Чтение 24–й страницы книги ~Доводы рассудка~

умолял принимать его уже как знакомого. Он был все так же хорош, как в
Лайме, только наружность его еще выигрывала, когда он говорил, и держался он
в точности как должно, столь изящно, непринужденно и мило, что она могла
сравнить его лишь с одним-единственньш человеком. Он держался иначе, но,
пожалуй, столь же безупречно.

Он присел с ними и весьма оживил общий разговор. Без сомнения, он был
человек умный. И десяти минут достало, чтобы в этом убедиться. Тон его,
способ выражаться, предметы, какие он избирал, уменье вовремя остановиться -
все свидетельствовало об уме тонком и внимательном. При первой же
возможности он завел речь о Лайме, желая сопоставить их наблюдения, но еще
более того желая подивиться тому, как странно судьба их привела остановиться
в одно время в одной гостинице; узнать о путях Энн; поведать о своих и
выразить сожаление, что он упустил тогда возможность засвидетельствовать ей
свое почтение. Она рассказала ему о том, что выпало ей на долю в Лайме. Он
слушал с возраставшим участием. Он одиноко провел вечер в соседнем с ними
нумере; он слышал голоса, слышал общее веселье; решил, что они, верно,
восхитительные люди, и рвался к ним душою, не имея, разумеется, ни малейшего
подозрения о том, что он вправе им представиться. Ему бы спросить, кто они
такие! Имя Мазгроув многое бы ему сказало. Что же, это отучит его от
пагубного обычая никогда ни о чем не справляться в гостиницах, какой он взял
себе за правило с юных лет, полагая, что любопытство не пристало человеку
светскому.

- Никто, решительно никто не имеет более нелепых понятий о том, как
следует себя вести, дабы не ударить лицом в грязь, - сказал он, - чем
двадцатилетний молодой человек. Средства, какие он избирает, глупостью своею
могут равняться лишь с теми целями, какие он себе ставит.

Но он не мог обращаться к одной только Энн. Он понимал это. Он стал
поддерживать общий разговор, лишь изредка возвращаясь к Лайму. Постепенно,
однако, он расспросил ее о том, что там произошло вскоре по его отъезде.
Узнав о несчастном случае, он уже хотел узнать все подробности. Сэр Уолтер с
Элизабет присоединились к его расспросам, но какая же тут была ощутима
разница! Энн могла сравнить мистера Эллиота лишь с леди Рассел по тому, как
искренне желал он охватить умом случившееся и как чутко понимал он, скольких
мук стоил Энн ее рассказ.

Он пробыл с ними долго. Изящные часики на камине серебристо вызвонили
одиннадцать раз <Аллюзия на строки из поэмы Александра Поупа (1688 -
1744) ?Похищение локона?>, а дальняя колотушка ночного сторожа уже начинала
им вторить, когда мистер Эллиот и все остальные спохватились, что он
засиделся.

Энн и надеяться не смела, что первый ее вечер на Кэмден-плейс может
пройти так приятно.

ГЛАВА XVI

Было одно обстоятельство, в котором Энн, воротившейся в семейное лоно,
хотелось бы удостовериться куда более, чем в том, что мистер Эллиот влюблен
в Элизабет. Ей бы очень хотелось удостовериться, что отец ее не влюблен в
миссис Клэй; но в первые часы пребывания дома ей отнюдь это не удавалось. На
другое утро, спускаясь к завтраку, она поняла, что милая дама благородно
прикинулась, будто собирается с ними расстаться. Миссис Клэй, верно,
сказала, что, раз приехала мисс Энн, сама она им вовсе не нужна, ибо
Элизабет громким шепотом возразила: ?Никакой вам нет причины уезжать. Уверяю
вас, ровно никакой. Она для меня ничто в сравнении с вами?; а как раз когда
она входила в дверь, отец ее произнес: ?Сударыня, я не могу согласиться с
вашим решением. Вы еще совсем не видели Бата. Вы только нам помогали. Не
покидайте же нас теперь. Вы должны еще познакомиться с миссис Уоллис, с
красавицей миссис Уоллис. Я знаю, для вашей благородной души созерцание
красоты есть истинное наслаждение?.

Он говорил с такой убежденностью, что Энн не удивилась, заметя, как
миссис Клэй украдкой глянула на нее и на Элизабет. Собственные ее черты,
быть может, выразили недоумение; но ее сестрицу эти хвалы благородной душе,
кажется, ничуть не смутили. Милой даме оставалось уступить соединенным
мольбам, и она обещала не уезжать.

В то же утро, когда Энн оказалась с отцом наедине, он одобрил изменения в
ее внешности; объявил, что она ?не так тоща, как прежде; кожа, цвет лица
значительно улучшились; она теперь глаже, свежее. Чем она пользовалась??
- ?Да ничем?. - ?Только ?Гауленд? лица, рекламировавшееся в ?Хронике Бата? в январе 1814 г.>? - ?Да ничем
вовсе?. - ?Ба! Удивительно?. И, помолчав, он прибавил:

- Разумеется, тебе следует продолжать в том же духе. От добра добра не
ищут. Не то я тебе рекомендовал бы ?Гауленд?, постоянное потребление
?Гауленда? в весенние месяцы. Миссис Клэй пользовалась им по моей
рекомендации, и сама видишь, какую он сослужил ей службу. Веснушек и следа
не осталось.

Услышала бы Элизабет! Уж такие хвалы заставили бы ее призадуматься, тем
более что Энн вовсе не заметила, чтобы веснушек хоть сколько-нибудь
убавилось. Да, верно, чему быть, того не миновать. И вреда от этого брака
куда меньше будет, если Элизабет тоже вступит в брак. Ну, а сама она всегда
найдет прибежище подле леди Рассел.

Визиты на Кэмден-плейс были сущим испытанием для сдержанности и учтивости
леди Рассел. Видя миссис Клэй в таком фаворе, а Энн в таком небрежении, она,
когда бывала там, не могла постоянно не раздражаться; а когда там не бывала,
она тоже огорчалась все время, какое у человека в Бате, пьющего воды,
следящего за всеми печатными новинками, имеющего самый обширный круг
знакомства, еще остается на огорчения.

Сведя знакомство с мистером Эллиотом, она, однако, ко всем прочим
сделалась снисходительней, а быть может, холодней. Его манеры тотчас его
рекомендовали; и, побеседовав с ним, она нашла в нем столько серьезности,
вполне искупавшей его легкомыслие, что, как сама она потом признавалась Энн,
она сначала едва не воскликнула: ?И это мистер Эллиот?? и вообразить даже не
могла никого более приятного и достойного ее уважения. Все сочеталось в нем:
проницательность, точность суждений, знание света и доброе сердце; в нем
сильно было чувство семейной привязанности и семейной чести, однако вовсе
без заносчивости и пристрастия; он жил свободно, как и подобало человеку со
средствами, однако не кичась своим богатством; обо всех важных делах имел он
свое суждение, однако не бросая вызова мнению света и ни в чем не нарушая
правил благоприличия. Спокойный, наблюдательный, сдержанный, чистосердечный
молодой человек; никогда не отдавался он во власть минутной прихоти или
самолюбия, рядящегося под великодушие; и он умел ценить то, что есть
приятного и милого в домашнем кругу, как вовсе это не принято у иных молодых
людей с неуемным воображением. Леди Рассел не сомневалась, что он был
несчастлив в браке. Так говорил ей полковник Уоллис, да и разве сама она не
видела; несчастье, однако, не ожесточило его и (как очень скоро начала она
догадываться) не мешало ему подумывать о новом выборе. Ради удовольствия
видеть мистера Эллиота она готова была терпеть даже эту несносную миссис
Клэй.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как Энн поняла, что она и
несравненный друг ее не обо всем судят одинаково; и потому ее нисколько не
удивляло, что леди Рассел не усматривала ничего странного или
подозрительного, ничего, наводящего на мысль о тайной подоплеке, в той
настойчивости, с какой мистер Эллиот искал с ними примирения. Леди Рассел
находила вполне естественным, что мистер Эллиот, достигнув зрелых лет,
задался целью поправить отношения с главою рода, и всякому человеку
разумному это рекомендовало его с самой выгодной стороны; ясный рассудок
всегда излечивается от глупых заблуждений юности. Энн, однако, позволяла
себе слушать леди Рассел с улыбкой и наконец помянула Элизабет. Леди Рассел
слушала, смотрела и в ответ лишь уклончиво заметила: ?А-а, Элизабет! Пусть
будет Элизабет. Поживем - увидим?.

Леди Рассел все предоставляла будущему, и Энн по зрелом размышлении
решила ей покориться. Сейчас ничего нельзя было заключить. В этом доме
Элизабет всегда была первой и обыкновенно окружена такой почтительностью,
привыкла к таким знакам вниманья, что больше, казалось уж, некуда. К тому же
не следует забывать, что мистер Эллиот всего семь месяцев как овдовел.
Промедление его было более чем извинительно. В самом деле, нередко, видя
креп на его шляпе, Энн корила себя за непозволительные мысли; как бы ни был
несчастлив этот брак, мистер Эллиот слишком долго прожил со своей женою,
чтобы вот так, вдруг и разом, забыть печальный опыт, связанный с ее утратой.

Однако, к чему бы это все ни вело, он был, без сомнения, самым приятным
из их здешних знакомых. Она ни с кем не могла сравнить его; с отрадой
болтала она с ним о Лайме, где стремился он вновь побывать, кажется, не
меньше, чем сама она. Не раз они возвращались к обстоятельствам их первой
встречи. Из слов его явствовало, что он тогда смотрел на нее с живейшим
интересом. Она и сама о том догадывалась; и она не забыла, как посмотрел на
нее тогда тот, другой.

Не во всем их суждения были сходны. Он, замечала она, куда более придавал
значения чинам и связям. И не из одной только учтивости, но с искренним
увлеченьем входил он в заботы отца и сестрицы, которые, ей казалось, были их
недостойны. Однажды утром местная газета оповестила, что Бат ожидает
прибытия вдовствующей виконтессы Дэлримпл и дочери ее, достопочтенной мисс
Картерет; и покой в доме на Кэмден-плейс на много дней был нарушен; ибо
Дэлримплы (на беду, по мнению Энн) были в родстве с Эллиотами; глава рода
мучился мыслью о том, как достойным образом им представиться.

Энн прежде не видела отца и сестрицу в отношениях их со знатью и теперь
не могла не испытывать разочарования. Она ждала лучшего, полагаясь на их
высокое мнение о собственном положении в свете, и невольно склонялась к
желанию, которого и вообразить в себе не могла: она желала им побольше
гордости; ибо речи о ?наших родственницах леди Дэлримпл и мисс Картерет?,
?наших родственниках Дэлримплах? звучали на Кэмден-плейс с утра до вечера и
безмерно ей докучали.

Сэр Уолтер знавал покойного виконта, но не видывал остальных членов его