деньгами. - Ты к ним не притронулся? - удивился Вольфганг. - Ну и хорошо!
- Он засунул в карман две-три пачки. - Так чем ты занимаешься? Все
тоскуешь?
переживаниям. Это не немецкая черта...
многими взрывами, лежал кусок свежеприготовленного тола. В руках у
Вольфганга вспыхнула зажигалка, он поднес ее к окурку сигареты. Лицо его,
отекшее и постаревшее, выглянуло из темноты. Я достал из стоящей в углу
стреляной гильзы от немецкого снаряда пучок тонких прутьев, поднес их к
пламени.
Вольфганга.
- засмеялся я.
схватил его за руку, и он застонал от боли. - Ты просчитался, Карл!
Просчитался! Ты надеешься, что сюда придут американцы! Ха... Я только
сейчас вырвался из котла, в который угодила армия фон Клюге... И я заявляю
тебе, что мы выиграем войну, выиграем, несмотря ни на что!
он.- Черчилль и Рузвельт не допустят большевистские армии в Берлин! Ты
понимаешь?
Брэдли* терпеть не может английского командующего Монтгомери* и называет
его сушеной саранчой!.. Мы вс" знаем!.. Американцы валят вину за все
неудачи на англичан. И, пока они ссорились друг с другом, фон Клюге вывел
из фалезского котла во Франции лучшие дивизии: Ты ничего не понимаешь,
Карл!.. Не так просто нас победить!..- Матери говорил, как автомат. Он
совершенно утратил всякое чувство реальности. - Мы еще покажем вам всем! А
ты? Из-за какой-то случайности - подумаешь!- пристрелили кого-то там... Ты
изменник!.. Нам только остановить фронт на Востоке хотя бы на месяц... И
мы показали бы всем!..
вошел Фрезер, плотно прикрыл шторы, зажег свет.
приобретать осмысленное выражение. Он хотел что-то сказать, но Фрезер
хорошим ударом оглушил его. Снизу, из подвала, пришли мои товарищи по
отряду Сопротивления и вынесли Матерна.
нечего оставаться, идемте с нами.
Сопротивления вышли из подполья. И перед армиями союзников лежала, по сути
дела, уже освобожденная нами Бельгия.
танковые армии нацистов ринулись через Арденны к Динану. Застрявшими в
снегу, километрах в десяти от Динана, танками закончилась эта последняя
крупная авантюра Гитлера, главные силы которого были к тому времени
разбиты или скованы героическими армиями Советов.
Я стал работать на химическом комбинате вблизи Льежа, по целым месяцам я не
приезжал в свой ставший совсем заброшенным дом в Динане.
схваток.
боровшимся против фашизма, сдать оружие. Католики требовали возвращения
короля-предателя на престол... Страна кипела, вновь поднимали голову
фламенганы и рексисты.
человека, но не разделял его коммунистических взглядов. Мне казалось, что
мир есть мир, что он хорош, каким бы ни был, и что все в конце концов
устроится.
наша лаборатория взрывчатых веществ. Воспоминания о недавнем охватывали
нас. И, признаться, здесь, в этом подвале, слова Фрезера казались не
совсем лишенными смысла, как там, наверху, в комнатах, залитых солнечным
светом, наполненных гудками пароходов, идущих по Маасу, и звуками
пробуждающейся мирной жизни.
Арденны.
полчищ.
отрядом участвовал в марше по ликвидации Арденнского "выступа".
влияние на мою последующую жизнь, В первых числах мая я получил письмо. В
нем говорилось, что меня хотят видеть по делу, связанному с моим отцом,
Юстусом Меканикусом. Я отправился по указанному адресу. В небольшой
гостинице Льежа меня ждал очень подвижной, несмотря на более чем
преклонный возраст, человек. Он назвал себя. И имя его было мне знакомо,
только я сразу не смог вспомнить, где и когда я его слышал.
историк", как он себя отрекомендовал, - я знавал вашего отца, Юстуса
Амедео Меканикуса. Вас тогда, простите, и в помине не было... В тысяча
девятьсот восемнадцатом году я должен был неожиданно покинуть Париж... Для
адвоката интересоваться - я бы сказал, слишком интересоваться - историей
происхождения богатств некоторых влиятельных фамилий небезопасно... Да,
да, голубчик! Мне так и хочется назвать вас Юстус, вы удивительно похожи
на него... История Франции знает немало случаев самой страшной расправы с
любопытными адвокатами. В дни Коммуны, в самые жестокие дни массовых
казней, всех поразила особенно отвратительная, особенно жестокая расправа
над Мильером*. Да, Мильер сочувствовал Коммуне, но уничтожен он был прежде
всего как человек, осмеливавшийся разоблачить мошеннические проделки
биржевых политиканов, друзей и соратников премьер-министра Тьера. Я сумел
избежать расправы... Да, не удивляйтесь. Это было в двадцатые годы
двадцатого столетия, но я получил достаточно ясные предупреждения и
вынужден был покинуть Париж, покинуть Францию. Мне почему-то хотелось
жить!.. - Рюдель рассмеялся. - Как, впрочем, мой дорогой Карл, как,
впрочем, хочется и сейчас, а мне уже за восемьдесят, за восемьдесят,
дружок... Только теперь я смог вернуться во Францию, только теперь!.. Все
мои вещи были сохранены семьей привратника. Он сам, бедняга, давно умер.
Все оказалось цело, свалено в одну из комнат, но цело. Даже письма, даже
те письма, которые пришли ко мне сорок лет назад. Письма от людей,
покинувших этот мир. Среди этих писем было и письмо вашего отца.
Собственно даже не письмо, а огромный пакет, полный прелюбопытных бумаг.
которыми был написан адрес, выцвели от времени.
переводе с арабского некоторых фамильных документов семьи Меканикусов, как
я понял.
старинными рукописями, увлекался расшифровкой, экспертизой, стал близок к
криминалистам Парижа, но мое любопытство... Да, так весть о смерти вашего
отца застала меня в Южной Америке. О письме я ничего не знал. И вот я
вернулся в Паряж.- Огорчаясь утратами и радуясь воспоминаниям, я перебирал
старые письма, но мое особое внимание привлекли эти бумаги, особое!
одного из них, я вспомнил вашего отца. Его легко вспоминать. Необычная
голова, глубокие глаза и эти кустики бровей... Но простите!.. Итак, все
эти документы, несомненно, подлинны и, несомненно, отвечают тем датам,
которые стоят на них. Подпись Роджера Бэкона... Но вы, кажется, забыли или
просто не знаете, о чем идет речь?
меня наивысший интерес...
странствиях, и вся его жизнь отразилась на оборотной стороне пергамента.
Некоторыми специальными методами я выявил все, что когда-либо было на нем
написано.
вглядитесь...: