Чтение 24–й страницы книги ~Оборотень в погонах~

- Твой друг живет здесь, во Владимире? - с любопытством спросила Марина, оглядываясь вокруг.

- Нет, - ответил я, с облегчением ставя контейнер с Македонским на перрон вокзала. Вот уж не думал, что моя домашняя зверюга так отожралась за последние годы. Может, выпустить его уже? Вроде бы эльфов поблизости не видать, даже Шар запропастился куда-то...

- А где?

В короткой черной кожаной курточке и раскраске стиля "вампирша" моя спутница выглядела просто чертовски соблазнительно, а поэтому вместо ответа я просто обнял её. Кажется, такие губы называют "зовущими"... ярко-алые, призывно полураскрытые... краем глаза я заметил, как проходящая мимо старушка в ужасе шарахнулась от нас, размашисто перекрестилась, трижды сплюнула и только после этого продолжила свой путь, бормоча - так, что слышно было на пол-улицы - что-то про "окаянных арапов" и прочих "бусурманей".

- Так все-таки, где живет твой друг? - повторила Марина свой вопрос минут пять спустя, когда мы, наконец, сумели отклеиться друг от друга и даже привести себя в относительный порядок.

- В Коврове.

- Никогда о таком не слышала, - призналась девушка. - Это село?

- Обижаете, барышня, - улыбнулся я. - Вполне достойный город, на правом берегу Клязьмы. От столицы всего-то две с хвостиком сотни верст.

- А откуда такое название? Там ковры делают?

- Ага, коврики, - пошутил я. - Точнее, метлы, а еще точнее, летающие веники для подрастающего поколения. Делают... на заводе имени Дегтярева.

- Сева, я серьезно!

- Я тоже... почти серьезно, - сказал я. - В Коврове действительно есть завод имени Дегтярева и на нем действительно сейчас делают мини-метлы... хотя вообще-то он специализируется на боевых посохах.

- Тогда почему город так называется?

- Понятия не имею, - признался я. - Вроде бы им, еще в бытность его селом владели князья Ковровы... а вообще - приедем, надо будет у Макса спросить. Уж он-то точно все эти легенды наизусть помнит.

Я не преувеличивал - в последний мой визит Макс пытался поведать мне одну из местных легенд. Кажется, там поминался сын Юрия Долгорукого, зверолов Елифанко, двое леших и еще полдюжины персонажей, упомнить которых я не сумел - дело было ночью, уже переходящей в утро, а в качестве аккомпанемента Макс выбрал "Песню о диком вепре", которою с большим воодушевлением отбивал на опустошенном нами пивном бочонке.

- О, а вот и остальные, - воскликнула Марина, попытавшись - не очень, впрочем, настойчиво - высвободиться из моих объятий.

- Прошу простить за задержку, - мрачно сказал Зорин, подходя вплотную. - Но у меня возникли некоторые проблемы.

- С перекидкой? - сочувственно осведомился я. Сейчас, глядя на хмурого брата-благочинного, идея с волком-поводырем для слепого эльфа уже не казалась мне столь гениальной, как в Москве. Перестраховка, да...

- С переодеванием. - Зорин смерил нас с Мариной мрачным взглядом и, так и не удостоив ответом, развернулся к младшей из близняшек.

- Поведение господина Зорина, - пропел Шар, - я, учитывая сопутствующие обстоятельства, должен признать заслуживающим самой высокой оценки.

- А сам ты как?

- Лучше, чем некоторые, - ответил эльф, аккуратно складывая большие зеркальные очки в нагрудный карман. - Даже сумел обойтись без помощи мадемуазель Арины - одна моя юная соплеменница установила надо несчастным инвалидом опеку. Весьма деятельную опеку, - добавил он после секундной паузы. - Наш товарищ по несчастью едва сумел найти место, чтобы переоблачиться.

- У неё случайно не было вышитого иероглифа на рукаве? Или там на воротничке?

- Представь себе, нет, - холодно отозвался эльф. - Сочувствующих экстремистам среди нашей молодежи вовсе не так много, как это кажется со стороны.

