Чтение 24–й страницы книги ~Додж по имени Аризона~

- Ничего, - говорю. - Выпьем еще и за Бордо, и за Шампань с Провансом. А пока и это сойдет.

Помню, под этот Новый год мы немецкую праздничную посылку раздобыли, и там, среди прочего, бутылка шампанского была. Все честь по чести - "Франсе Шампань". Ну и Витя Шершень его открывать полез. А он же - деревня, полтора класса образования, хоть немецкие мины курочит лучше любого академика. Короче, шампанского он до этого в глаза не видел, а потому откупоривать начал, как поллитру. И откупорил. А оттуда ка-ак шибанет!

Витя завизжал, бутылку отбросил - решил, как потом выяснилось, что это не бутылка, а граната такая у немцев появилась, нового образца. В общем, полземлянки в пене, а в бутылке осталось только что по донышкам разлить. Может, конечно, поэтому оно мне не показалось, просто не распробовал, но только на вкус - кислятина с пузырьками.

Арчет бутыль откупорил, разлил по кружкам. Встали, сдвинули - Жиль слезы беретом утирает.

- Я... Мы... За свободную Францию.

- И за победу, - дополняю. - Во всех мирах.

Приняли. Арчет по новой налил. Я на него, было, покосился, а потом думаю - да что, в самом деле, в этой плетенке ладно если полтора литра наберется. На троих, считай, по пятьсот на рыло, причем хорошего красного вина - градусы абсолютно не чувствуются.

Хотя... Помню, нас в мае одна селяночка тоже так приветила - наливку на стол поставила. Тоже - в пасть льется, словно вода из родника, и голова как стеклышко. А захотел встать из-за стола - оп-па, ноги-то и не держат. И напарничек чего-то в уголке свернулся.

- А теперь, - начинает Жиль. - Я хочу...

- Я тоже хочу, - встрял Арчет. - Мне, парни, очень по душе этот ваш обычай - пожелания произносить. И я тоже хочу пожелать, чтобы мы... чтобы у нас...

- В общем, - говорю. - Будем жить! Пей, лучше все равно не скажешь.

Выпили.

- А сейчас, - снова начинает француз.

- А сейчас, - объясняю, - третий тост. Молча. За тех... За тех, кого с нами нет и никогда уже не будет.

Приняли. Арчет последний раз по полкружки нацедил.

- Ну... а это...

- Это, - перебивает Жиль, - мы наконец поднимем за то, что даже под этим небом, под этим солнцем бывают такие встречи. И пусть же их будет еще много у каждого из тех, кто сидит сейчас за этим столом.

- Зер гут.

Допили.

- Ну вот, - говорю. - Отметили.

- Ви? - удивляется Жиль. - Это не есть праздник. У нас, в шато, когда мы празднуем, мы ставим большой, на всю улицу стол, ставим еду, вино, играет оркестр, и мы...

И снова какую-то песню затянул.

- Так, - говорю. - Товарищ старший стражник. Гостю больше не наливай.

Арчет бутылку перевернул, потряс.

- Так ведь, - отвечает, - и нечего больше.

- И хорошо.

Но все равно, думаю, надо что-то с французом делать. А то явится сейчас Аулей, а мы тут сидим с пьяным штабным курьером - прямо два шпиона какие-то.

- Эй, шевалье, - тормошу. - Кончай спиваты. Расскажи лучше, как ты сюда попал.

- Сюда? - удивляется Жиль. - Серж, сюда меня привел ты.

- Да нет. Сюда, в смысле, в этот мир.

- О-о, это есть очень долгая и очень интересный и захватывающий история...

- Ничего, - говорю. - Послушаем. Тем более если она такой "интересный и захватывающий".

Выяснилось, что был шевалье членом тамошнего подполья, этого... движения Сопротивления. Ну и замели их. Помариновали в местном гестапо, потом в вагоны - и нах Остланд. То ли в Польшу, то ли в Восточную Пруссию.

До места они, правда, не доехали - угодили под авианалет. Ну и в вагон их, судя по всему, прямое. Что с другими стало - неизвестно, а сам Жиль здесь очутился.

- Сначала я решил, - говорит, - что это все - последний сон. Предсмертная сказка. Все эти маги, рыцари - просто бред умирающего человека.

