Чтение 24–й страницы книги ~Цена империи~

Глава четвертая

"ABE, АВГУСТ!"

Двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Третий час дня по римскому времени. Могонтиак

- Кто это сделал? - прорычал Максимин. - Кто?!

- Поищи среди своих принципалов, легат! - процедил префект преторианцев.

- А почему не среди никчемных преторианцев? - осведомился присутствовавший на собрании наместник Верхней Германии консуляр и сенатор Дион Кассий, у которого была давняя вражда с преторианцами. Настолько серьезная, что во время своего консульства Кассию пришлось два месяца провести вне стен Рима†††††††††††††††††††.

- Ты!!! - Префект в ярости вскочил со своего места...

...И увидел прямо перед собой разъяренную Медузу Горгону на золоченом нагруднике Максимина. фракиец, несмотря на свои габариты и возраст, мог двигаться очень быстро.

- Сядь!

Небрежное движение руки - и префекта швырнуло обратно на скамью. Краска сбежала со щек префекта. Он вдруг осознал, что был на волосок от смерти.

- Ты! - Толстый палец Максимина указал на легата XVI Flavia Firma. - Говори!

- Их нашли утром, - сказал командующий Шестнадцатым Флавиевым. - Убийцы неизвестны. Двое стражников были убиты. Задушены. Остальные утверждают, что ничего не видели и не слышали...

- Вырвать у них правду! - прорычал Максимин.

- Я бы не советовал этого делать, - подал голос Маний Митрил Скорпион.

- Присоединяюсь, - поддержал его Гонорий Плавт.

- Он прав, - выступил легат Второго Сирийского легиона. - Нельзя никого трогать, доминус! Будет бунт! В легионах неспокойно! Смерть Августов...

- Молчать! - взревел Максимин. - Я хочу, чтобы убийцы были найдены! Я не хочу, чтобы в смерти императора обвиняли меня!

В просторном зале, где обычно собирался городской совет Могонтиака, а сейчас расположились старшие командиры шести легионов, повисла напряженная тишина. Присутствующие знали Фракийца. Никто не осмеливался высказаться. Никто не хотел стать жертвой безудержного гнева гиганта командующего. В зале наступила тишина, зато снаружи, с форума, донесся изрядный шум.

- Что там такое? - рявкнул Максимин. - Декурион! Что там происходит?

- Там легионеры! - Декурион охраны уже минут десять топтался у дверей, не решаясь обратиться к разгневанному командующему. - Они хотят тебя видеть, доминус!

- Митрил! Выйди и разберись! - скомандовал Максимин. - Итак, вы все меня поняли? - Он мрачно оглядел присутствующих. - Я хочу, чтобы даже тень подозрения не пала на меня, ясно? Я хочу, чтобы убийцы Августов были найдены. Я хочу, чтобы все виновные в убийстве были найдены! Я сам...

- Гай! - в дверях стоял вернувшийся Митрил. - Там выборные от всех легионов. Они желают тебя видеть!

- Подождут!

- Гай, они желают тебя видеть немедленно!

Ночь с девятнадцатого на двадцатое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. За час до рассвета. Окрестности Могонтиака. Лагерь Одиннадцатого легиона

- Они мертвы, - сказал Агилмунд. - Оба. Нас опередили.

- Кто это сделал? - спросил Черепанов. Агилмунд пожал плечами.

- Тебе нужны доказательства?

- Твоего слова довольно.

- Похоже, ты рад? - спросил наблюдательный Скулди.

- Рад, - не стал скрывать Геннадий.

- Мы тоже, - сказал герул. - Не очень приятно убивать женщину... за деньги.

- Ну да, - сказал Черепанов. - Хорошо, что ты напомнил...

Он открыл сундук, в котором лежали четыре туго набитых кошелька, взял два и протянул Агилмунду. Гревтунг качнул головой.

- Бери! - сказал ему примипил. - Это половина. Свою часть вы сделали хорошо, и не ваша вина, что главное кто-то проделал вместо вас. Когда Аласейа вернется, я расскажу ему о вашей храбрости. Только ему - больше никто об этом знать не должен. Ни о том, что вы намеревались убить императора, ни о том, что вы его не убили.

Агилмунд кивнул. Он был сообразительный мужик и все понял.

- А теперь идите. Завтра будет трудный день. Воины покинули его палатку, но в последний момент Ахвизра остановился...

- Тебе не нужны доказательства, Гееннах, и мы это ценим, но все же возьми! - протянул Черепанову завернутый в тряпку предмет и вышел.