- Угу, - кивнул я. - Если верить новостям, то делу серкелуин сочувствует каждый второй эльф, не считая каждого первого.

- Ты, - медленно спросил Шар, - расписание узнавал?

- А как же. Ближайший портал на Ковров открывается через, - я покосился на угрюмо чернеющие на вокзальном фасаде часы, - уже через семнадцать минут. Как раз хватит времени, чтобы дружными усилиями нашего коллектива отдраить с меня камуфляж.

- Вообще-то, - негромко заметила Марина. - Не знаю, как вы, а лично я была бы не прочь перекусить.

- Не советую, - развернулся к ней Зорин. - Я, прежде чем сумел перекинуться, нанюхался ароматов из местного буфета вдоволь. Поверьте мне на слово, лучше туда вовсе не заходить, не говоря уж о том, чтобы вкушать приготовленную там пищу.

- Что, все настолько плохо? - удивился я. - А мне казалось, что после корма для упырей под названием "колбаса останкинская" бывших раешных жителей уже ничем не напугаешь.

Очередной мрачный взгляд Зорина заставил меня изменить свежевысказанную точку зрения... равно как и убедил в том, что тему эту лучше не развивать.

- А может, попробуем поискать какой-нибудь ресторан? - неуверенно предложила Марина. - Вокзал ведь в центре города... А портал пропустим.

- Следующего придется ждать почти до темноты. Лучше попробуем потерпеть еще каких-нибудь час-полтора, - попросил я. - Стоит нам добраться до Макса и нас непременно накормят.

По крайней мере, я на это не без оснований рассчитывал. Правда, Макс упоминал о возможном "напряге со жратвой", но по его понятиям это состояние начиналось в тот момент, когда он не чувствовал себя способным накормить досыта десяток-другой саблезубых тигров.

- Предлагаю компромисс, - сказал Шар, сдувая с плеча уже третью за минуту несуществующую пылинку. - Пусть дамы прогуляются до ближайшего ларька на привокзальной площади и приобретут там себе по паре стаканчиков мороженного, а заодно - бутылку "Мистики".

- "Мистики", - переспросил я. - Зачем нам эта алхимическая отрава? В ней разве что алкагеста не содержится... и то по действию она ему не сильно уступает.

- Именно за этим, - серьезно сказал эльф. - Если ты не сумеешь за двадцать минут вернуть себе свой естественный окрас...

- Тогда, - перебил я его, - берите лучше "Золотой вереск"! К неграм или китайцам местное население за последние годы успело немного привыкнуть, но вот существо с фиолетовой рожей точно вызовет среди провинциальных жителей нездоровую сенсацию.

Интерлюдия

Валентин Зорин

"Скорые", наверное, слетелись со всей Москвы. Мерцало характерное голубоватое сияние, и сильно пахло озоном. Над каждым вытащенным раненым трудилось по два-три целителя. Впрочем, раненых было не так уж и много. Убитых намного больше.

В праздничные дни здесь всегда толпится тьма народу. Выбираются семьями, с детишками...

Ударная волна и осколки прошлись по толпе жутким зигзагом - двадцать саженей на северо-запад, потом вправо градусов на сорок, потом еще чуть правее. Этот страшный путь был отмечен изломанными, рваными телами и кровью. Много крови. Местами потоки сливались в сплошную алую полосу.

Мы еще должны были благодарить Господа за вспыхнувшую панику. И того, оставшегося неизвестным тролля, великана или - чем черт не шутит?! Страх, говорят, удесятеряет силы - человека, который сумел-таки опрокинуть массивную каменную тушу урны!

Теперь выпотрошенные из бумажного пакета внутренности второй бомбы безобидной с виду россыпью валялись на брусчатке. Громоздкий часовой механизм, примотанный леской к двум брускам триамита, тщательно наломанные лезвия бритв и множество разноцветных стеклянных шариков, которые торгуют детишкам на лотках, по полдюжины даже за нынешний, окончательно издешевевший целковый.

- Как думаешь, - хрипло спросил я стоявшего рядом эксперта. - Кто?

