Чтение 24–й страницы книги ~Не хочу, чтобы он умирал~

- Если вы - кающийся убийца, - спросил его Скотт, - что же вы теперь
намерены делать, чтобы спасти вашу страну от проклятых англичан?

- Мы решим, что нам делать. А вы патриот, капитан?

- Вряд ли.

- Почему же вы сражаетесь за родину?

- В войне важно, кто из противников прав и кто виноват. Наша сторона
права.

- Разве этого достаточно?

- А чего же вы еще хотите?

- Сердечного трепета, когда думаешь об отчизне.

- Я прожил большую часть моей жизни вдали от нее.

- Тем более!

- Это тюрьма, каменный мешок, воздух там черен от дыма. А народ...

- Ваш народ! Каков же он, ваш народ, капитан?

- Кто его знает... - ответил Скотт. - Я знаю бедуинов, четыре племени
горцев с берегов Красного моря, феллахов Гирги и пастухов-сенуситов куда
лучше, чем англичан.

- Но к кому же влечет вас чувство родства, капитан?

- Ни к кому. Это чувство ушло, оно мертво. Мы, англичане, все стали
друг для друга чужаками, Гамаль. Чувство родства - умерло. Братство -
исчезло бесследно.

- Тогда я все-таки не понимаю, почему вы воюете.

- Я же вам сказал. Потому, что мы правы, а они неправы.

- Но ведь и англичане неправы, разве вы этого не знаете?

- Неправы?

- Послушайте! Неужели я вам должен объяснять, что англичане бывают
всякие - и плохие, и хорошие? Что у каждого из вас в душе тоже идет
борьба, что правители ваши правят, а народ страдает...

Скотт развел руками:

- Человек не может ненавидеть свой народ, Гамаль.

- Не может. Но англичане должны понять, какое зло они приносят другим.
Вы должны понять, что поступаете дурно, и решиться не причинять больше
людям зла. Нация всегда делится на тех, кто прав, и тех, кто неправ.
Обычно прав народ и неправы его властители. Но никто из англичан не
понимает, какое они чинят зло.

- Так ненавидьте же их, Гамаль...

- Я мог бы сказать, что ненавижу англичан от всей души, что презираю их
и желаю им всяких бед за то, что они эксплуатируют, развращают и
истребляют нас; но в глубине души понимаю, что восхищался бы ими, если бы
мог их понять - конечно, народ, а не правителей. Почему так трудно
проникнуть в душу англичанина, капитан?..

Скотт встал, собираясь уйти: египтянин снова побледнел и говорил
прерывисто, судорожно глотая воздух, и все-таки ему не хотелось отпускать
Скотта от себя.

- Вы никогда нас по-человечески не поймете, - сказал ему Скотт. - В
душу англичанина трудно проникнуть даже нам самим. Мы не разделены на
правителей и угнетенных. Мы просто отгорожены друг от друга глухой стеной
- каждый живет сам по себе.

- Что же вас разделяет, капитан?

- Если бы я это знал, я разрешил бы вопрос, который вас мучит. И меня
самого тоже.

- Что же вас мучит, капитан?

- На вашем месте, Гамаль, я бы снова прибег к пуле из-за угла.

- Вы это говорите, чтобы я верил, что вы меня не выдадите?

- Я еще могу вас выдать, - сказал ему Скотт. - Вам бы следовало себя от
этого обезопасить.

- Мы об этом думали, - сказал Гамаль, когда Скотт направился к двери. -
Хаким хотел вас застрелить.

Скотт засмеялся и сказал, что он их понимает.

- Ага, теперь вы хотите запутать и меня в свою паутину необходимости?

- Я запретил ему убивать, капитан. Слишком долго я здесь пролежал,
слыша голос, взывавший о помощи. Я никогда больше не погублю человека, не
совершу акта уничтожения, даже по необходимости.

- А как насчет Хакима? Он все еще собирается меня застрелить?

- Да. Он до сих пор уверен в том, что если вы - настоящий англичанин,
вы нас предадите. Но пока это от меня зависит, вы в безопасности. Я верю в
людей, даже если эти люди - англичане.

Скотт опять засмеялся и ушел, обменявшись с ним утонченными арабскими
любезностями и выслушав громкие заверения в братской любви, немыслимые
по-английски.

Но по-арабски Скотт их отлично понимал.