Геннадий развернул тряпку. Статуэтка. Черепанов поднес ее ближе к светильнику... Да, статуэтка... Иисуса Христа. Тяжесть, свалившаяся с души Геннадия, когда он узнал, что его парни опоздали, навалилась вновь. Непонятно почему. А секундой позже взгляд подполковника упал на собственные запястья. На красные отметины свежих саднящих татуировок.

"Число зверя..." - подумал он. Откуда-то изнутри выплыл страх...

"А вот уж хрен! - сказал сам себе подполковник. - Число зверя вовсе не триста плюс шестьдесят пять. Числа, они точность любят".

И сразу опять полегчало.

"Интересно, - подумал он. - Написано ли уже Откровение Иоанна? Или еще нет? А может, и сам автор его сейчас живет и здравствует. А что, было бы круто потолковать по душам с самим автором Апокалипсиса. И попросить прокомментировать мое число..." Он посмотрел на татуировки, а потом, повнимательнее, на статуэтку, которую все еще держал в руках. Искусно вырезанная из дерева, она очень походила на изображения Господа, виденные Геннадием в католических храмах, и была явно не просто поделкой, а настоящим произведением искусства. Но в данный момент Черепанов больше думал не о ее художественной ценности, а о том, что она является уликой. И как с ней поступить? Сжечь? Очень не хотелось. Оставить себе... Слишком большой риск.

"Скорпиону отдам, - решил Черепанов. - Без комментариев. Пусть Митрич толкует по собственному усмотрению".

Однако ж Манию Митрилу статуэтку он так и не отдал. Оказалось, что "Митрич" христиан на дух не переносит. Две его престарелые тетки приняли крещение и пожертвовали имущество то ли общине, то ли каким-то нищим. Короче, лишили префекта законного наследства, посему он относился к последователям Христа примерно как истовый православный - к "совратившим" его жену сектантам: "мочить гадов". Так что отдавать ему на поругание статуэтку Черепанов не стал, а позже подарил ее Лехиной жене. Чем очень ее порадовал.

Форум, обширная площадь перед зданием, был под завязку заполнен легионерами. В этот день могонтиакским рыночникам пришлось забыть о своем бизнесе. Их лоткам места не осталось. Солдаты стояли даже на бортиках фонтана.

"Выборные, ха! - подумал Черепанов, вместе с остальными офицерами вышедший вслед за Фракийцем. - Тысяч десять, никак не меньше!"

Здесь были не только "дунабийцы", но и сирийцы. Кое-где мелькали даже красные головные повязки африканских мавров.

Едва Максимин появился между колонн портика, над толпой поднялся и заплескался между стен форума невнятный рокот. Затем кто-то выкрикнул пронзительно:

- Аве, Максимин! Аве, Август Максимин!

- Аве, Август! - подхватили тысячи глоток. - А-ве! Ав-густ! Мак-си-мин Ав-густШ - И каждый выкрик сопровождался чудовищным грохотом тысяч кулаков, ударяющих в железо нагрудников. - А-ве!!! Ав-густ!!!

Максимин оглянулся... Черепанов впервые увидел на волевом лице Фракийца выражение беспомощности... Губы его шевелились, и хотя все слова проглатывал рев толпы, Черепанов понял, что он говорит. Максимин не хотел признать себя императором.

Гигант поднял руку - и ропот постепенно стих. Зато толпа прихлынула к самым ступеням. Черепанов на сотнях обращенных к портику лиц видел жадное ожидание: что скажет Фракиец?

- Воины... - Голос Максимина утратил свою обычную мощь. - Воины, я скорблю о том, что случилось. Я... Клянусь найти... - Фракиец умолк.

Он был опытным командующим и оратором, следовательно, умел ловить настроение солдат. И сумел уловить зарождающееся на форуме смутное недовольство. Толпа желала услышать вовсе не это. А толпа - не войско, повинующееся воле командующего. Толпа - капризная и своевольная женщина, чье настроение меняется за считанные секунды: обмани ее доверие, и пылкая любовь тут же превратится в ненависть.

"Если он откажется, нас растопчут", - возникла у Геннадия отстраненная мысль.

Вероятно, все они, стоявшие на ступенях, включая самого Максимина, почувствовали это. И сам Гай Юлий Вер - тоже. Сейчас не имело значения, что командующий на локоть выше любого из своих командиров. В сравнении с мощью толпы - он не более, чем муравей...

Черепанов почувствовал, что его отодвигают в сторону.