- И думать нечего, - зло сплюнув в сторону, ответил он. - Эльфы. Я еще когда к площади полетал, понял. Сверху оно знаешь как... алое на желтом... Эстетики проклятые.

Эльфы. Я еще раз посмотрел на кровавый след, пытаясь представить, как этот кошмар может выглядеть с высоты и внезапно понял. Хотя понял я, наверное, раньше, просто догадка была настолько... кощунственной, что мозг не сразу смог признать ее.

Вторая, неразорвавшаяся бомба должна была начертить кровью недостающий изгиб руны "ваэль" - свобода!

- План-перехват объявили? - спросил Коля Девельков, пошевеливая пальцами так, что слышался хруст вражьих глоток.

- Мгм, - отозвался эксперт. - Сразу. А толку...

- Господа! Господа, пропустите!

Мы с Колей разом обернулись, нахмурившись - новомодное обращение, так и не вытеснившее раешных "братьев", резало слух. Сквозь плотную толпу благочинских всех званий и мастей пытались прорваться двое - боевитая газетерша и угрюмый оператор с магическим глазом на плече. У меня сердце екнуло при мысли, что немыслимо дорогая хрустальная сфера может выскочить из рук и грянуться о булыжник.

- Господа! Пропустите!

- А вы, сестра, кто будете? - недружелюбно поинтересовался Коля, загораживая широкой спиной залитую кровью площадь.

- "Независимое российское телевидение", Фатьма Торкулаева, - Девица подергала табличку на груди - с именем и кумпанейским иероглифом, нехорошо напоминавшим символ Международного теософского общества. - Отойдите, вы загораживаете ракурс!

- Да? - Коля картинно извернулся, безуспешно выискивая утерянный ракурс у себя за спиной, где-то в районе ягодиц. - Не вижу!

Газетерша фыркнула, и переключила внимание на меня.

- Сударь, как вы относитесь к борьбе эльфийской расы за независимость от репрессивного пост-теократического режима? - выпалила она на одном дыхании.

- Коля, - попросил я, - покажи сестре ракурс.

Девельков покорно подвинулся, едва не своротив столик, на котором эксперт сосредоточенно выкладывал пасьянс из карт Таро.

- Ну и как вы думаете? - обводя кошмарную панораму взмахом руки, поинтересовался я - как мне думалось, риторически.

- Само собой, невозможно ставить знак равенства между действиями экстремистов, пускай и движимых благородной идеей, и искренними и честными представителями перворожденных, стремящихся выработать совместный модус вивенди для своей расы и смертных... - на одном дыхании выдала газетерша.

Девельков икнул. У него с длинными фразами шла вечная война, отчего колины рапорты возвращались от начальства, как от редактора - исчерканные красным.

- Почему? - спросил я.

Сестра Торкулаева воззрилась на меня, как на умалишенного.

- Почему нельзя? - повторил я. - Что такого благородного в идее обнести родимый лес забором и сидеть за ним? С какой стати ради этой идеи надо бомбы взрывать?

- Как я сказала, экстремисты... - попыталась было вернуть темп газетерша, но я остановил ее.

- Если кто-то проповедует идеи, ради которых бросают бомбы, - жестко промолвил я, - он бросает бомбу.

Коля трижды демонстративно хлопнул в ладоши.

Газетерша не удостоила нас ответом.

- Трудно ожидать объективного расследования этого дела от наших правоохранительных органов, - пропела она в хрустальный глаз камеры, - более озабоченных сохранением своего имиджа борцов с терроризмом, чем выявлением причин, толкающих древнейший народ на сопротивление федеральным властям...

Меня толкнули в спину. Я обернулся.

Невысокая женщина в порваном цветастом платье смотрела на газетершу и ее спутника с такой лютой ненавистью, что я невольно посторонился, давая дорогу потокам силы, хлеставшим из лаково-черных, слепых от слез очей. За плечом женщины возвышался ее муж. Лицо его судорожно кривилось от горя и ярости, руки бессильно хватали что-то невидимое; по рукаву стекала алая струйка, и на груди расплывалось огромное пятно крови - но чужой, и уже подсыхающей.

- Фима, ракурс! - скомандовала Торкулаева властно, и не переводя дыхания, продолжила: - Поддерживаемое властями традиционное самоуправление Биармии во главе с Хирикулуримие - Хозяйкой Медной Горы - не раз показывало свое бессилие...

Хмурый долговязый Фима повернулся, сладострастно пожирая пострадавших взглядом каменного глаза. Женщина - верно, приезжая с Кавказа, заметна была в ней примесь орочьей крови (впрочем, после назгуло-татарской орды все мы немножко гоблины) - шагнула к нему, стискивая кулачки. Оператор отшатнулся, и меня словно бес попутал.

Я подставил Фиме подножку.

Оператор завис на миг в позе Пизанской башни, балансируя на одном каблуке. Мужик шагнул к нему - не то поддержать, не то подтолкнуть, - и башня рухнула. Хрустальный глаз вылетел из неловких рук, словно арбузное семечко, замер в воздухе и грянулся под ноги оторопевшей Фатьме Торкулаевой. В миг падения что-то полыхнуло в нем яблочно-зеленым светом, и по желтому кирпичу Манежной площади рассыпались тысячи сверкающих изумрудов-осколков.

Газетерша обернулась ко мне. От возмущения она только открывала рот, подобно известной щуке, и в глазах ее билось беззвучное: "Сатра-апы-ы!".

Наверное, этот случай сошел бы мне с рук, если бы я держал рот на замке.

- М-да, - пробормотал я, подавляя полусмех-полурык. - Ну что же вы? Такой ракурс упустили...

Всеволод Серов

Этот сон мне снится чаще других. Кажется, я знаю, почему.

К утру нас осталось шестеро. Колобок, Аоэллин, Анчарский, я и еще двое, чьих имен я не знал - они были из второго отряда и к нам попали, в общем-то, случайно - по полку прокатилась очередная эпидемия черт-те-чего, но с обязательным поносом, после которой боеспособных штыков едва наскребалось с роту. А посему группы, выходящие "на войну", добивались до штатного всеми, кто попадался под руку.

Один из этих двоих был эльф, ангельски красивый парень с васильковыми глазами и длинными не по-уставному волосами цвета спелой пшеницы, а второй - человек.

У нас оставалось по горсти патронов на каждого, две фляги воды и початая пачка "Эльбруса". Позади - пропасть.

Склон перед нами был усеян черными телами - перед рассветом, когда басмачи поперли особенно плотной толпой, по ним отработали ступы. Басмачам это обошлось в сотню поджаренных, а мы остались без наводчика - во время последнего захода его засек шаман или мулла - леший знает, кто у них там был.

Это было две атаки назад.

С рассветом басмачи оттянулись назад, только изредка постреливали снайперы. Одного я снял, но почти разу же по валуну, из-за которого я стрелял, врезали сразу три файербола - останься я за ним, быть мне омлетом. Аоэллин шепотом обматерил меня на Старой Речи и велел беречь патроны для дела.

Особенно обидно было то, что кончились гранаты. С ними мы еще могли надеяться продать свои шкуры за хорошую цену.

В общем-то никто из нас уже не надеялся уйти с этой вершины, а потому грязно-зеленая тряпка, медленно плывущая в нашу сторону, была поначалу принята за клок дыма, потом - за морок, и только когда этот морок, тяжело развернувшись, начал заходить на посадку со стороны пропасти, мы поверили в его материальность.

Похоже, басмачи были того же мнения, потому как ничем иным напавший на них ступор объяснить было невозможно. Только когда ковер скрылся за камнями, запоздало взвыл "гатлинг", щедро осыпав вершину нитями трассеров.

Мы подошли к ковру. Это была стандартная транспортная "осьмушка" - восемь квадратных саженей прошитой кордом ткани, гном-бортпортной за многостволкой, и человек-пилот. Мне сразу не понравилось, как он смотрел на нас, точнее - как он прятал глаза.

- Дело такое, парни, - хриплым голосом сказал пилот, старательно глядя в сторону. - Меня за вами никто специально не посылал. Я обычный почтарь, возвращался из Темреза, услышал про вас, решил... короче, я могу забрать только троих, больше эта тряпка не подымет. Такое вот дело, парни.

