Чтение 24–й страницы книги ~Заказ~

- Да нет, он смирный у нас... А теперь и сил, наверное, нет... - Лена забрала повод из рук девочки, которая с трудом, но таскала за собой еле двигавшегося коня. Перехватила покороче, фиксируя тем самым Мишкину Голову... и спросила - как показалось Любаше, тускло, совсем обреченно: - В вену будете?..

Остановленный конь снова начал скрести ногой и даже попробовал подогнуть задние ноги, чтобы наконец-то улечься...

- А ну стой! - страшным голосом заорала Любаша. И тут же совершенно по-другому добавила: - Потерпи, миленький... сейчас полегчает...

Это прозвучало мягко, с искренним состраданием к чужой боли. Конь, будто поняв ее, замер... Господи, как ей самой хотелось бы сейчас растянуться прямо тут, на земле... закрыть глаза и лежать, лежать... не шевеля ни рукой, ни ногой... Два коротких энергичных движения резко пахнущей ваткой по шее - и игла, предварительно снятая со шприца, вонзилась в пережатую, вяло взбухшую под пальцами вену. Из полого обушка тотчас побежали алые капли.

- Надо же, с первого раза!.. - Лена с новым уважением смотрела на Любашу, медленно и плавно нажимавшую на бегунок шприца. Прозрачная жидкость убегала в кровяное русло, неся облегчение. - Другие никак попасть не могли... говорили, уже вены ослабли...

Из дверей конюшни появилась новая девочка. Она торжественно несла на вытянутых руках еще три пластиковых шприца - разного объема, с разноцветными жидкостями внутри. Любаша, едва оборачиваясь, безошибочно хватала их и продолжала колоть несчастного Мишку. Один - опять в вену. Другой в подгрудок - подкожно. Третий в круп - внутримышечно...

- Ну вот... Посмотрим теперь... Вода согрелась? Девочка опрометью бросилась в конюшню.

- Я вам чем-нибудь...- обратилась к докторше Лена. - Любовь... Простите, как вас по отчеству?

- Да просто Люба. - И немедля последовало очередное краткое указание: - Если вода согрелась, поставьте в нее бутылочку масла. Пусть тоже греется...

Через несколько минут коню стало легче. Он успокоился, перестал выгибать поясницу и скрести ногой по земле. Вытянул и опустил шею. Прикрыл глаза и, как показалось Лене, с облегчением вздохнул...

- Ну вот, - Любаша потрепала коня по гриве. - Отдохни чуток, малыш... - И пояснила для Лены: - Я очень сильное обезболивающее ввела, вот сразу и полегчало.

Та заметно оживилась:

- Значит, что? Есть шансы... что все будет в порядке?

- Сейчас мы его подкормим... - Люба не спешила обнадеживать. - Сил-то небось за трое суток мучений никаких почти не осталось?

И она скрылась в дежурку, чтобы минут через десять вновь появиться с огромным шприцем в руках.

- Ой, как в "Операции "Ы""... - прошептала девчонка, державшая повод, но почему-то не захихикала, а лишь сделалась необычайно серьезной. Ей самой случалось подставлять зад под уколы, когда в школе делали прививки. Этого шприца с запасом хватило бы на весь их класс!..

- Тоже в вену, - пояснила Любаша. - Глюкоза и всякие там питательные растворы.

Конь, казалось, блаженно дремал, отдыхая от боли. Он даже не шелохнулся, когда очередная игла вошла в его тело...

Жидкость медленно убывала в огромном цилиндре шприца системы "Жанэ". Несколько раз ее уровень, доходил почти до самого дна, и тогда доктор Люба доливала еще. Но вот все закончилась, все ушло в вену несчастного Мишки.

- Теперь послушаем, что у нас внутри деется... - Любаша опять приникла ухом к боку коня. Долго молча слушала... и наконец с чувством произнесла: - Та-а-ак!

- Ну что, тетя Люба? - неуверенно спросила девочка. Тоненькие пальцы, стиснувшие повод, от волнения побелели.

Любушка улыбнулась. Первый, наверное, раз за этот кошмарный вечер.

- Бог есть! - провозгласила она. - Похоже, заворота все ж таки нет... Чуть появилась перистальтика в ободочной... И тонкий отдел заработал, а это симптом уже неплохой... Видно, завал кишечника очень сильный...

В эту минуту девочка приняла твердое жизненное решение учиться на пятерки и поступить после школы в ветеринарный. Чтобы в далеких конюшнях не мучились, погибая неведомо от чего, подобные Мишки. Она очень серьезно спросила:

- Что такое завал?

- У меня случай был... - объяснив, припомнила Люба. - На шестьдесят сантиметров кишечник закупорился, представляешь? Ничего, пробила... - Она потерла лоб рукавом, стирая вновь появившийся пот и гоня мысли о добавочной порции феномина. - Правда, погиб он все-таки... Колику сняли, а тут-то симптомы столбняка и пошли... Я на вскрытии "свою" часть кишечника внимательно рассмотрела...

Эта синюшно-багровая, со следами растяжек, едва не лопнувшая кишка долго потом снилась ей по ночам.

Девочка пугливо спросила:

- А может, и у нас?.. Тоже... столбняк?!

- Да ну тебя, плюнь! - посоветовала Любаша. - Просто очень сильные колики. Он у вас, случаем, ничего постороннего не наелся?

- Да он!.. Он, мерзавчик, ночью вылез из денника... и почти мешок отрубей сожрал, брюхо несытое!.. Палку ему, а не доктора посреди ночи...

Было видно, что Лена очень хотела бы осерчать на пройдоху-коня. Но на болящего злиться уже не могла.

- Надо вашему коню... - начала было Любаша... И увидела, что Мишка опять заскреб ногой по земле.

- Черт!!! - закричала она. - Я-то думала, обошлось!.. Перистальтику ему хотела включать, а он... Надо же, опять началось...

Любаша стала очень серьезной и бегом помчалась в дежурку...

Карусель завертелась. Снова уколы. Потом растирания живота жесткими сенными жгутами. Теплое растительное масло в желудок через носоглоточный эонд. Мыльные клизмы одна за другой - с каждым разом на пол-литра больше предыдущего. И наконец - ректальный массаж... Для тех, кто не знает - это когда доктор, сняв курточку (и практически все, что под курточкой), по плечо всовывает руку лошадке под хвост. В горячие, тесные, пахучие недра. Извлекает наружу все, что там накопилось. Запускает внутрь воздух. Движением руки провоцирует движение в кишках...

...Как это страшно, когда, кажется, уже все средства испробованы - и без толку... Проходит полчаса, дай Бог сорок минут, - и колики неотвратимо возобновляются... Боль, снова боль... Измученное животное еле стоит на ногах и откровенно покачивается, когда его пытаются на ходу повернуть...

Небо над поляной в лесу, где расположилась конюшня, начало заметно светлеть. Через часик выглянет солнце. Любаша сидела в дежурке на кровати, застланной пестрым ватным одеялом, и отхлебывала маленькими глоточками горячий чай. Мысли о добавочной таблетке возвращались снова и снова.

- Что ж делать-то?.. - Лена вкривь и вкось кромсала лежавший на дощечке батон. И наконец решилась: - Может... Славика с ружьем позвать? Он у нас на все руки мастер... что свинью, что корову...

Славиком, как поняла Любаша, звался живший по соседству лесник. Она вообразила дремучего бородатого дядьку: вот он приходит с ружьем и наводит стволы на безропотного, кроткого Мишку... оторвала невидящий взгляд от поверхности темной, исходящей паром жидкости в чашке, сжала зубы и хрипло выговорила:

- Подожди! Пулю в ухо всегда успеешь...

- Да что ж он так мучается?.. И мы с ним... Четвертые сутки пошли...

- Подожди, я сказала! И без истерик мне тут! Лена всхлипнула и отвернулась к окну, где в предрассветном пепельном свете словно истаивал неподвижный мышастый конек посередине двора. После -- очередного обезболивающего укола он заснул и все еще спал - до очередного приступа. Рядом, зябко кутаясь в ватник и уронив на колени стриженую головку, сидела на земле девочка. Уже другая. Первая, совершенно выдохшаяся, спала за спиной у Любаши. Силы детские не бесконечны...

- Сопли наши с тобой ему не помогут, - глухо проговорила Любаша. - Думать надо!

Вот с этим и у нее самой были проблемы. Кровь пульсировала в висках, и любая попытка на чем-то сосредоточиться вызывала мучительный спазм. Болезнь плюс усталость... В голове было пусто. Хорошо хоть, в дежурке нашлась чашка раскаленного и густого, как лава, сладкого чая... Любаша потянулась за кусочком булки и решила, что вторую таблетку феномина пока принимать все же не будет. Это, как и пуля в ухо, успеется...

- Мне вот что непонятно... - пересиливая слабость, принялась она рассуждать вслух. А вдруг снова поможет? - Перистальтика почти полностью восстановилась... По крайней мере, пока действует анальгетик, в животе все в порядке... Потом неизвестно откуда появляется боль... перистальтика прекращается, но снова возобновляется даже при поверхностном массаже... Однако боль при этом не проходит... А бесконечно накачивать организм анальгетиками нельзя - он и так получил столько, что может не выдержать... Так что больше я ему ничего колоть не буду...

- Значит... все? - Стул под Леной скрипнул неожиданно резко и громко. Как застонал.

На сей раз Люба на нее не прикрикнула. Сидела, сгорбившись, и молча разглядывала в чашке стынущий чай. Это жуткое ощущение собственного бессилия... Сколько раз она испытывала его... и сколько раз предстоит... И Андрюша Борисыч, когда из палаты выезжает очередная каталка, прикрытая простыней... Она сделала здесь все. Все, что могла! А может, и больше! Чего от нее требуют?!. Ведь заработала же перистальтика... Но проклятая боль? Откуда она? И как ее победить? Если даже мощные препараты, которые она привезла...

В это время конь во дворе очнулся и снова стал напрягать поясницу. Это было отчетливо заметно даже из окошка дежурки.

- Опять... - застонала Лена. По щекам покатились слезы: - Я не могу это больше видеть!.. Все! Иду за Славиком...

- А ну погоди! - Любаша грохнула чашку на стол, выплеснув половину.- Мысль проверю одну...

Девушки бегом выскочили во двор. Вся его территория была засыпана мелким гравием, песком и кое-где гарью. Любаша подбежала к коню и выхватила повод у девочки, безуспешно пытавшейся сдвинуть животное с места:

- Ну-ка, дай я... Пошли, Мишук, деточка!.. Ну-ка, переставляй корявки свои!..

Что было сил натянула драный ремень - и поволокла сопротивляющегося коня к выходу со двора.

- Ты куда? - Лена побрела за ними, безвольно опустив руки. Она не понимала, что происходит.

- Сама рассуди! - лихорадочно объясняла Любаша. - Он же трое суток не жрамши! Ему перистальтику поддерживать нечем - пищевых масс в кишечнике нет! Понимаешь? Мы клизмами из него практически все выкачали! Вот отсюда и боль - привычная колика развилась. Ну, Мишка!.. Пошли, пошли!.. Давай, миленький...

Она тащила его к краю полянки, где раскинули сочные листья давно отцветшие одуванчики. Мишка еле шел: боль скручивала нутро, дрожащие ноги заплетались. Тем не менее, оказавшись на траве, конек заинтересованно наклонился. Понюхал... и, ухватив губами, сорвал несколько листиков...

- Вот видишь?! - Любашины глаза светились лихорадкой близкой победы. - Больно, а ест!.. Тянется!... Умница, маленький... сам понимает...

Лена смотрела, как все энергичнее налегал на траву конь, и боялась поверить собственным глазам. Любаша припала ухом к его боку, на секунду притихла... и вдруг восторженно завопила:

- Бурлит!.. Ленка, бурлит!!! Ты понимаешь, бурлит!.. Больно еще, но это пройдет! Мы пробили ее! Победили!!! А ну, послушай сама!

Лена послушно прижалась ухом к мышастому боку... Послушала - и, по-детски взвизгнув, бросилась обнимать Любашу. Вот ради таких мгновений и стоит жить, вот их-то ни за какие деньги не купишь...

...Старенькая, кирпичного цвета "пятерка" тихо катила по шоссе назад в город. Валерка, категорически взявшийся доставить Мишкину спасительницу до места, вел машину предельно аккуратно, мягко объезжая каждую кочку, каждую выбоину в асфальте. На заднем сиденье, свернувшись калачиком и сунув под голову баул, лежала Любаша. Валера, закаленный мужик, никакого холода не боялся, но по крыше автомобиля барабанил возобновившийся дождь, и "печка" грела вовсю - чтоб доктору было тепло...

Любаша пыталась уснуть, но сон не шел. Слишком велико было пережитое возбуждение. Девушка просто лежала с закрытыми глазами, а из-за решетки денника на нее смотрел невысокий, мохноногий мышастый конек. Ее пациент. Теперь уже бывший. Он хрустел сеном и буднично обмахивался хвостом. Так, словно и не было этих страшных троих суток. Доев предложенный корм - а позволили ему съесть пока совсем еще чуть-чуть, - он улегся. Теперь ему было можно. Теперь он БУДЕТ ЖИТЬ. Будет жить...

Любаша улыбнулась и попробовала вспомнить, когда нынче принимает Андрюша Борисыч, но мысли спутались окончательно. Добрые большие животные окружили ее, легонько подталкивая боками. Гнедые, рыжие, серые... Они тянулись к ней, трогали губами и дышали в лицо, делясь чем-то большим, чем просто тепло...

Любаша крепко спала.

...За окошком снова шел дождь. Он размеренно, как метроном, выстукивал о подоконник... тек по световым фонарям в крыше над временными конюшнями "Юбилейного"... замывал следы на маленьком пляже, спрятавшемся в зарослях высокого тростника...

Сергей чувствовал себя так, словно по нему, топоча копытами и лягаясь, пробежал табун диких мустангов. На лице, как ни странно, последствий "битвы при "Юбилейном"" заметно не было, зато все остальное... "Все бока мои изрыты, частоколы в ребра вбиты..." Ребра с правой стороны действительно представляли собой один большой синяк - ни охнуть, ни вздохнуть, а уж кашлянуть... Да что говорить. Сергей очень смирно лежал на спине, старался не кашлять и смотрел в потолок.

К врачам обращаться он категорически отказался.

- Подумаешь! И похуже бывало...- фыркнул он на Анины робкие уговоры.

И в самом деле - бывало. Однажды в манеже, при заездке злого и упрямого жеребенка тот буквально размазал его по доскам забора. Копыта тогда просвистели в сантиметрах от его головы... Все, кто присутствовал, охнули - ведь убил, гад!!! Ан не убил. Доска разлетелась вдребезги... но доска же, не голова. Бог миловал... Тот раз Сергей день отвалялся в постели, а на следующее утро уже скакал по дорожке верхом на коне. Конечно, побаливало, и крепко. Но так ведь на то он и жокеи...

Аня хлопотала над ним, как умела. Готовила в холодильнике лед и прикладывала ему на затылок, где под волосами налилась изрядная шишка. Меняла на боку полотенце, смоченное молоком - на случай, если ушиблена печень. Предлагала всякие импортные таблетки...

Импортные снадобья Сергей в целом глубоко презирал, считая их "лекарствами для богатых и здоровых", а из обезболивающих признавал только отечественный пентальгин. Да и тот, вычитав где-то, будто применение анальгетиков замедляет заживление ран, больше одной таблетки старался не принимать.

- И вообще, нашла умирающего... Подумаешь, пара ушибов! До свадьбы заживет...

- До свадьбы, до свадьбы... - недовольно прокудахтал откуда-то со шкафа Кошмар. Он очень не любил непогоду. И к тому же полагал, что ночью следует спать, а не бегать туда-сюда, включив по всем комнатам свет.

Аня подозрительно зашмыгала носом:

- Ты давай поправляйся, а там уж...

- А там, - улыбнулся Сергей, - готовься быть настоящей жокейской женой. Мы, знаешь ли, и в больницу время от времени попадаем...

- Да ну тебя с твоей больницей!.. - Шмыгающий нос откровенно захлюпал, Аня повернулась и убежала на кухню. Кошмар снялся со шкафа и, хлопая крыльями, полетел следом за ней. Судя по запаху, вскоре донесшемуся оттуда, Аня готовила раненому герою куриный бульон. "Или Кешку сварила", - подумал Сергей. Эта мысль насмешила и странным образом умиротворила его. А может, наконец-то подействовали Анины импровизированные примочки... Он расслабленно вытянулся под теплым пледом - и постепенно заснул.

Аня заглянула в комнату, чтобы предложить ему подкрепиться, но услышала ровное сонное дыхание и вышла на цыпочках, плотно притворив за собой дверь. Это она сделала весьма вовремя, поскольку на кухне заверещал телефон. Аня бросилась к нему опрометью, чтобы истошные звонки не разбудили Сергея.

На часах было полвосьмого утра.

- Анечка? Извини, Бога ради, за беспокойство, - раздался в трубке голос Антона. - Ну как вы там? Как Сережка?

- Ой... - Будущая жокейская жена еле удержалась, чтобы не всхлипнуть. - Пластом лежит... А врача - ни в какую... Говорит, и так оклемается...

- А два слова с ним можно? Аня оглянулась на дверь:

- Да он... он уснул только что. А что такое случилось?

- У меня, - похвастался Антон, - кажется, концы с концами стали сходиться. Если вкратце, то надо бы в одно местечко сгонять, коня глянуть. Определить, похож или не похож на Заказа...

- А далеко это?

Панама назвал место и добавил:

- Говорят, где-то под Выборгом...

Аня только охнула в трубку. Она очень хорошо понимала: ради Заказа Сергей в Выборг не то что на автомобиле поедет - пешком побежит. Что в его нынешнем состоянии означало - на четвереньках. Антон правильно истолковал молчание девушки и спросил:

- А если не Сергей, то кто бы со мной мог?..

- Любаша, - ответила Аня, не раздумывая. - Она же была у Заказа в деннике, видела... И специалист, каких мало... Она сейчас либо дома, - Аня продиктовала телефон, - либо уже в "Юбилейном". Там ты ее точно найдешь... - И забеспокоилась: - А нам без тебя что делать?

- Сидеть на... попе ровно, - ответил Антон очень серьезно. - Если Сережа сегодня полежит, так и хорошо. А встанет... ну, соревнования досматривайте... Только, ради всего святого, никакой самодеятельности! Хорошо?

Аня растерянно пообещала... Разговоры о свадьбе подействовали на Сергея вдохновляюще. Часам к одиннадцати он проснулся и без посторонней помощи сел в постели, а потом встал и потребовал, чтобы Аня обмотала его по ребрам эластичным бинтом. За этим делом она рассказала ему о звонке Панаморева. Сергей сперва страшно возмутился и уже открыл рот, чтобы отчитать Аню за самоуправство... но резкий вздох мигом вернул его на грешную землю, и он скрепя сердце был вынужден признать, что поступила она совершенно правильно. Тем не менее лечь обратно в кровать он отказался категорически. Накинул Анин махровый халат - тот самый, с васильками под цвет его глаз - и начал потихонечку ползать по квартире, придерживаясь за бок правой рукой. Кошмар перелетал с насеста на насест, изумленно следя за происходящим. Сперва Сергей еле передвигал ноги, согнувшись в три погибели и временами кряхтя. Потом начал мало-помалу разминаться, обретать нормальную человеческую осанку. И наконец поинтересовался:

- А соревнования сегодня во сколько?..

В девять утра Антон был на Исаакиевской. На площадке стояла машина, а внутри... После ночного разговора с Плещеевым Панама уже не особенно удивился, увидев за рулем Семена Фаульгабера. Правда, в отличие от вчерашнего великан выглядел весьма хмурым. Наверное, из-за того, что пришлось в воскресенье работать. Как такой громила умудрялся втискиваться в маленькие белые "Жигули", составляло тайну, покрытую мраком.

Услышав название поселка, Семен молча кивнул: видимо, шпаргалка в виде карты ему давно уже не требовалась. Антон оставил его наедине с мировой скорбью, сам же поднялся в пустой кабинет Смирнова и уселся за телефон. В машине на приборном щитке торчал сотовый, но переговоры предстояли слишком масштабные. А время еще было...

Сначала он позвонил в Сайск - в прокуратуру. Несмотря на воскресное утро, ему ответил бодрый голос Олежки Березина:

- Антон Григорьевич, приветик! А я фоторобот вам выслал...

Андрей покосился на аппарат. Действительно, на факсе лежал небольшой рулончик бумаги. Антон оторвал и развернул его. С плосковатого, сделанного на компьютере портрета смотрел скуластый, в меру длинноволосый парень с большими, чуть навыкате, глазами. Чернявый предъявитель липовой доверенности на перевозку имущества по кличке "Заказ"...

- Спасибо, Олежек. Сегодня на ипподром собираетесь?

- А как же... Может, денег выиграю! Совместю... совмещу полезное с приятным...

- Смотри только, тыщу баксов не выиграй!..- испугался Панама. - А то грохнут, как того пенсионера...

План похода оперов на ипподром по делу об убийстве был обсужден и одобрен, и Антон спросил:

- Что-нибудь по нашему делу еще? О коне?..

- Мы сообщили Цыбуле, что кровь питерского коня отправляется на экспертизу в Москву. Ну, как. вы просили... Так теперь в Москве такой дым коромыслом, что аж душа радуется. Цыбуля всех на ноги поднял! Директору Росплемобъединения звонил. Директору института, при котором лаборатория... Самому начальнику лаборатории... То есть люди там и вчера как настеганные бегали, и сегодня. Суббота не суббота, воскресенье не воскресенье...

- Лихо,- удивился Антон. Легенды о Цыбуле оборачивались удивительной правдой. А Олежек продолжал:

- Василий Никифорович вообще, я вам доложу... Сам, даже без их просьбы, выслал в лабораторию кровь бабки Заказа. И очень даже кстати, как оказалось. Мать-то у Заказа при родах погибла, а мать матери, бабка стало быть, жива... Одна проблема - с отцом. В лаборатории, в банке данных, не то что генетического кода - вообще никаких сведений нет, жеребец-то английский. Так начальник обещал через Интернет с англичанами... В общем, есть надежда. Если английские коллеги наших не подведут, не сегодня завтра...

- Олежек, а ты телефон лаборатории?.. - Олег тут же продиктовал, и Панама продолжал: - У меня тоже новости неплохие. Похоже, клиент нарисовал-ся... - Он услышал, как хмыкнул в трубку Олежек. - Чего доброго, не сегодня, так завтра все и закончу. Вот бы сегодня еще результат из Москвы... Олег, а по второму описанию вы фоторобот не делаете?

- Колюня сегодня дискетку подвезет, ну, из "Свободы". Мы ее вечером с анисимовским роботом состыкуем - и к вам... Помните, я рассказывал про двести баксов? Про жокея Анисимова? Мы с ним тут хорошо-о-о поработали...