Гонорий Плавт Аптус протиснулся вперед, оказался рядом с замолчавшим Фракийцем, его уменьшенная копия, в таких же доспехах и таком же "легатском" шлеме. Еще шаг - ступенью ниже, - и Аптус уже между командующим и толпой. Сорванный с головы шлем с длинным красным гребнем прочертил дугу и звонко ударился о мрамор.

- Аве, Август Гай Юлий Вер Максимин! - яростно закричал префект Восьмого легиона. - Аве, император Рима!

- Аве, император! - быком взревел за спиной Черепанова Маний Митрил Скорпион. - Аве, Август!

- Аве, Максимин! Барра! Август! Император! - Боевой клич легионеров смешался с приветственными возгласами.

Маний Митрил отобрал скутум у воина-стражника, швырнул под ноги Максимина. Тот посмотрел на легший под ноги щит. Большое лицо командующего сморщилось - словно от боли... Но в следующий миг черты его обрели привычную твердость: Максимин Фракиец принял решение. И шагнул на брошенный скутум. Еще секунда - и кинувшиеся к нему воины (Черепанов был в их числе) подхватили широкий, окованный сталью щит и, поднатужившись, взметнули вверх и его, и стоящего на нем двухсоткилограммового Фракийца.

- Аве, Август! - не слыша себя, кричал Черепанов. Рядом разевал рот какой-то незнакомый легионер, а по ту сторону щита орал, надсаживаясь, Гонорий Плавт.

Откуда-то возник пурпурный плащ. Его, свернув комком, метнули на щит, Максимин наклонился, поднял плащ и набросил на плечи...

Глава пятая

ГАЙ ЮЛИЙ ВЕР МАКСИМИН АВГУСТ

Двадцать второе марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Третий час дня по римскому времени. Могонтиак

- Я не поеду в Рим, - сказал Максимин, - Сейчас не поеду. Для этого мне потребуется откупиться от алеманнов, а тогда - чем я лучше Александра. Рим подождет. И Рим, и Сенат. Мне плевать, признают ли меня сейчас Августом. Я вышибу дух из германцев. Я растопчу их и покажу, что такое сила Рима. Чтобы ни один варвар не смел даже приблизиться к нашей границе. Я сделаю это - и только тогда явлюсь римлянам. С возами добычи, с толпами пленных, во главе победоносных легионов, под эгидой великой славы. И пусть тогда Сенат посмеет отказать мне в пурпуре и триумфе! Тогда, клянусь Марсом и Юпитером, я растопчу их так же, как германцев!

- Аве, Август! - подобострастно воскликнул командир осдроенских лучников Македонии, которого Максимин назначил вместо их прежнего командира, Тита, распускавшего слухи о том, что это Фракиец виновен в смерти Александра и Мамеи. Необычайная снисходительность для Фракийца. Впрочем, облачившись в пурпур, Максимин, казалось, избавился от своей прежней жестокости. И ни одной вспышки ярости - с того дня. Те из друзей Фракийца, кто опасался, что нрав его станет еще более бешеным от сознания абсолютной власти, с радостью отбросили свои сомнения.

- В Рим он не поедет, - сказал Гонорий, наклоняясь к Черепанову. - В Рим поедем мы с тобой. Как только одержим первые победы. Мы с тобой и с Максимином-младшим. Сенат должен признать Фракийца. А мы должны позаботиться о том, чтобы префект Рима был нашим человеком. Этим займусь я, а ты, Череп, займешься сенаторами. У тебя это неплохо получается. Убедишь их, что Фракиец Сенату не враг. Назначил же он их ставленника консуляра Магна командовать сирийцами.

- Я Магну не верю, - покачал головой Черепанов. - Я бы ему даже кентурии не дал.

- Не нам решать, - заявил Аптус. - Вот женишься на дочке Гордиана, станешь патрицием и сенатором - и Фракиец даст Магну пинка, а тебе доверит не то что сирийские легионы, а хоть всю Сирию.

- С чего ты взял, что я женюсь на дочери Гордиана? - нахмурился Черепанов.

- А как ты думаешь?

Черепанов пристально посмотрел на своего друга...

- Суки вы с Максимином, - буркнул он.

- Фракиец тут ни при чем, - обелил Максимина Аптус. - Письма читал только я. Или ты предпочел бы, чтоб это был военный цензор?

- Когда-нибудь я тебя придушу, Аптус, - проворчал Геннадий. - Когда Фракиец намеревается выступить против германцев?

- Послезавтра, сразу после Тубилустрия‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡‡.

- Мой Алексий не поспеет.

- Ничего страшного. Обойдемся пока без его скифов. У нас есть мавры и осдроены. А галлы умеют воевать в лесах ничуть не хуже германцев. И все-таки жаль, что Максимин не прикончил послов-алеманнов, как я ему советовал. Они с нашими послами не церемонятся. По своему опыту знаю.

- А я думаю, Фракиец прав. Убей он послов, и оскорбленные германцы обрушились бы на нас всей кучей.

- Вот и отлично! Прикончили бы всех разом! Смотри-ка, твой дружок Магн так на нас и таращится...

Черепанов посмотрел на скамью в противоположном конце зала, на которой восседал в окружении своих кентурионов, префектов и трибунов консуляр Гай Пактумей Магн.

- Он мне не дружок, - проворчал Черепанов. - Думай что хочешь, но я бы на твоем месте приставил к этому хлыщу пару надежных людей.

- За кого ты меня принимаешь, Череп? - Плавт даже обиделся немного. - Конечно, я приставил к нему надежных и глазастых парней. И не двух, а побольше. Ладно, давай послушаем, что наш Август говорит. Похоже, он перестал хвалиться будущими трофеями и перешел к делу.

Преданность Максимину никогда не лишала Плавта критического взгляда на своего кумира.

"Остается надеяться, что со временем он научится держать язык за зубами", - подумал Черепанов.

Пусть даже характер Фракийца смягчился после того, как легионы облачили его в пурпур, все равно он не из тех, кто способен долго терпеть критику. Даже от преданных друзей. Особенно когда все вокруг изощряются в лести...

Глава шестая

ЗАГОВОР

Двадцать четвертое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Окрестности Могонтиака

Наведенный через реку мост изогнулся дугой, но скрепленные цепями понтоны даже могучему Рену-су-Рейну не разорвать. Легионы переправлялись на варварский берег. Сейчас наступила очередь легионеров Аптуса. Первый Фракийский Феррата уже укреплялся на том берегу. В принципе, на дружественной земле прикормленных Римом варваров. Но это - в принципе. Если бы сейчас нагрянули алеманны, переправившимся пришлось бы туго. Две римские биремы, стоявшие на якорях у противоположного берега, не слишком серьезная поддержка. Но алеманнов не было. Переговоры, затеянные покойным Александром, сыграли на руку Максимину, а уехавшие ни с чем послы, скорее всего, еще не добрались до своего главного рикса или как там его называют.

Переправлялась пехота аккуратно, чтобы не повредить мост, перетаскивали легкие орудия, переводили зашоренных обозных лошадок...

Переправить на тот берег такую армию - дело не быстрое. Два дня минимум. Черепановский легион, Девятый Клавдиев, теперь уже только его (благородный легат из рода Метеллов так и не соизволил вернуться из Рима), должен был переправиться последним. После мавританской конницы. А вот Максимин с утра уже был той стороне. Правда, переправлялся он не пешком, а на биреме.

- Завтра к вечеру закончим, - сказал стоявший рядом с Черепановым Маний Митрил и вздохнул. Его самого Максимин оставлял здесь, в Могонтиаке. - Завтра - оба сирийских, осдроены, мавры и твои. Завтра мы всё закончим.

- Угу, - кивнул Черепанов. - Завтра. "Или сегодня ночью", - подумал он.

Двадцать четвертое марта девятьсот восемьдесят восьмого года от основания Рима. Могонтиак. Здание претория. Одиннадцатый час

- Проклятье, Ахвизра, ты всегда появляешься как призрак! - по-готски проворчал Черепанов, отрываясь от документов.

Гревтунг довольно ухмыльнулся.

- Ты слишком много читаешь, рикс, - тоже по-готски произнес он. - Скоро станешь слепым, неуклюжим и толстым, как наш либрарий.

- Не дождетесь! - буркнул Геннадий. - Что случилось?

- Магн пришел.

- Один?

- Почти. Не считая полусотни преторианцев. "М-м-да... Картина Репина "Приплыли"", - подумал Черепанов.

- Ладно, зови. И позаботься, чтобы...

- Я понял, рикс. - Ахвизра стремительно развернулся и покинул комнату.

Черепанов отодвинул в сторону таблички. С этой проклятой бесконечной канцелярией и впрямь скоро ослепнешь. Может, как Аптус, скинуть всю эту бюрократию на квестора и либрариев?

Геннадий оглядел просторную комнату, остановил взгляд на весьма фривольной фреске, на которой старина Юпитер в образе быка оплодотворял девушку Европу... М-да... Сенатор Магн решил сработать на опережение. Лично... Ну-ну... Или он что-то пронюхал? Очень может быть. Наверняка у него тоже есть осведомители в черепановском легионе. И эти осведомители донесли, что легионеры Одиннадцатого в эту ночь спать не собираются. А сирийцы... Хрен знает, на чью сторону станут сирийцы, если начнется заварушка, а вот на чьей стороне будут ветераны Одиннадцатого Клавдиева - совершенно очевидно. Даже в отсутствие префекта легиона, потому что за старшего оставлен Деменций Зима, старый проверенный кореш Фракийца.