Что ж, на войне бывает всякое. Бывает и такое. Трое - это лучше, чем никто. Осталось только решить, кому лететь, а кому... лежать на камнях. Вот только решать не хотелось.

Мы сидели на ковре, а он дрожал под нами, словно живой - мне казалось, что я слышу надрывные крики сильфов, пытавшихся поднять неподъемный для них груз - и каждый старался не смотреть в глаза другим.

Потом гном молча начал выбрасывать за борт все, что мог - инструменты, заплаты, наши винтовки, патроны - даже фляги. И на миг всем показалось, что вот-вот - и взлетит. Но на войне не бывает чудес, кроме утвержденных командованием.

Потом незнакомый мне эльф с волосами цвета спелой пшеницы подобрал выпавшую на ковер пачку "Эльбруса", закурил, жадно затянувшись... закашлялся и вдруг одним плавным, стремительным движением прыгнул на землю. А ковер, качнувшись, пошел вверх.

Этот сон мне снится чаще других. Кажется, я знаю, почему. Наверное, он снится и остальным из нашей пятерки. Но каждому - свой. Потому что каждому из нас снится, что это у него хватило мужества соскочить тогда с "осьмушки".

Глава 7, или О прелести провинциальных городков

Валентин Зорин, суббота, 19 июня

Пожалуй, даже логично, что в городе Коврове испокон веку ковров не ткали. Орденский капитул, пользуясь той же логикой, постановил вскоре после теократического переворота небольшой оружейный заводик, существовавший тут и прежде - расширить, обновить, а главное - переименовать, чтобы никто не догадался. В стране, где производством смертоубийственных орудий ведало министерство сельского хозяйства, другого ожидать и не следовало. Поэтому промышленный гигант, кормивший ныне большую часть обывателей не только города, но и всей Владимирской губернии, носил гордое имя Ковровского метловязального, хотя всякого, кто попытался бы на его продукции покататься верхом, ждало горькое разочарование. Здесь производились жезлы - огневые и ледяные, освященные и заклятые сотней различных способов, - а также прочее магическое оружие, вроде приснопамятных "огненных шмелей".

Если бы не комбинат, я бы, пожалуй, смог полюбить этот город. Он был очень старый. На центральных улицах это не так ощущалось - мелькали перед глазами какие-то шельмовские рекламки, вывески латиницей - вершина провинциального шика, проплывали над головой в редкой струйке потертых бухарских ковриков ворсистые исфаганские, химически-пестрые немецкие, шелковые японские. Но сделаешь шаг в сторону - и вот ты уже попал в раешные времена, когда из подворотен несет гнилой картошкой, а на стенах пишут не "Йог-Сотот жив!", а "Петька - казел!". Сделаешь еще шаг - а вокруг город дореволюционных времен, и кажется, что вот-вот вывернет из-за угла городовой, и строго поинтересуется - чем это занят гость, и не злоумышляет ли вдруг на богоравного кесаря. И мнится - вот так пройдешься до самого конца по переулку, и выйдешь в чисто поле, где и города-то нет, а только сельцо за оградой стоит в темных, злых лесах, где не пройти-не проехать одному, не поймав дивьей стрелы в глаз...

А комбинат это благолепие портил категорически. Видно его было из любого места - когда не темные громады корпусов, так неестественно-четкие столбы дыма, вздымающиеся из колоссальных курильниц. Напитанный запахами странных трав ветер нес мельчайшую древесную пыль - отходы полировки и резьбы. Над городом стоял страшный, чахоточно-астматический кашель. Куда там иноземным свалкам отравных заклятий! Вся округа стараниями минсельхоза превратилась в такую свалку. Еще за десять порталов до Коврова можно было заметить на местности пометы рассеянной, следовой магии. Деревья кривые, витые, увешанные "ведьмиными хвостами"; голые, поросшие поганками и бурьяном поляны. Что должно было твориться на городском ветроотстойнике, где десятилетиями копился заряженный смертельным чародейством прах - страшно и подумать. На паперти главного городского собора (равноапостольного святого Владимира, как и в прежние времена - есть все же вечные ценности в провинции) взгляд мой сразу отличал профессиональных попрошаек от настоящих, окончательно опустившихся нищих. Свалка оставила на них свои следы: проклятья и сглазы, ожоги от сконцентрированной магической энергии. Нищим подавали охотнее.