15

Ночью Скотт услышал, что Гамаля увозят. Он стоял на маленькой площадке
кирпичной лестницы, и до него доносились шарканье ног и тихая перебранка.
Лунный свет был похож на мыльную воду. Скотт слышал, как вполголоса
ругался лейтенант Хаким и как опекал своего пациента недовольный доктор.
Остальных он не знал, но догадывался, что это люди неловкие - вчетвером
они не могли поднять Гамаля, а Скотт поднимал его один. Стукнула дверца
машины, и по звуку, с которым она отъехала, Скотт понял, что Гамаля увозят
на полутонном "шевроле" египетской армии.

После завтрака Куотермейн заехал за ним на "виллисе", чтобы отвезти его
к Пикоку (сегодня Скотту должны были дать новое назначение). Внизу он
заметил, что двое каких-то людей внимательно разглядывают "тополино"
Гамаля.

- Подождите, - сказал Скотт Куотермейну, который поставил свою машину
позади "тополино".

- В чем дело?

- Я хочу посмотреть, что они делают, - негромко сказал Скотт.

- Кто?

Скотт кивнул в сторону незнакомых египтян. На них были чистые костюмы и
аккуратно выглаженные рубашки. По виду это были чиновники, состоящие на
государственной службе, скорее всего - в полиции. Заглянув в окно
запертого "тополино", они отошли, но один из них старательно притворил
ворота в сад Гамаля; они там явно успели побывать. Держали себя эти люди в
высшей степени скромно.

- Поехали, - сказал Скотт Куотермейну, когда полицейские скрылись из
виду.

- Что им тут нужно? - с раздражением спросил Куотермейн.

- Они искали египтянина, который стрелял в Амера пашу, - объяснил
Скотт. - Убийца живет в этом доме.

- Откуда вы знаете?

- Я его туда внес; у него была рана в паху.

- Господи! Значит вот как они его нашли!

- Они его не нашли. Друзья увезли его отсюда ночью.

- А вы заявили в полицию, что он был здесь? - спросил Куотермейн,
совсем забыв, что на улице большое движение, и замедляя ход, чтобы получше
расслышать ответ.

- Господи, конечно, нет! Зачем бы я стал это заявлять?

Куотермейн совсем остановил "виллис":

- Неужели вы скрывали убийцу?

- Нет, я его не скрывал. Я знал, где он находится, вот и все.

Куотермейн не верил своим ушам:

- Вы знакомы с этим человеком?

- Да. Вчера с ним разговаривал. Чего вы остановились? Мне надо поскорее
попасть к Пикоку.

- Да ну его к черту, вашего Пикока. А почему вы не отдали этого
человека в руки полиции?

- По-вашему, я должен был это сделать? - возмутился Скотт.

- Должны? Конечно, нет. Я отнюдь не считаю, что вы должны были это
сделать. Но то я, Скотти. А мы говорим о вас. Почему вы не выдали его
полиции?

- Поезжайте, - бросил ему Скотт. - Мне надо к Пикоку.

Куотермейн нажал на педаль и кое-как развернулся, чуть не наехав на
осла с тележкой, нагруженной сахарным тростником. Листья хлестнули по
ветровому стеклу, и седокам пришлось пригнуться.

- Осторожно! - крикнул Скотт.

- Не пугайте меня! - ответил Куотермейн. - Что вас заставило взять под
защиту убийцу, капитан Скотт? Не понимаю...

- И не надо, - заявил Скотт. - Все равно не поймете.

- Ладно. Вы хоть намекните.

- Опять чуть не наехали на осла! - сказал Скотт, когда они сделали
отчаянный вираж вокруг еще одной тележки. - Стукните одного как следует,
но кончайте с этой забавой! Никому ни слова, Куорти. Ладно?

Куотермейн с недоумением покачал головой:

- А вы знаете, куда его увезли?

- Нет.

Куотермейн поглядел на него недоверчиво: он подозревал, что Скотт
чего-то не договаривает. Скотт упрямо смотрел вперед, низко надвинув на
большой лоб фуражку. Не глядя на Куотермейна, он ткнул рукой и сказал:

- Смотрите, куда едете. Не то отправите нас на тот свет.

Скотт не знал, кто ему сообщит о новых планах Черча - Пикок, сам
кровавый Черч, один из советников генерала Уоррена (какой-нибудь банкир
или торговец виски) или младший лейтенант-гвардеец - связном, штабной или
чей-нибудь адъютант. Словом - один из чиновников с беспроигрышным званием.