Консуляр и сенатор Гай Пактумей Магн выглядел типичным римским патрицием. Щекастый, кудряво-лысоватый, нос крючком, брюхо арбузом. Форма легата сидела на нем как седло на свинье. Вошел он не один, а в сопровождении двух преторианских трибунов, тоже патрицианских кровей, но намного моложе и молодцеватее.

- Привет тебе, префект Геннадий!

- Привет и тебе, дом Гай. Говори, что у тебя за дело, мне недосуг. - Черепанов кивнул на стопку табличек.

Это была грубость, намеренная грубость, но Магн ее проигнорировал. Подтянул кресло, уселся напротив Черепанова.

- Приличного вина здесь наверняка не сыщешь, - сказал он.

- Наверняка, - подтвердил Черепанов.

- Ничего, я принес с собой. Квинт, распорядись!

Один из трибунов приоткрыл дверь, что-то сказал.

В комнату вошел слуга, поставил на стол два серебряных кратера, сковырнул печать с амфоры, наполнил емкости.

Прежде чем слуга затворил за собой дверь, Черепанов успел заметить, что в соседнем помещении, зале для посетителей, полно преторианцев.

Сенатор пригубил, затем выплеснул немного - богам. Черепанов пачкать пол не стал. Магн удивился, но ничего не сказал. Должно быть, наслышан уже о не вполне уважительном отношении командира Одиннадцатого легиона к богам.

- Давно хотел познакомиться с тобой поближе, префект, - сказал Магн. - В Риме уже год говорят о тебе.

- Возможно. - Черепанов пожал плечами, глотнул вина. - Испанское?

- Да. Сорокалетней выдержки. Из виноградников, которые вот уже триста лет принадлежат нашей семье.

- Виноградники в Испании - это неплохо, - сказал Черепанов. - Так что говорят обо мне в Риме?

- Разное. Но те, кому я доверяю, утверждают, что с тобой можно договориться.

- И о чем мы будем говорить, сенатор? О завтрашней переправе?

- Могу я говорить прямо? - спросил проконсул.

- Разумеется, - ответил Геннадий. - Здесь только твои люди. Или ты им не доверяешь?

- Есть тайны, которые лучше не доверять никому, - сказал Магн. - Разве что очень близким родственникам или особо преданным клиентам§§§§§§§§§§§§§§§§§§§. Но тебе я доверюсь.

- Почему? - спросил Черепанов. - Я не родственник тебе и не твой клиент.

- Зато от тебя сейчас зависит судьба Рима! - с пафосом произнес сенатор. - От тебя и от меня.

- Не знаю уж почему, но, когда я слышу подобное, мне всегда кажется, что от меня хотят какой-нибудь подлости, - сухо произнес Черепанов, - Говори, сенатор, или убирайся. У меня много работы. Мой легион должен быть готов к завтрашней переправе. Да и твоя тоже.

- В этом уже нет необходимости! - заявил Магн.

- Да ну? - произнес Черепанов. - Думаешь, погода испортится?

- Погода тут ни при чем. Как раз сейчас преданные мне люди распутывают цепи. Когда наступит утро, понтонный мост исчезнет.

- И что дальше?

- Дальше убийца Александра получит возможность драться с германцами: то, чего он так активно добивался. А войска получат возможность избрать нового Августа. Не кровожадного дикаря, а настоящего римлянина, чью кандидатуру с радостью примут и Сенат, и народ.

- Уж не тебя ли? - осведомился Черепанов.

- Ты проницателен, - одобрительно произнес сенатор. - Ты можешь многого добиться, префект Геннадий. А сейчас отвечай: ты со мной?

Краем глаза Черепанов заметил, как напряглись оба трибуна.

"Интересно, что им приказано? - подумал Черепанов. - Рубить меня в капусту или только обезвредить?"

- Извини, сенатор Гай, ничего не могу с собой поделать... - Черепанов глотнул из чаши. - Вино твое мне нравится... А ты - нет. И еще я думаю: из тебя получился бы никудышный император, так что очень хорошо, что тебе им не быть.

- Это твое твердое слово? - осведомился Магн. - Ты его не изменишь?

- Нет у меня такой привычки - слову своему изменять, - сказал Геннадий.