пришел к своему писательскому начальству со скромной просьбой. Постепенно
Шерстяной привык к этому выражению лица, не расставался с ним уже никогда и
даже, говорят, спал с перекошенной физиономией, чтобы не терять форму. В
приемной правления он буквально жил и работал: изредка доставал из бокового
кармана блокнотик и, кривясь, как от боли, записывал туда пришедшие в
голову строчки:
Ходили слухи, будто Свиридонова-старшего пригласили на симпозиум в
Австралию. Случилось это так: его жена написала хорошую критическую статью
об одном писателе, работавшем в "Литературном еженедельнике". Тот, как это и
водится между интеллигентными людьми, в знак благодарности взял интервью у
Свиридонова-старшего. Ксерокс интервью вкупе с тщательным английским
переводом, выполненным дочерью, Свиридонов разослал во все мировые
культурные центры, присовокупив разъяснительную записку о своей
исключительно ведущей роли в советской литературе. Клюнули на кафедре
русистики одного австралийского университета, где искренне полагали, что в
тоталитарной России все писатели, не успевшие эмигрировать, давно уже
переведены на землеройные работы. А тут вдруг -- интервью! Получив
приглашение из университета, Свиридонов пришел требовать, чтобы Союз
писателей отправил в командировку и всю его семью, нажимая на то, что такое
небывалое количество писателей в одной ячейке общества станет для
австралопитеков самым убедительным свидетельством замечательного расцвета
культуры в СССР и доказательством решительного превосходства советского
образа жизни над западным. Однако по тому, с какими недовольными лицами
Свиридоновы покинули кабинет, было ясно: валюту выделили только на главу
семьи. Судя по обрывкам разговора, весь обиженный семейный подряд направился
в партком -- жаловаться на несправедливость Горынина. Вот ведь времена --
было куда пожаловаться! Говоря стихами Одуева:
Медноструев. Он огладил свою кудлатую черную бороду, поправил на носу очки в
тонкой золотой оправе и, осуществив на лице выражение плаксивого недоумения,
двинулся к двери, но буквально в последний момент его опередил неизвестно
откуда взявшийся Чурменяев, строго-престрого озабоченный.
медноструевским носом.
вызывающе посмотрел на тихо сидевшего в углу писателя Ивана Давидовича
Ирискина.
Шолом-Алейхема. Остальные же сделали вид, что их это не касается.
антисемитом, автором ходившего по рукам рукописного исследования "Тьма.
Евреи против России". В этом труде вся отечественная история рассматривалась
под этим весьма своеобычным углом. Медноструев считал, что евреи непоправимо
виноваты перед Россией еще с тех былинных времен, когда Русь изнывала под
алчным и беспринципным игом иудейской Хазарии, не говоря уже о последующих
пакостях, учиненных этим неискоренимым племенем над доверчивыми славянами.
Своих взглядов Медноструев не скрывал и когда, бывалочи, сидел с учениками и
единомышленниками в холле Дома литераторов, а мимо бочком спешил писатель с
загогулистой фамилией или просто неудачно крючковатым носом, Иван Иванович
качал головой и говорил своим замечательно густым басом, при этом
издевательски грассируя: "В р-русской литературе только два настоящих поэта
-- Веня Витинов и Беня Диктов!" Вот какой это был субъект, настоящая
Харибда литературного процесса, и будущность Витька во многом зависела от
того, найду ли я с Медноструевым общий язык.
Присосались к сердцу народному! Выхолокостили историю!
невинную бытовую плоскость, осторожно косясь на упивавшегося Шолом-Алейхемом
Ирискина.
-- И дружок твой тоже оттуда!
одежды! -- воскликнул я и похолодел от мысли, что мог нахлобучить на Витька
сванку.
вращающий свой кубик Рубика. -- Я сразу приметил: буковки-то
каббалистические...
наши.
задумчиво почесал довольно большой шрам на лбу. -- Рубик -- Рубин --
Рубинчик -- Рабинович... Понял? И чтоб ты знал, "Протоколы сионских
мудрецов" тоже русскими буковками написаны! Понял?
Иванович.
Фамилия-то как у него?
Аксельрод! Понял?
пластическую операцию сделать. Вырезают лоскут с задницы и
восстанавливают...
что иное, как древний способ зомбирования человека, ибо после операции
обнажаются какие-то важные нервные окончания и происходит целенаправленное
перевозбуждение каких-то участков мозга. В итоге подвергшийся такой операции
человек превращается в • биоробота и готов выполнять самые разнузданные
приказы самых мрачных закулисных сил, борющихся, как известно, за
установление мирового господства. Правда, Медноструев никак не пояснял,
почему такая же в точности операция, проделанная над мусульманином,
аналогичных результатов не дает... Кроме того, в исследовании приводился
подробнейший перечень писателей, имевших еврейские корни и даже корешки,
причем наиболее зловредные из них были выведены жирным. Просто вредные --
полужирным. Замыкали список литераторы, всего-навсего женатые на еврейках и
поэтому записанные обычным шрифтом.
я сказал правду.
падки.
возразил я.
Это все сказки для гоев. Один еврейский ген может такого наделать!
писатели подался? Шел бы в цех или на стройку!
вопросительно изогнулся. -- "В чашу", говоришь? Неплохо. "В чашу"...
Деревенский, чай, парнишка? Плотничал небось?
как я с этим носатым перекати-полем обмишурился! Обжегшись на молоке... --
Он, вздохнув, снял очки и стал протирать стекла.
Чурменяев. Судя по его нахмуренной решительности, он тоже отправился
жаловаться, но не в партком, а, как и положено уважающему себя диссиденту,
-- в ЦК. Николай Николаевич выглянул в приемную, определяя объем предстоящей
работы и взглядом приказывая Марии Павловне по возможности избавляться от
попрошаек, не допуская их в кабинет. Увидев меня, он было по-родственному
поманил к себе пальцем, но потом, заметив Медноструева, сделавшего
плаксиво-требовательное лицо, распорядился: