Чтение 24–й страницы книги ~Все дороги ведут в Рим~

- Не ври.

Он мог смотреть на нее и не задыхаться от любви. В этом было что-то противоестественное.

- Ты - красавица. - Он мог настаивать, потому что в принципе уже не имело значения, красива она или нет. - Чем ты занимаешься?

- Так, всем понемногу. - И будто спохватившись, добавила: - Мои скульптуры пользуются успехом.

Элий кивнул. Он узнал несколько лет назад от Квинта, что Марция торгует наркотиками. Тогда это его возмутило и взволновало. Тогда - взволновало. А сейчас - нет.

- Ты - мой должник, Элий. Тогда, на дороге, во время нашей последний встречи, я заставила тебя выбирать между мной и Римом. Я знала, что ты выберешь Рим. Тебе показалось, что я зла на весь мир и хочу тебе отомстить?

Элий кивнул.

- Ошибаешься! - воскликнула она с ребячливым торжеством. - Не только ты умеешь быть благородным, Элий! Я освободила тебя. Ты стал Цезарем, и наш брак сделался невозможным. Видеть, как ты разрываешься между долгом и любовью ко мне - нет уж, это не для меня! В конце концов ты бы отказался от меня. "О, дорогая Марция, прости, но Риму нужен наследник, а ты бесплодна... " - передразнила она, неплохо подражая голосу Элия. - Ты бы ушел, считая себя предателем. А так ты столько лет жил с чистой совестью. И все благодаря мне. Ты не предполагал такое?

Как раз именно такое он и предполагал. И даже хотел, чтобы все было именно так. Но знал, что все не так. Он и сейчас это знал. Но подарил Марции маленькое, пусть и запоздалое, фальшивое торжество.

- У меня есть куча денег - и только. Ни любимого, ни детей. Есть, правда, любовники, - продолжала Марция. - У меня диабет, я теперь на диете, не могу есть сладости - а я их так любила, если помнишь.

- Помню.

- И эти пиры, что устраивал Гесид и приглашал нас к себе. Ты помнишь? Наверняка помнишь. У тебя Постум, Тиберий и Летиция. Твоя жизнь исполнилась, моя - не сбылась. Я торгую наркотой. Но не обвиняй меня, Элий. Не все равно - "Мечта Империи" или наркотик "Мечта"? Все - только обман и торговля желаниями. Люди хотят забыть о нашем фекальном мире - я им помогаю. Поздно что-либо исправлять. Мне уже ничего не хочется - даже секса. Расставляю ноги по привычке. - Тут она лукавила. Но кто мог ее уличить? - Меня окружают мерзкие хари. Я никого не люблю.

- Оставь торговлю наркотиками и приезжай в Рим.

- Нет, мой друг, меня тут же посадят в карцер. Я, может, и сбегу из Новой Атлантиды, но только не в Рим. А впрочем, зачем жаловаться, а? Это так на меня не похоже. Я привыкла действовать. И я буду действовать. Я хочу от тебя ребенка.

Элий решил, что ослышался.

- Марция...

- Знаю, знаю, мне много лет. Но можно взять мою яйцеклетку, оплодотворить твоей спермой, и нашего ребенка выносит другая женщина. Двадцать лет назад медицина была на такое не способна. Теперь - запросто. Все уже обговорено, деньги заплачены. Дело за тобой.

Он даже не успел обдумать ответ, губы сами произнесли:

- Я - импотент.

- Не ври, - она лениво отмахнулась от его фразы и попросила официанта принести еще вина. - У тебя глаза мужчины, который ищет телку. Ты давно уехал из Северной Пальмиры, и твое воздержание слишком затянулось. А я даже не прошу меня трахнуть. Там, наверху, в комнате все готово. Можешь запереться наедине с пластиковой чашкой и с портретом Летиции - портрет лежит на кровати - и сделать все за несколько минут. И старая толстая Марция будет счастлива. Неужели она не может получить свой кусманчик счастья? А? Ты готов был биться за моего ребенка на арене. Но та комнатка наверху - не Колизей.

Он подумал, что она пытается скрыть боль под маской веселого кинизма. Или, напротив, ей не больно? И она испытывает наслаждение оттого, что может говорить с ним так бесстыдно и вызывающе? Или то, что она делает и говорит, вовсе не унизительно? Элий прикрыл глаза ладонью. В полутемном зале свет вдруг показался нестерпимо ярким.

- Я вновь плачу и плачу щедро за те несколько минут наверху. - Да, в тот первый раз она тоже не скупилась, покупая талант для своего нерожденного младенца. - Деньги отдадут не тебе, конечно, а твоему сыну. Завтра ему принесут сундук, и в том сундуке - пятьсот тысяч настоящих золотых ауреев. Это много. И эти деньги в ближайшее время императору очень понадобятся. А если ты, увы, импотент, то деньги останутся у меня.

- Ты покупаешь меня за пятьдесят миллионов сестерциев?

- Друг мой, я помню, что Летиция заплатила тебе больше. Но это все, что я могу предложить. Тебе и твоему сыну. Жаль, что Постум не мой ребенок. Он так похож на Аполлона, которого я изваяла. Больше, чем ты. Хотя ты мне и позировал когда-то.

- Много лет назад Вер заклеймил для меня желание, - сказал Элий. Неожиданно все поплыло у него перед глазами - будто он вновь любил ее и вновь должен был потерять. Время вдруг стало тягучим, плотным и хмельным, как глоток неразбавленного фалерна. - Желание это пока не исполнилось. Но я столько раз играл в кости с богами, делая ставку на это клеймо Вера, что, если желание исполнится, я тут же умру. - Он сделал паузу. Марция тоже молчала. Он сбился. - Так вот... Вер знал, что мы с тобой мечтаем о ребенке... он загадал именно рождение ребенка. Нашего с тобой ребенка. И то, что ты предлагаешь, для тебя - исполнение желаний, а для меня - смерть.

- Ты знаешь точно?

- Да. - Теперь, после невероятной просьбы Марции, он не сомневался, что Вер выбрал именно это клеймо. Иначе почему она здесь и просит такое?

Ее ответ был восхитителен:

- У тебя еще девять месяцев в запасе. И даже больше. Ведь ребенка еще надо вживить суррогатной матери. Десять. Минимум.

Он вспомнил ее давнее требование выбора, которое было то ли жертвоприношением, то ли розыгрышем. Сегодня повторялось все то же. Женщины умеют разыгрывать одну и ту же пьесу. Марция опять предлагает ему выбирать, запланировав его ответ заранее.

Еще несколько дней назад он бы не обманул ее ожиданий. Но сегодня он позволил Постуму ускользнуть от ответа и оставить между ними неприятной тенью успех Сертория и Береники. Сегодня он готов был обмануть любые надежды и поступить не так, как от него ожидали. Но исполнить невероятное он тоже был сегодня готов.

Элий вышел из таверны и остановился. Не мог никуда идти. Верно, так Луций Цезарь упирается в стену из слов и не может подыскать нужный звук, и мучительно кривит лицо, чтобы эту стену пробить. Жизнь Элия могла быть совершенно иной, если бы... Это "если бы" его зачаровало. Если бы Марция не бросила его, если бы Марция согласилась. Если бы он иначе исполнил для нее желание. Если бы единственный сын Руфина не погиб. И вдруг Элий понял, что все эти "если" мало что меняют. Понял, что не стал бы счастливее при других многочисленных вариантах этого беспомощного "бы". Он так задумался, что едва не столкнулся со странной троицей у дома префекта Виндобоны. Гроздья фонарей освещали фасад большого дома с портиком, кованую решетку, туи в кадках и мостовую. Зато возле соседних домов помаргивали лишь крошечные фонари над входом, и этот полумрак укрыл Элия.

Первым из троицы Элий узнал Рутилия, потом - Корда. Рядом с авиатором стоял невысокий человек в кожаном шлеме, кожаной тунике и брюках в обтяжку. Элий не мог слышать, о чем эти трое говорили. Да и не пытался. Он лишь следил за Кордом. Легион "Аквила" еще не прибыл в Виндобону. Так почему же Корд уже здесь? Луций Цезарь обещал, что легион прибудет только через два дня.

Вскоре авиатор и его маленький спутник оставили Рутилия и двинулись по улице. Корд несколько раз оглянулся, но не заметил преследователя. Авиатор о чем-то говорил своему спутнику и говорил восторженно. До Элия долетали отдельные фразы.

- Отлично, он все понимает! Все! - воскликнул Корд несколько раз. - На такой высоте нас никто не заметит!

Почему Корд и его помощник тайно встречались с Рутилием до прибытия "Аквилы"? Да, Корд не командир легиона, но все равно эта встреча выглядела подозрительно. Авиатор и его спутник вошли в гостиницу. Элий проскользнул следом. В атрии горела лишь одна лампа под матовым абажуром. Толстый охранник дремал в кресле. Два молодых легионера любезничали с молоденькими девицами в одинаковых розовых туниках. Девицам хотелось в кино или в ресторан, легионерам - наверх, в номера. Корд взял ключи, его спутник - тоже, и они поднялись наверх.

- Мне нужна комната, - сказал Элий, и швырнул золотой на стойку.

Пока служитель доставал ключи, нетрудно было заметить, сколько гвоздиков пустует. Были взяты ключи всего от двух номеров. Элий занял третий. Виндобона ныне непопулярна у туристов.

Неспешно Элий поднялся наверх по деревянной лестнице. Огляделся. Корд мог снять крайний номер. Или тот, что рядом. Только эти и были заняты. Элий остановился, прислушался. Внутри тишина. Нет, в крайнем номере кто-то двигался. Элий решил заглянуть первым делом сюда. Лезвием ножа отжать хлипкий гостиничный замочек труда не представляло. Он ворвался в комнату, сгреб метнувшегося к нему человека и приставил лезвие к яремной вене:

- Что вы задумали с Рутилием? Что? Измену?..

Тут он только увидел, что держит в руках Летицию и к ее шее прижимает острие кинжала.

Он отпустил ее и спрятал кинжал.

- Ну ты даешь, Элий! - Она рассмеялась. Кажется, она и испугалась не слишком - вернее, не успела испугаться. - Что с тобой? За кого ты меня принял?

Элий огляделся. Номер был скромный, почти убогий - одна комнатка с гладко оштукатуренными и выкрашенными бледно-зеленой краской стенами. Узкая кровать, столик, скамья. Лишь покрывало ручной работы и домотканый коврик на полу украшали нехитрое пристанище Августы. На всякий случай Элий приоткрыл фанерную дверку. За ней была душевая - узенькая кабинка с порыжелой пластиковой занавеской.

Неужели Летиция так стеснена в средствах?

- Возможно, Корд решил выслужиться перед Бенитом и предать императора. Рутилий не любит Постума. Я жду от него чего угодно.

- Ну уж не надо... От Рутилия - измены? - Летиция недоверчиво покачала головой.

- Знаешь, после предательства Клодии я ничему не удивлюсь... - он запнулся.

- Да, бывает, - согласилась она.

- Мы договорились, что Корд до прибытия "Аквилы" общается только с императором и со мной. Почему он оказался рядом с Рутилием. Почему сегодня?

- Ты задаешь слишком много вопросов. - Летиция опустилась на кровать.

На ней была серая туника без рукавов и кожаные брюки. Волосы коротко острижены. Ни капли краски. Издалека она походила на молодого человека. Да и вблизи тоже... Что-то хмурое, сосредоточенное появилось в ее лице. Почему она уехала из Северной Пальмиры, где была в полной безопасности, и ничего не сообщила Элию? Еще один неприятный вопрос, но он не задал его вслух.

Присел рядом с нею на кровать.

- Так все же, что за дела с Рутилием?

- Мы говорили об организации разведывательных полетов до того, как "Аквила" в полном составе прибудет сюда. Наши самолеты-разведчики уже три дня как летают. Надо знать, куда монголы направят свой следующий удар.

- На Дакию.

- Не похоже.

- Значит, разведчики уже здесь?

- Именно. У нас есть целая эскадрилья. Ими командует Корд. Они могут летать на высоте в восемь миль. Кабина самолета герметична, двигатели с турбокомпрессорами для полета в разреженном воздухе. Они могут углубиться в расположение монголов на двести с лишним миль. Хочешь кофе? - Она налила из термоса кофе. Горькая холодная жидкость - наверняка термос Летиция наливала утром.

Сквозь тоненькую стену в соседнем номере слышался сдавленный смех, шепот и затем - кряхтенье старой кровати под напором молодых тел. Кому-то из легионеров повезло уговорить девчонку отправиться в номер. Второй, видимо, поплелся в кино.

- Кто получает данные разведки?

- Разумеется, Рутилий. И Постум. Ведь он император.

- Послушай, Корд не должен передавать никаких сведений Рутилию. Только Постуму.

- Приказ императора?

- Нет, это я решил.

- Ты решил за Постума? - она удивленно вскинула брови.

- Рутилий ненадежен.

Она рассмеялась:

- Элий, ты доверил Постуму бороться с Бенитом. Постуму, когда он был еще ребенком. И он справился. Он смог. А теперь, когда он взрослый, когда он получил назад всю полноту власти, когда его поддержал Большой Совет Содружества, ты вдруг примешься мелочно его опекать? Разве Постум просил тебя об этом?

- Ты бы видела, как себя держит Рутилий! Эти подлые демарши... - Он едва сдерживался, чтобы не закричать. Никогда свою власть и свое достоинство он не оберегал с такой ревностью, как власть сына. - Корд хотя бы сообщил Постуму о своем прибытии?

- Разумеется. Как же иначе! И прошу тебя, Элий, не делай большего, чем от тебя хочет Постум. Помнишь мой гадальный салон в Северной Пальмире? - Летиция вновь рассмеялась коротким смешком. - Тогда я пыталась собрать деньги для Корда. Смешно, правда? - Она уже перестала смеяться, но говорила: смешно. Так бывает в кино - не совпадает изображение и звук. Он и прежде замечал за Летицией эту особенность. - Решила построить огромный завод на доходы от гадания.

Она замолчала - не рассказывать же, как постоянно открываются ей картины будущего, то далекого, то совсем близкого. И она идет вслед за этим грядущим, будто по проложенной кем-то дороге. Не может не идти. Что-то подобное испытывала она, когда царапала на полях открывшуюся внезапно тайну прошлого. Да, с прошлым она сыграла в опасную игру. Да и с будущим вела себя неосторожно: порой казалось, что черные руины Нисибиса были порождены не взрывом, но лишь ее воображением. Человеческая ее сущность приходила от этого в ужас, ну а гениальная, напротив, испытывала странное торжество, когда увиденное сбывалось. И одна половина ее души ничего не могла объяснить другой. Они просто сосуществовали рядом. И с каждым днем одна половина все больше становилась не похожей на другую. В мире жили как бы две Летиции. И уже сама Летиция не знала, какая же из этих двух подлинная. И которую из них любит Элий.

- Корд молодец! - воскликнул Элий. - Надо же - этот человек всю жизнь стремился к одной цели и достиг ее. Кто бы мог подумать... случается... Создал авиационный легион. Пикирующие бомбардировщики и истребители.

- У монголов тоже есть самолеты, но очень мало. У нас - преимущество. - Летиция вновь рассмеялась. Она говорила о самолетах, как другие женщины говорят о безделушках: колечках, сережках. - Все решат самолеты. Кстати, у меня есть письмо от Валерии.

- Откуда?

- Из Альбиона, конечно. Я получила его еще во Франкии. - Летиция протянула Элию смятую бумажку.

"Люблю, целую всех. Ждите Боудикку. Валерия".

Кого Валерия имела в виду под Боудиккой, Элий не понял.

Они, муж и жена, не видевшие друг друга больше четырех месяцев, сидели на двуспальной кровати в гостиничном номере, где за стеной резвились любовники, и разговаривали о военной тактике и военной технике. Верно, и ее та же мысль посетила, потому как она стянула через голову серую тунику, под которой ничего не было - даже нагрудной повязки. Элий - тоже легионер, которому накануне драки посчастливилось запереться со своей девчонкой в номере. Правда, ему не двадцать, а пятьдесят. Но ведь это только арифметика.

- Ты смотришь так, будто в первый раз видишь меня обнаженной, - шепнула она.

- Мне показалось: ты не стареешь. Как все гении, будешь вечно юной.

- Ерунда. Смотри: вот седые волосы. А вот - морщинка, - она тронула пальцем щеку. Никакой морщинки там не было. А вдруг в самом деле не стареет?

- Прекрати! Ты - юная Венера.

- Ну уж никак не Венера!

- А кто же? Диана? Тогда ты убьешь меня, едва я попробую посягнуть на твою честь.

- Так попробуй, посягни. - Она откинулась на кровать и поманила его пальцем.

Наслаждение подкатывало и отступало - будто удавалось губами ухватить сладкий плод, и тут же ветка качалась, и плод ускользал. И вновь дразнил... и вдруг - взрыв, а следом опустошающее изнеможение.

Кровать была узковата, и они лежали рядом, плотно прижимаясь друг к другу. Он держал Летицию за руку, ощущал тепло ее тела и думал о Хлое, оставшейся на Крите. И об обещанном, но так и не написанном ей письме. Лежа в постели рядом с Летицией, он думал о Хлое и о просьбе Марции. Об исполненном желании. А вдруг Хлое наскучит островная жизнь, и юная любовница явится сюда, в Виндобону? Три женщины, которым он дорог, встретятся и...

- Ты видела Постума?

- Издалека.

- А он тебя?

- Нет. Нам лучше не встречаться. Потом. - Его поразило ее равнодушие. Ведь она говорила о собственном сыне. Тиберия она любила. А Постума? Боялась полюбить? - Встретимся, когда самое опасное минует. Ты - рядом с ним. Это хорошо. - Она говорила обо всем этом с каким-то удовлетворением. Как будто сама создавала цепь событий.

- А Тиберий где?

- В Лугдуне. Ему слишком опасно здесь быть.

Она боялась за Тиберия. А за Постума - нет. Впрочем, Тиберий в самом деле не создан для опасностей: мальчишка вырос слишком избалованным и капризным. Не злым, нет, но неспособным что-нибудь преодолеть. Даже себя.

- Они должны встретиться, - сказал он. Впрочем, он был не уверен, что слово "должны" здесь уместно.

Летиция замотала головой:

- Они слишком неравны. Я боюсь этого. Тиб теперь пишет статьи для "Акты диурны". У него отлично получается.

Да, Тиб не обделен талантами. Из него выйдет поэт или певец. Возможно, художник. Как минимум - прекрасный репортер. Уже сейчас он сочиняет бойко, а порой даже блистательно. В будущем Постум мог бы ввести его в состав совета директоров "Акты диурны". Но император из Тиберия не получится. И это хорошо. Элий намеренно позволил Летиции избаловать младшего сына. Для безопасности. Чтобы младший никогда не смел и помыслить о том, что может встать во главе Империи.

Элий вспомнил почему-то, как нашел среди рисунков пятилетнего Тиба один совершенно удивительный - красное небо, храм, распадающийся на куски, накрененные статуи. Элий привел Тиба в большую базилику и показал огромное, висящее в атрии полотно. Алое небо, черный пепел... "Последний день Помпеи"... Тиб долго смотрел, потрясенный. А потом сказал: "Мы так и живем. Завтра наши дома упадут, и небо станет красным". - "Ты прежде видел эту. картину?" - спросил Элий. - "Нет, никогда... Но мне сейчас кажется, что я ее придумал". - "Ты хочешь стать художником?" - спросил Элий. - "Хочу", - ответил Тиберий.

- Я видела будущее, видела их встречу. Пока они не встретились, Постум может рисковать, - шептала Летиция.

Элий нахмурился. Ему не нравилась легкомысленность Летиции. Уж больно она полагается на свой дар. Он и сам когда-то слишком доверял желанию, что выиграл для него Вер. А к чему это привело? К Нисибису, к изгнанию, к нечеловеческим пыткам Всеслава. Человек не может быть уверен ни в чем. В отличие от бога.

- Знаешь, Корд доверил мне самолет-разведчик. Мне нравится летать, - рассказывала Летиция. Ее наигранно-веселый тон казался все более фальшивым. Что она скрывает?

- Значит, ты летаешь на самолете? - Он тоже пытался беззаботно подтрунивать и шутить. Но смятение все возрастало.

- На чем же еще?

Она забыла, что когда-то могла летать сама, как гений. Но эта способность, как и память о тех полетах, к ней не вернулась. А он боялся подсказать: ведь это будет нашептанный, а не идущий изнутри дар. Вдруг она взлетит, а потом усомнится, растеряется и ухнет вниз.

Желание лететь... Ведь он всегда мечтал о полете. Он даже бился насмерть за право взлететь. В том поединке, когда он хотел отдать этот дар людям, Хлор отрубил ему ноги. Как все сходится - разные тропинки сливаются в одну дорогу. Но куда? Куда она ведет? Он потер ладонью грудь: тревога была уже физически ощутима.

Она думала о том же, вернее, почти о том же. То есть о молодости и о странных желаниях и не менее странных поступках. Вспомнила свою надпись на полях книги. Целый мир всколыхнула и чуть не опрокинула. А уж свою жизнь - точно перевернула навсегда. С тех пор в ней то недостижимая высота, то пустота и никчемность.

- Это не моя жизнь, та, которой я живу, - подвела она итог вслух.

- Что? - Он очнулся от своих мыслей.

- Я должна была стать душой нового мира, ты помнишь? И не стала. Ты отнял у меня эту судьбу.

Ему послышался упрек в ее словах.

- Я тебя спас. И спас Рим.

- Да, спас. Но я живу чужую жизнь, а вовсе не ту, что мне была предназначена, которую выбрала. Ты выбрал за меня. Причем дважды. В первый раз - когда спас меня. И во второй - когда запретил возвращаться в Рим и осудил на изгнание. Это две чужие жизни. Чужие! - Она почти выкрикнула это слово "чужие".

- Что ты хочешь этим сказать? - Он сел на кровати. - Ты злишься на меня? Ты бы хотела, чтобы этот мир погиб?

- Нет и нет. На все вопросы - нет, - она вновь хихикнула, и вновь неуместно, и перевернулась на бок так, что он не мог видеть ее лица. - Просто пыталась разобраться, какая из этих двух жизней моя. И вдруг поняла, что обе чужие.

Элий вглядывался в темноту. Тревога не унималась. Напротив - росла.

- Хочешь сказать, что ты была несчастна?