- Ну... а потом, что? Переубедили?

- О да. Очень убедительно переубедили.

Ну-ну.

- И вот я стал рыцарем при дворе принцессы Дарсоланы, - продолжает француз. - И знаешь, что самое удивительное, Серж? Я здесь счастлив. Да-да, не удивляйся. Особенно теперь, когда ты сообщил мне эту прекрасную новость про мою Францию.

- Так-таки ни о чем не жалеешь?

- Нет, Серж. Очень-очень редко... Вам, русским, знакомо это чувство - нос-таль-жи, тоска по дому. Пройтись по полям, по берегам Луары, зайти к старому Рене. Услышать колокольчик... Первое время мне постоянно казалось, что я слышу колокольчик. Представляешь, Серж, я десять лет прожил на втором этаже в пансионе мадам Сен-Симон и почти каждое утро просыпался оттого, что внизу, в лавке, кто-то из посетителей звякал колокольчиком. Да. Чаще всего это был дядюшка Жорж, который приходил за табаком для своей трубки.

- Слышь, шевалье, а кем ты до войны был?

- О, до того, как пришли боши, я был очень-очень тихий, скромный буржуа. Маленькая мастерская, на паях... Теперь Жан будет в ней полным хозяином...

Забавно, а я уж подумал, что у него и в нашем мире какой-никакой замок был. Дворянин все-таки. Хотя, с другой стороны... и д'Артаньян тоже в юности каждому лишнему су радовался.

- А мы делали в ней автоматы, - продолжает француз, - у нас был английский чертеж... "Стэн"... Боже, из чего мы их только делали!

- Вот это оно? - уточняю.

- Да, этот я собрал уже здесь. Вот, посмотри.

Слышать я про эти "стэны" уже слышал, а вот в руках держать пока не доводилось. Говорили, что прицельность у них ни к черту - пули как из шланга хлещут, дальше тридцати метров уже и в танк не попадешь, да и ненадежный. Хотя технологичность, конечно... Если этот Жиль даже в местных условиях сумел производство наладить.

- А ты его, - спрашиваю, - один такой свинтил или как?

- Всего пятнад... нет, шестнадцать. Есть детали, нет самой важной - пружины.

- Ага. Кстати, - говорю, - автомеханик. Глянешь потом на наш автопарк. У нас тут два грузовика стоят, пропадают - полуторка и "Студебеккер". Может, с них чего натрясешь.

- О, авто... - Жиль, похоже, опять в эту свою нос-таль-жи ударился. - После войны мы собирались построить новый гараж, для грузовиков. И купить новые станки. Да. После войны.

Надо же, думаю, интересные люди. Кто что на после войны планирует, а они - новый гараж.

Я тоже, помню, как-то, когда ящик с гранатами открывали, письмо от упаковщицы нашел. И там "в шесть часов вечера после войны". А где? Даже город не указан.

Черт, думаю, а и в самом деле, Малахов, что ты после войны делать будешь? Даже здесь.

У меня ведь за плечами - десять классов, да три года окопов. И все, что знаю, - война научила. Сначала выживать, потом воевать, ну а затем уж и побеждать.

А в мирной жизни... Ну что толку, что стреляю я из всего, что стреляет, рву все, что взрывается, и мины на ощупь разминирую. Понадобится-то другое. Взрывчатку, например, вытопить, это я додумался, а вот приспособить мотор от грузовика, чтоб электричество на замок давал - нет. Мысли все не в ту сторону повернуты. Да и физику всю школьную уже, наверно, десять раз позабыть успел.

Да уж.

Ладно, думаю, в конце-то концов, пока и те умения, что есть, очень даже к месту. А там посмотрим.

Тут дверь столовки в сторону отлетела - Аулей заходит. Ну, мы из-за стола повыскакивали, вытянулись "смирно".

- Эй, - шепчу, - это и есть господин барон.

Жиль вперед вышел, отсалютовал на свой, французский, манер и свиток протягивает:

- Барону Лико от герцога.

Аулей свиток взял, печать сорвал, развернул, глазами сверху вниз пробежал - а я и не думал как-то, что он так ловко читать умеет, - замер на секунду и начал аккуратно так обратно скатывать.

- Передайте герцогу, что все будет исполнено.

Эге, думаю, чую знакомый запах паленого. Похоже, все ж таки не подштанники будем пересчитывать - больше на боевой приказ смахивает.

- Позвольте отправляться?

Аулей кивнул. Жиль снова береткой махнул и вылетел наружу.

Ну вот, думаю, встретил, называется, земляка. Ни поговорить толком не успели, ни попрощаться по-человечески...

- Арчет, - командует Аулей. - Срочно найди отца Иллирия. И...

Только бы не рыжую, думаю! Вот только ее мне и не хватало.

Похоже, Аулей так же подумал.

- ...Сюда его.

- Слуш... - Арчета опять ветром сдуло. А я остался.

Аулей по столовке взад-вперед прошелся. Остановился, искоса так на меня глянул, снова прошелся.

Да уж, думаю, задание, похоже, еще то. Когда командир вот так на тебя поглядывать начинает - мол, и хочется ему, и колется, и спиртику хлебнуть, и под трибунал не угодить, - значит, дело такое, что либо ты об него зубы обломаешь, либо оно об тебя. И никак иначе.

А Аулею-то еще сложнее. Подчинять меня ему никто не подчинял, формально, в смысле, по уставу, с приказом об откомандировании, и тэпэ - ага, подсунули бы нашим штабным писарям такой приказ, тут-то бы им, бедолагам, и настал бы полный и окончательный... Да и местную эту присягу вассальную я приносить пока не собираюсь - хватит с них и Трофима. Он, как я поглядел, чуть ли не первый богомол на деревне - каждую зорьку в часовню чешет, прямо как в родном колхозе на собрание.

Самое смешное-то, думаю, что обоим нам ясно - придет сейчас Иллирий, объяснят они мне, с горохом пополам, чего на этот раз нужно, я им откозыряю, крутанусь через плечо - и ура! Но вот слова для этого правильные подобрать...

Впрочем, на то он и капит... тьфу, барон.

- Вы меня звали, досточтимый?

Глаза у Иллирия - те самые, которые, как у Кулешова, добрые-добрые, - отчего-то масляно поблескивают.

- Звал, - кивает Аулей. - Вот, ознакомьтесь с сим посланием.

Поп свиток взял, прищурился, губами зашевелил.

- Хм, - изрекает наконец. - Поправьте меня, досточтимый барон, но насколько я понял - эти господа из столицы желают, чтобы наш уважаемый гость, - кивок в мою сторону, - и ваша дочь присоединились к свите принцессы, когда она вступит на земли Лико и, как здесь сказано, "сопроводили" Ее Высочество до замка Лантрис. Также им - надо полагать, Сергею и вашей дочери - следует озаботиться безопасностью принцессы во время этого пути, ибо... - Иллирий наставительно так палец поднял и голос повысил, - ...до них дошли слухи о том, что силы Тьмы, желающие погибели Ее Высочеству, в последнее время стали более склонны к действию. Я правильно интерпретировал сие послание, барон, или в нем имеется еще какой-то скрытый смысл, коий ускользнул от меня?

- Вы, - раздраженно отзывается Аулей, - поняли это послание совершенно правильно.

И на меня оба уставились. А я что? Так, мимо проходил.

- Можно, - прошу, - это послание еще раз вслух зачесть?

А пока, думаю, эту телегу излагать будут, я хоть немного обстановку в голове прокачаю.

* * *

Да уж, думаю, такого задания мне еще выполнять не приходилось. Даже с Охламоном. Тварь, конечно, была пакостная, но не страшнее "тигра".

- Ладно, - говорю. - Передайте его лордству или кому еще там надо, что все будет сделано в наилучшем виде.

Развернулся и вышел.

А сам думаю - сказать-то легко, а вот сделать. Сам-то я до этого занимался делом напрочь противоположным.

Ладно. Вот и будем скакать от противоположного - поглядим на эту задачу с точки зрения противника. Чего бы я сотворил, если бы мне принцессу эту велели не уберечь, а совсем наоборот.

Подумал я это - и сразу у меня перед глазами наш капитан возник: как валяемся мы на земле, мокрые после утренней разминки, а он вроде даже и не запыхался, прохаживается вокруг и лекцию читает:

- ...Очень важна тщательная подготовка места засады. Вражеская колонна должна быть по возможности "зажата". Оврагом, скатом - чем угодно. Обочину минировать. Место перед своей позицией - минировать обязательно! - Поворачивается на каблуках: - Сержант Белосыпко, вам это ясно?

- Так точно, товарищ капитан!

- С какой стороны по ходу движения колонны нужно устраивать засаду?

- С правой, товарищ капитан!

Левостороннее правило - это один из любимых капитановых коньков. Он нас уже заставил на нем не одну собаку сжевать. А на самом-то деле просто, как и все гениальное, - с правого плеча вправо стрелять неудобно. А если в цепи, то ты своим стволом еще и в спину соседу упрешься, а следующий - тебе.

- Расстояние?

- 70 метров, товарищ капитан.

Тоже понятно. Чтобы гранату в ответ не могли добросить.

- Сколько должен длиться огневой налет?

- 10-15 секунд, товарищ капитан.

Все правильно. Один рожок из автомата. Потому что еще секунд через 5-7 ответная пальба начнется, а через 20 и вовсе попытаются правильный бой завязать.

Стоп, думаю, куда-то меня не туда занесло. Все это хорошо, правильно все это, только как они при таком стремительном налете собираются принцессу наверняка укокошить? Вопрос. Какими бы лопухами местная стража ни была, но с огнестрелом-то наверняка ведь не понаслышке знакомы. А раз так, первое - стащить, заслонить, телами прикрыть, наконец!

Не вытанцовывается чего-то, а, Малахов?

Еще раз поехали. Численного превосходства у них быть не может, да и равенства примерного - это Иллирий твердо обещал. Ближняя стража - полк, не полк, но уж сотня-то рыл там обязательно наберется. Даже если с настоящим оружием у них туго - на дистанции кинжального огня толпой задавят.

А если миной управляемой...

Минут пять я еще таким манером голову поломал - так прикинул, эдак, а толку - как в той сказке: "думал, думал, ничего не придумал". Плюнул и пошел за рыжей.

Смотрю - темнеет. Поднял голову - на солнце облака наползают. Неприятные такие, клочковатые, словно борода немытая. И свет от них гадский какой-то.

Я как-то похожий свет видел. Этой весной.

Облака тогда другие были. Еще более рваные, и неслись они где-то в дикой высоте, куда никакой бомбер не заберется, даже разведчик высотный. И ветер был дикий, но тоже там, наверху, и казалось, словно киноаппарат сломался и ленту в три раза быстрее, чем положено, крутит.

И солнце тоже было нехорошее, злое. Белый косматый шар стоял над лесом, и тени от деревьев перекрещивались на синеватом снегу. В поле снег уже сошел, но в лесу он еще держался, даже сугробы попадались приличные, в которые провалиться можно. Плохо, но там, где не было снега, была грязь - с каждым шагом на ботинки налипало по полпуда.

А следы оставались и там, и там.

И мы бежали по этому лесу. Бежали так, что даже хрипеть уже не оставалось сил и откусывать куски воздуха тоже - влетает в пасть набегающий поток, и ладно, а за нами... мы бежали, а они не отставали, они дышали нам в затылок все жарче и яростнее, и наконец капитан скомандовал остановиться, потому что стало ясно - не уйти, и драться все равно придется, и лучше это сделать, пока остались хоть какие-то силы.

Я смотрел на этот мутный заоблачный свет и вдруг четко, как наяву, увидел.

Здоровенный рыжий эсман, рукава камуфляжной блузы закатаны по локоть, и видно - руки заросли шерстью, прямо орангутанг какой-то, - прислонился к стволу березы и пытается закурить, а в зажигалке то ли бензин кончился, то ли кремень, щелк, щелк, скорее все-таки бензин, искра есть, и, похоже, он от этой искры и пытается прикурить, страдалец.

- Да, Вилли, - говорит кто-то слева, мне его не видно, - а нервы у тебя стали совсем никуда.

Рыжий, не прекращая попыток раскурить, что-то бурчит в ответ.

- Да, Вилли, - продолжает тот же голос, - это тебе не за девками по двору гоняться.

Рыжий наконец взрывается. Зажигалка летит в сугроб, следом - сигарета.

- Откуда они, черт их побери, взялись, эти русские? Здесь же не было никаких банд, Ганс. Из какой богом проклятой норы...

- Какие банды, Вилли, - тот, кого не видно, явно издевается, по голосу это ясно слышно. - Посмотри на их оружие, на форму. Это русская войсковая разведка, бедный ты мой баварец, мы же в прифронтовой полосе. Или ты забыл, какой сейчас год на дворе?

Рыжий начинает носком сапога расшвыривать снег - зажигалки, что ли, жалко стало, - а еще двое эсманов волокут мимо за ноги тело: волосы на затылке слиплись, и снег за ними розовеет, а гимнастерка - наша! - на спине вся изорвана, здоровые дыры, выходные, от очереди в упор.

И почему-то я знаю, что мне ни в коем случае нельзя увидеть лицо того, которого волокут.

И я затряс головой, стараясь избавиться от этого проклятого наваждения и вспомнить, как оно было тогда на самом деле.

Мы развернулись им навстречу, как загнанные волки, только волки сражаются за свою шкуру, а нам надо - и плевать, что их вдвое больше, - нам надо дойти и доложить - а потом можно подыхать хоть по сто раз на дню. А умереть до этого мы права не имеем.

И когда они появились - разгоряченные, по сторонам не смотрят, ну как же, вот-вот они настигнут, вот-вот замелькают за деревьями спины, которые можно будет наконец поймать на мушку. А из-за деревьев им навстречу полетели гранаты - одна, две, три - мало, мало, зря угробили столько на растяжки, и я вывернулся из-за ствола и короткой очередью подсек темную фигуру, мечущуюся между деревьями, и тут же второю - "с тычка", что называется, он как раз начал высовываться из-за ствола, - и напоролся на очередь, а потом боек щелкнул впустую, ну да, их-то было в том рожке всего девять, как раз на две очереди, бесполезный автомат улетел куда-то в сторону, а я выхватил пистолет - у меня тогда был трофейный польский "вис" - и прыгнул.

Самое сложное было - удержаться на ногах. А то приложишься лбом об дерево...

Я удержался, взглянул - в двух метрах впереди был фриц, как он меня не видел - не знаю, но он азартно лупил куда-то право, и я чуть не взвыл на весь лес - что ж ты делаешь, сволочь! Это ж не пулемет! Это мои патроны! - и три раза выстрелил в него: на, получай, мазила! - только бы он наконец замолчал и не успел расстрелять рожок до конца, потому что, если придется менять... Их было вдвое больше, чем нас, и мы были хуже чем дохлые, поэтому троим удалось уйти. Одного из них, правда, мы хорошо задели.

У нас же было трое убитых и четверо раненых, причем двое тяжелых - одному перебило ноги автоматной очередью, а второй... умирал.

Муторно.

* * *

Рыжую я нашел за конюшнями. Там вдоль стены площадка тянулась, метров полтораста. Местные на ней в стрельбе упражнялись из луков. И рыжая - тоже.

Лук у нее отличный был. Хоть и невеликий из меня знаток, но уж хорошее оружие от барахла отличить как-нибудь сумею. Даже если эта дрянь для парадного таскания предназначена и выглядит на все двести. А этот лук был - вещь.

Я аж залюбовался. Как она его подняла, замерла - а ведь тяжеленный наверняка, думаю, поди попробуй такую дуру одной рукой на весу да столько времени удержать, - натянула, вжик, хлоп, и стрела уже на другом конце площадки из щита торчит. Аккурат из центра, между прочим.

- Браво! - говорю. - Сразу мастера видно.

Рыжая только сейчас меня заметить соизволила. И то глянула так, мечтательно, то ли на меня, то ли сквозь.

- Я, - заявляет, - люблю это с самого детства. Как только смогла натянуть свой первый лук. Это... это как песня. Коснуться рукой ласкового дерева, почувствовать его дыхание, услышать пение стрелы... Не то что ваши уродливые железки, с которыми ты так любишь возиться.

Эге, думаю, булыжник в мой огород. "Шмайссер" ей, видите ли, не понравился. А "вальтерок"-то, между прочим, забрала и не пикнула.

- Может, он и не верх эстетики, - говорю. - Только вот пока ты будешь это свое ласковое дерево вскидывать да тетиву натягивать, я из тебя этой уродливой железкой не меньше пяти раз решето сделаю. Ферштейн?

Глава 15