- Олежек, а хоть принтерной распечатки анисимовского варианта?..

- Ну... если минут через двадцать вы еще будете на месте... Или факс включенный оставьте!

- Добро, высылай... - Антон посмотрел на часы: стрелки бежали с катастрофической быстротой. Кажется, начиналась гонка со временем...

Его следующий звонок был в лабораторию иммуногенетики. К трубке долго не подходили. Потом ответил недовольный женский голос. Антон попросил начальника. Ему сообщили, что начальник сейчас считывает реакцию (тон подразумевал, что спрашивающий о тонкостях науки не имеет представления) и к аппарату подойти просто не в состоянии. Антон представился. В трубке помолчали, затем послышался вздох:

- Подождите...

Ждать пришлось минут восемь: Антон, топчась на месте от нетерпения, засекал по часам. Наконец возле уха раздался бодрый мужской голос:

- Слушаю вас. Здравствуйте... Антон еще раз представился и поинтересовался промежуточными результатами анализов.

- Вообще-то, мы промежуточных не сообщаем... - замялся было начальник. Но, похоже, Цыбуля здорово накрутил всем хвосты - после секундной паузы ученый продолжал как ни в чем не бывало: - ...Но у меня есть чем вас обрадовать. Англичане на мой запрос любезно выслали нам генный код названного Василием Никифоровичем производителя...

Антон отметил, с каким уважением было произнесено имя Цыбули.

- ...Так вот, я только что считал результаты реакции: сходство генных кодов по отцу... Только представьте себе, девяносто два процента! Я почти с уверенностью могу сказать, что жеребец, чью кровь мы исследуем, является сыном указанного производителя...

- А почему только девяносто два? - насторожился Панама. - Почему не сто?

- Ничего себе "только", - засмеялся начальник. - Все сто вам один Всевышний даст. А мы люди смертные... Мы обычно сразу процентов двадцать скидываем на погрешность. На особенности условий постановки реакций, на нестабильность сывороток-реагентов... Хоть и тестируем их постоянно по международным стандартам, но, сами понимаете... Тут на самом деле целая теория, так что вы мне лучше просто поверьте: девяносто два - это высочайший процент...

- Ну спасибо, утешили, - Панама довольно потер затылок. - А когда можно будет получить окончательное экспертное заключение?

- Как бы мы ни старались, но раньше чем к вечеру... - Московский ученый помедлил. - Давайте договоримся: крайний срок к шестнадцати-семнадцати часам. Вам его факсом выслать?

- Да, будьте добры... - Антон продиктовал номер. - И заказным в Сайскую городскую прокуратуру. А если бы получилось к шестнадцати... вы себe представить не можете, как нас выручите... Но и в любом случае преогромнейшее вам спасибо. И девочкам вашим... Скажите им, пусть уж не сердятся. Такого коня спасаем...

Панама поймал себя на том, что заговорил почти как Сергей.

- Да зачем же сердиться. Не в первый раз... улыбнулся в трубку начальник. И посетовал: - Жалко крови маловато... Мы бы повторы провели... чтоб с максимальной достоверностью...

Антон распростился с ним и положил трубку. Было похоже на то, что дело заканчивалось. В четыре придет факс результатов экспертизы - и можно к прокурору за ордером. Соревнования раньше четырех все равно не закончатся... Панама снова посмотрел на часы и пришел к выводу, что вернется из визита к "породистому неустановленной породы" никак не позже двух. Если, конечно, "Жигуль" не пропорет колесо и не утонет на раскисшей дороге...

Он позвонил Боре Смирнову, попросил подстраховать с ордером - доложить начальству заранее, - и, быстро заперев дверь, азартно помчался по лестнице вниз. Запрыгнул к Фаульгаберу в белого "Жигуля", внешне ничем, кроме номеров, не отличающегося от собратьев... Взвизгнул стартер, заработал мотор... машина понеслась по улицам города.

