Чтение 24–й страницы книги ~Особые условия~

тяжело, плотно укладывая сдвоенный кулак на стол.

- Николай Петрович, - Мезенов присел к столу. - Позвольте задать вам
один вопрос, который, возможно, покажется вам не совсем уместным, но...

- Позволяю, - быстро сказал Панюшкин, не дослушав пояснений.

- Вы можете на него не отвечать, - Мезенов испытующе посмотрел на
Панюшкипа.

- Отвечу!

- И ответите честно?

- Как на духу! - отчаянно сказал Панюшкин. - Итак, ваш вопрос,товарищ
секретарь!

- Вы могли схалтурить? - спросил Мезенов негромко, словно самим тоном
пытаясь смягчить жесткость вопроса.

- Ого! Ничего себе вопросик! Я сразу вспомнил почему-то одного нашего
рабочего, большого любителя шахмат. Так вот он, когда играет, время от
времени приговаривает: "А сейчас мы будем вскрывать вам брюшную полость!"

- Так вы могли схалтурить? - бесстрастно повторил Мезенов, глядя в упор
на Панюшкина.

- Конечно. Нет ничего легче.

- Как?

- Есть несколько приличных способов. При моем-то опыте, Олег Ильич!

- Приличных? Это каких?

- Способов, не поддающихся разоблачению... какоето время. То есть мы с
блеском выполняем все работы в срок, даже опережаем график, комиссия
принимает нефтепровод с оценкой "отлично", гремят оркестры, полощутся
знамена, рабочие расписываются в премиальной ведомости, я получаю орден и
конечно же говорю, что дан он мне авансом, что в будущем я постараюсь
приложить все свои силы, чтобы оправдать награду, что считаю ее врученной
не только мне, но и всему нашему дружному, самоотверженному коллективу...

- Дальше не надо, - холодно сказал Мезенов. - Я знаю, что говорят в
таких случаях. А вы не могли бы, Николай Петрович, привести пример такого
вот, приличного, как вы говорите, способа схалтурить и обмануть приемную
комиссию?

- Пример? Пожалуйста! Можно было бы уложить трубы на дно Пролива без
футеровки. Без обвязывания их деревянными рейками. Это позволило бы нам
сократить целый производственный процесс, причем довольно трудоемкий. Это
очень сложно-обвязывать трубу рейками со всех сторон, да на морозе, на
ветру... Хлопотно.

Кроме того, рейки увеличивают плавучесть трубы, а значит, усложняют ее
погружение, требуют дополнительных грузов, усилий, средств, времени. А
если учесть, что футеровка часто повреждается, ее приходится
восстанавливать на плаву... Адская работа, поверьте, Олег Ильич.

- Но вы на это не пошли? - Мезенов смотрел на Панюшкина настороженно,
не понимая-говорит ли тот откровенно, шутит ли, а может, признается в том,
что уже сделал.

- Нет, не пошел.

- Почему?

- Это было бы нарушением технологии, - просто сказал Панюшкин.

- Ив этом... главная причина?

- Да, Олег Ильич, да! Не буду говорить, что так поступить мне не
позволили добросовестность, сознательность, чувство долга, понимание
важности трубопровода для народного хозяйства и так далее. Все это очень
просто произнести, ничего при этом не чувствуя. Но, как ни странно, именно
вот такие, чисто декоративные доводы, заверения, биения в грудь часто
действуют на людей весьма сильно, гораздо сильнее, нежели чисто деловые
соображения, нежели истинные причины и объяснения.

Не замечали?

- Николай Петрович, простите, но меня больше интересуют не отвлеченные
рассуждения о нравственности, - Мезенов виновато развел руками, - а ваши
деловые соображения. Поэтому я склонен думать, что все сказанное вами ко
мне не относится. Скажите, а когда бы обнаружилось это нарушение
технологии?

- Года через три... Может быть, даже через пять.

Когда это обнаружение потеряло бы юридическую силу, когда уже никто не
смог бы привлечь меня к ответственности.

- А чем бы это грозило трубопроводу?

- С ним могло и ничего не случиться, ведь футеровка не единственная его
защита. Но могло быть повреждение, мог начаться процесс коррозии... Ну и
так далее.

- А что бы это дало вам?

- Почет и уважение. Потому что я закончил бы укладку раньше, нежели это
предусмотрено проектом.

То есть, еще год назад. И сейчас, кто знает, может быть, руководил бы
более крупным строительством. Правда, заодно мне пришлось бы отказаться
еще и от изоляции трубы. Но и это обнаружилось бы лет через пять, когда
даже трудно было бы сказать - была ли изоляция, была ли футеровка...

- Почему же вы не пошли на это? - снова спросил Мезенов.

- Потому, что это было бы нарушением технологии.

- Хм, - Мезенов усмехнулся. - Вы так спокойно говорите об этом, что
невольно хочется задавать вам все новые и новые вопросы. Вы уж меня
простите, пожалуйста.

