мертвый. Из-под тряпья показалась стариковская, наполовину
обритая голова с заблестевшими, почти стеклянными глазами, устремленными
на человека, зарезавшего свою жену и сейчас желавшего попить чаю. И не
просто чаю, а байхового.
Это развеселило почти всех больных.
Впрочем, после осмотра и купания оказалось, что усатый санитар дядя
Вася был прав: не так уж много подлинно больных среди арестантов. Больше,
однако, людей, истомленных тюрьмой и хотевших, чтобы на них "обратили
внимание", как выражался дядя Вася. Но были, однако, и тяжелобольные.
В операционной зажгли электрические лампы. Не во многих домах Сибири
тогда горело электричество.
Бурденко был обижен, что в то время, когда он проводил больных через
душ, профессор не только сам делал операции, но и поручил Савичеву и
Семенову под его, профессора, наблюдением вырезать две липомы.
Бурденко не скрывал своей обиды. Он никогда не мог этого скрыть. И
когда Орешек сказал: "Ну вот, белье кончилось. Не знаю, во что будем
теперь обряжать первоприбывших", - Бурденко вдруг почти закричал на него:
- Да будет вам рыдать и плакать!
- Нилыч, подойдите, пожалуйста, ко мне, - позвал профессор, моя после
операции руки под мраморным умывальником. - Что с вами, Нилыч?
- Что, разве я делаю что-нибудь неправильно? - спросил Бурденко.
- Все правильно, - сказал профессор. - Но нестерпимо грубо. Это же
все-таки исполняющий обязанности врача. Вообще я сегодня не узнаю вас.
- ...Мне было трудно объяснить любимому профессору, что этой грубостью
я, может быть, раньше всего взбадривал тогда самого себя, - вспоминал
профессор Бурденко. - Это было тогда у меня что-то вроде защитной формы
против чего-то грозившего мне. Чего точно, я еще не знал. Но я ждал
несчастья и нервничал.



И ВДРУГ ВСЕ РУХНУЛО
- ...Наверно, немало людей всякое сильное событие переживают дважды,
трижды: сперва наяву, затем во сне. А я во сне переживаю все много
драматичнее, - говорил профессор Бурденко. - Так с детства и до старости.
Я одно время даже записывал сны. Хотелось проследить, в какой степени они
отражают действительность. Впрочем, проследить это не так легко. И вообще
все не так просто.
Всю ночь после возвращения из тюремной больницы студенту Бурденко
снилась тюрьма, в которой, собственно, он ведь не был. И больше того, он
увидел во сне самого себя посаженным в тюрьму, как в клетку, окруженную со
всех сторон, снизу доверху, ржавыми чугунными решетками. Сперва он
надеялся расшатать их, согнуть, выломать, высадить плечом. Но ничего не
получалось. Тогда в крайнем возмущении, ослабевший, он стал кричать,
ругаться: ведь его посадили без всякой вины! Неужели человека надо
загонять в тюрьму за то, что он прочел две-три запретных книжки? И,
во-первых, он не знал, что они запретные...
"Врешь, врешь! Зачем же ты врешь? Ты все знал. А теперь, вот видишь,
испугался. А ведь еще когда было говорено, что от сумы да от тюрьмы не
отбрешешься. И загадывать наперед ничего нельзя".
Бурденко удивился, узнав во сне голос дедушки. Это дедушка,
оказывается, вместо того чтобы хлопотать, выручать его, упрекал вдруг. Но
сам не показывался. Голос дедушки звучал откуда-то из-за высокой
бревенчатой стены. И этот голос, наверно, слышали тюремщики, которых,
однако, тоже было не видно.
Видно было издали только женщину, которая бодро шла, постукивая
каблучками по каменным плитам тюремного двора.
Бурденко старался из-за решетки разглядеть эту женщину, как будто
хорошо знакомую. Несмотря на зиму, она была в белой панамке, чуть
надвинутой на глаза, и в длинных, почти по локоть, вязаных перчатках.
Наконец Бурденко узнал: это Кира. Он отвернулся, ушел в самый угол
камеры-клетки. Ему не хотелось сейчас видеть Киру.
И особенно не хотелось, чтобы она видела, в каком он очутился
положении.
Но она приблизилась к нему. Углом глаза он все-таки видел, как она
отогнула край своей панамки, вглядывалась в него. И, немного помедлив, о
чем-то очень быстро заговорила. Бурденко хотел услышать, что же такое она
говорила, но не все ему удалось услышать. Как странно, она, кажется,
говорила по-французски. Бурденко сердился: это она, должно быть, нарочно
говорила по-французски, узнав, что это самое слабое его место -
французский язык. Потом она перешла на русский:
- Кого бы я когда ни целовала, но все равно я навсегда верна вам, хотя
вы нестерпимо грубы.
- Позвольте, позвольте, но мы ведь с вами даже незнакомы, - стараясь не
обижаться, быть деликатным, начал Бурденко. Но его кто-то сзади окликнул.
- Извините, коллега, - это уже наяву произнес огромный детина, студент
четвертого курса, прозванный, может быть, за круглое, почти детское личико
Деткой. - Я был уверен, что вы уже встали, - восьмой час. Ну, ладно, я
сперва зайду к В-ву, потом к вам... Одевайтесь.
Вот свинья, рассердился Бурденко, так и не дал досмотреть сон,
показавшийся уже не таким тяжелым после того, как в нем появилась Кира.
И все-таки после сна остался на душе какой-то неприятный осадок.
Осадок этот не рассосался и после того, как Бурденко встал, умылся,
спустился в нижний этаж за кипятком.
На лестнице, когда он возвращался в свою комнату, его остановил Детка.
- А я уже ищу вас, коллега, - весело сказал этот детина. - Вот что я
хотел показать вам, - протянул он какую-то бумагу.
Бурденко одной рукой держал горячую, очень горячую алюминиевую кружку с



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 [ 24 ] 25 26 27 28 29
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.