В кабинете из факса поползла бумажная лента. Колючие светлые глаза человека с портрета, удивительно похожего на Андрея Полякова, скользнули невидящим взглядом по стенам пустого помещения, по потолку... Лента свернулась в трубочку, факс пискнул и остановился, и в кабинете воцарилась прежняя тишина...

Фаульгабер только молча пожал плечами, когда Панама попросил его для начала завернуть к "Юбилейному" - надо, мол, подхватить с собой человечка.

Антон попытался разговорить его:

- В машине-то курят?..

- В моей?.. - Семен заложил на перекрестке крутой поворот, и Антон заметил, что кисти рук с тыльной стороны у него были сплошь в пятнах недавно отболевших ожогов. - А все делают, - продолжал Фаульгабер.- Даже водку пьют... Только просьба - пепел и хабарики за окошко. Запах этих... потушенных... терпеть ненавижу!

Антону понравилось колоритное выражение, которого он, если по совести, от молчуна-водилы никак не ожидал. Он еще смаковал его про себя, примеряя к подходящим жизненным ситуациям, когда машина свернула с моста на подъездные дорожки и остановилась возле служебного входа дворца.

- Я быстро...- Панама бросил на сиденье ремень безопасности, никак не желавший убираться в гнездо.

- Валяй, - флегматично донеслось сквозь приспущенное окошко. - Лично я не спешу...

Гигант комфортно откинулся за рулем и сунул лапищи под затылок. Похоже, ему не привыкать было к долгому ожиданию.

"Терпеть ненавижу", - подумал Антон, показал омоновцу пропуск и побежал внутрь. Судя по тому, что Любаши дома не оказалось (телефон, во всяком случае, не отвечал), она была где-то здесь. Но вот где конкретно? В ветеринарке?.. Панама устремился знакомым путем, заранее прикидывая, что делать, если ее не будет на месте. Искать Александра Владимировича, давать объявление...

К счастью, отыскивать директора-распорядителя и терять драгоценное время, вдаваясь в объяснения, не пришлось. Дверь веткабинета сама распахнулась навстречу, и на пороге возникла Любаша. Свежая и цветущая. Дома она отмылась и даже часок поспала, а теперь двигалась к "Андрюше Борисычу". Предварительно завернув на минутку к девочкам в "Юбилейный"...

- Антон, какими судьбами? - удивилась она. Она была в джинсиках и плотном спортивном свитерке, который не очень подходил к пышно взбитой прическе, зато создавал общую иллюзию бодрости и энергии. Антон взглянул в искрящиеся глаза девушки и невольно смутился. Она широко улыбну лась, и он, естественно, не мог ей не ответить. Kaк же она была сейчас хороша...

- Я-то по делам, - пояснила Любаша. - А тебе что с утра пораньше не спится?

Парик даже с самого близкого расстояния был на ней незаметен.

- А я за тобой. - Панама подхватил ее под руку и повлек в сторону выхода.- Честное пионерское. Едем за город на машине. В дивное местечко под Выборг... Шашлыков, врать не буду, не обещаю, но воздух... воздух...

Это было сказано весьма неуклюже: Любаша сразу вспомнила его рассуждения о солнце, фруктах и воздухе. Она сразу остановилась и рассерженно попробовала выдернуть руку:

- А ну пусти!..

- Любочка, милая, спасай, не то пропаду, - Панама заговорил совершенно серьезно. - Мне эксперт нужен. Зооветеринарный. А лучше тебя...

Он испытал величайшее облегчение, увидев, как уходит из ее взгляда болезненная настороженность.

- Ну вот, все вы такие, - сказала она наконец. - Как уши бедной девушке мылить, так быка жареного сулите, а до дела дойдет, и шашлычка несчастного не допросишься... Что стряслось-то? Выкладывай уж.

Антон рассказал ей в двух словах о коне-найденыше и о том, почему "породистого неустановленной породы" жизненно важно было немедленно осмотреть. Любаше не понадобилось ничего объяснять. И уговаривать - тоже:

- Момент, только сумку схвачу...