- А почему вы решили, что я говорю спокойно? Только потому, что не
визжу, не стучу кулаками в грудь на манер гориллы, не прыгаю на одной
ноге, не сморкаюсь в форточку, да? - Панюшкин смотрел на Мезенова злыми
горящими глазами.

- С вами, я вижу, не соскучишься, - Мезенов поежился, ощутив неловкость.

- От меня действительно не требуется ничего, кроме знания технологии и
ее соблюдения, - устало проговорил Панюшкин. - Остальное - полет,
самоотверженность, подвижничество-все это, не в обиду будь сказано, блажь.
Самоотверженность в наши дни чаще всего требуется для того, чтобы
исправить чьи-то ошибки, вызванные безалаберностью, невежеством,
равнодушием. При хорошо организованной и продуманной работе требуется
только соблюдение технологии. И будут сроки, качество, даже экономия,
вполне достаточная для ордена или, на худой конец, повышения в должности.
А мы горазды стали говорить о жертвенности и самоотверженности, как о
достижениях, как о лучших качествах, которые вроде бы и поощрения
достойны, мы гордимся ими, вместо того чтобы стыдиться.

- Ну! - запротестовал Мезенов. - Стыдиться - это уж вы подзагнули,
Николай Петрович!

- Ну как же! Они покрывают и оправдывают ошибки, дают возможность
невеждам, нахомутавшим в технологии, проектировании, организации,
финансировании, снабжении, оставаться на своих местах и даже подниматься
по служебной лестнице. Поэтому невежды по мере сил поощряют
самоотверженность, восхищаются ею, аплодируют ей-она выручает не только
дело, она выручает и этих людей. И они привыкают. Привыкают настолько, что
уже считают ошибки чем-то вполне естественным, закономерным, чуть ли не
обязательным элементом в каждом проекте. И самоотверженность, и трудовой
героизм, беззаветность в выполнении производственных заданий тоже считают
чем-то необходимым и обязательным. Но там, где все сделано грамотно,
трудовой героизм не требуется. Там требуется соблюдение технологии.

Вот вы, дорогой мой Олег Ильич, секретарь райкома, скажите мне, я прав?

Панюшкин все так же сидел за столом, придавив к столу сдвоенный кулак и
так сцепив пальцы, что они побелели в суставах. И, пока Мезенов ходил по
кабинету, он, не спуская с него глубоко сидящих синих глаз, тщетно пытался
встретиться с секретарем взглядом.

- Да, мы вынуждены взывать к чувству долга. Но, скажу откровенно, -
Мезенов посмотрел наконец на Панюшкина, - нам далеко не всегда приходится
это делать.

Зачастую люди не ждут, пока от них потребуется этот самый трудовой
героизм. Они проявляют его по собственной воле. В том числе и вы, Николай
Петрович. Согласитесь, вы не только технологию соблюдаете,
самоотверженности у вас тоже не отнимешь?

- Ишь как вы повернули! - Панюшкин грохнул сдвоенным кулаком о стол. -
И сказать вроде нечего.

Прям, как наша Верка-продавщица в магазине... Как кто ее уличит в
недовесе, она тут же ему и лишнее не пожалеет в кулек сыпануть. И молчит
человек.

- Не знаю, как поступает ваша Верка, - холодно сказал Мезенов, - но
говорю это вовсе не для того, чтобы задобрить вас, Николай Петрович. Мне
это не очень нужно.

- Обиделись? - спросил Панюшкин почти радостно. - Напрасно, Олег Ильич.
Ей-богу, напрасно. Наболевшее сорвалось, бывает. Я что хотел сказать...
Вот давайте проедемся сейчас, к примеру, по десятку строек: на каждой
начальник со своими проблемами, болями, своими маленькими или большими
тайфунами, и все они поймут меня, с каждым я найду общий язык, и не потому
что языкатый-проблемы у нас похожие! Да что там похожие-одни и те же!
Поймите и вы меня, постарайтесь понять-просто соблюдение технологии тоже
требует от человека не только мужества, а даже некоей жертвенности.

- Может быть, - Мезенов явно давал понять, что не намерен продолжать
этот разговор.

- А хотите, я скажу, почему вы на меня обиделись? - вдруг игриво
спросил Панюшкнн. - Хотите? Ну?

- Вы решили, что я на вас обиделся? - Мезенов не мог так быстро
изменить тон разговора. Беззаботность Панюшкина он понял как уход на
попятную.

- Вы, Олег Ильич, не за Верку на меня обиделись и не за слова о
недовесе. Вы отметили мою самоотверженность, а я не принял вашей похвалы.
Вот что вас покоробило. Хотя в устах руководителя столь уважаемой Комиссии
такая похвала весьма лестна. Казалось бы. Мне не трудно было слукавить,
потупить взор и сказать нечто в том роде, что, дескать, да, стараемся,
понимаем важность стоящих задач и так далее. Но не надо меня хвалить за