- Опять нет. Я же сказала - моя подлинная жизнь ушла. Ты убил моего гения. А мою судьбу стащил Кронос. Пенять Кроносу нелепо. Как и тебе. Но жизнь надо жить так, как живет Корд, - по натянутой струне от начала до конца. От истока к цели. А как живу я? Метания, поиск чего-то. Какие-то обрывки. Острова. А между ними - несуществование. Болото. Ряска скуки. Я знаю, что моя подлинная жизнь должна быть совершенно другой. И она где-то существует помимо меня. Но где? - Она почти выкрикнула это "где". И голос у нее вдруг сделался хриплым, как голос гения. - Даже своим даром я почти не пользуюсь. Я могла бы гораздо больше, - в ее голосе вдруг проступила хинная горечь. - Да, могла бы. Но я смотрю на гениев, которые в обличье облезлых котов роются на помойках и дерутся из-за рыбной требухи, и понимаю, что мои претензии - подлость. Если жизнь гениев нынче такова, то я, полукровка, не могу претендовать на большее.

- Но все же претендуешь, - сказал Элий в темноту. Он не обиделся. Нет. Нелепо обижаться, когда нельзя уже ничего исправить.

Она вновь повернулась, положила голову ему на плечо и произнесла задумчиво:

- Сильные желания нас обманывают. Веришь в их подлинность. И лишь спустя много лет понимаешь: на самом деле желать надо было совсем иного.

- Летти, ты о чем?

- Так. Мысль случайно пришла в голову. Ты не обращай внимания на то, что я говорю. Я в последние дни несу абракадабру. Что в голову придет, то сразу и говорю. Лучше тебя, Элий, все равно никого нет. Постум обо мне спрашивал?

- Разумеется.

- Ну и хорошо. А теперь давай спать.

Он обнял ее и зашептал на ухо:

- Знаешь, что тебе надо сделать? Взять другую книгу и сделать новую надпись.

- Какую книгу?

- Значения не имеет. Но книга должна быть с чистыми полями.

И все же она лгала. Женщины всегда лгут. Даже когда не хотят. Сколько раз они теряли друг друга, но всякий раз именно она, Летиция, возвращалась к нему. Всякий раз она делала один и тот же выбор. Она - не он. Он мог выбрать и Марцию, и Летицию, и даже Хлою. Она выбирала его как судьбу. Она, а не он. К чему этот разговор? Зачем Летиция его начала? И вдруг догадался - знает. Все знает про измену. Напрямую упрекнуть не решилась. Но и промолчать не смогла. Тяжко иметь жену-пророчицу. От нее ничего невозможно скрыть. Так почему не устраивает сцену? Почему не кричит, не грозит кинжалом? Не ревнует? Разлюбила? Или...

Она не спала, хотя и старалась дышать ровно. Лежала, прижимаясь к нему, положив голову ему на плечо. И он не спал - смотрел в потолок, не смея дать ответ на свое "почему". Если не упрекает, значит, простила. Заранее простила, потому что скоро... В темноте отыскал ее руку и стиснул пальцы. Ее дыхание вдруг прервалось. Он понял: она подавляет подступившие в горлу рыдания.

"Ерунда, - сказал он ей мысленно. - Все предсказания абсурдны. Я вижу будущее. И оно - огромное пятно света. А предсказывать исход каждого поединка - такая чушь, поверь мне, старику".

ГЛАВА II

Игры римлян против варваров

"В этот день в 1974 году гладиатор Юний Вер одержал свою последнюю победу на арене Колизея".

"Как сообщают наши источники, в Риме введены тессеры на продукты. Люди простаивают часами в очередях, чтобы получить два фунта плохо пропеченного хлеба и немного оливкового масла. Для поддержания идеального государства всем предложено пожертвовать своими драгоценностями. Супруги обязаны сдать золотые обручальные кольца. Взамен желающим поначалу будут выдавать оловянные".

"Акта диурна", 8-й день

до Ид июля [8 июля.]. Выпуск

подготовлен в Медиолане