Домик, куда привел нас Серов, располагался ближе к окраине. Брать такси Невидимка категорически отказался в целях конспирации, хотя, на мой взгляд, кавалькада из пяти человек с котом на буксире в общественном транспорте привлекала внимания не меньше - во всяком случае, леший-водитель, нервно шевеля веточками, ежеминутно поглядывал на нас через плечо, даже когда энтобус отъехал, высадив нас на остановке со смешным названием "Телячья улица". Конечными остановками маршрута значились "Мясокомбинат" и "Гор.кладбище". Как говорится - вот и гадай, что откуда возят.

- Ну вот, - проговорил киллер, оглядываясь. - Где-то тут... ага!

Он указал вперед и налево, где за перекрестком, на противоположном углу, за совсем не символической оградой прятался одноэтажный дом. Над воротами покачивалась вывеска - две скрещенных иголки.

- Ковросервис? - с некоторым сомнением поинтересовался Шарапов.

- Да, - рассеянно отозвался Серов, - знаю, не по его специальности, но кому сейчас нужен тавматург-трансмогрификатор высшей категории?

Я покосился в сторону поднимающихся над кронами дымных столбов. Неужели на заводе места не нашлось?

Мы двинулись через улицу, когда Шарапов вдруг резко оглянулся. Я невольно последовал его примеру, и едва не сбился с шага. Невидимый с остановки корявый худосочный дубок скрывал в своей тени молодого эльфа в кожаной курточке. Тот пристально наблюдал за мастерской, не обращая никакого внимания на нас.

- Шар, - бронзовым шепотом проронил Серов, - что у него вышито на рукаве?

Я с трудом мог различить, что на плече куртки вообще что-то вышито. Но "нет зренья острей, чем у эльфов".

- Руна "алир", - обреченно прошептал инвалид. - А что еще?

- Под ней - ничего? - уточнил Невидимка.

- Ничего, - Шарапов понимающе покивал. - Рядовой серк, а то и просто сочувствующий.

Но как эльфы-отщепенцы нашли нас? Серов клялся, что по нашему следу им не пройти...

- Не обращайте на него внимания. - Киллер обернулся ко мне. - Я скорей поверю, что им зачем-то понадобился Макс, или кто-то из его клиентов, чем что они вели нас от самой Москвы.

- Мальчики? - Марина Валевич только теперь заметила, что мы остановились. - Мальчики, в чем дело?

- Все в порядке, - монотонно, как магнетизер, пробубнил Серов. - Все спокойно...

Кого он пытался обмануть - не знаю, потому что после его слов обе сестры, как по команде, принялись в ужасе озираться. Эльф, оторвавшись на миг от созерцания ведущей во двор мастерской посадочной дорожки (ее отмечали, за отсутствием узаконенных буйков, воздушные шарики на привязи), смерил нас презрительным взглядом, и вернулся к своему занятию. Похоже было, что он действительно следит за домом.

Правда, когда мы протиснулись сквозь узенькую калитку (ковры, само собой, в воротах не нуждались - если тряпочка не может перетащить себя через забор, ее не в сервис сдавать впору, а на свалку нести, пускай там волшебную пыль собирает), странное поведение террориста перестало меня тревожить. Навстречу посетителям вышел хозяин мастерской. Это был гном.

Почему-то в обыденном сознании образ гнома рисуется однозначно - рост в ширину плеч и седая борода до колена. Между тем между собою племена подземных жителей разнятся не меньше, чем народы, или даже расы людей. Сиртя, карлы Уральских гор, не седеют - волосы у них с рождения белы, точно воркутинский снег, - и бороды у них не растут. А знакомый Серова явно принадлежал к их роду.

Впрочем, у хозяина мастерской даже для гнома внешность была примечательная. По меркам камнерожденных он был худощав - это значило, что плечи его едва уступали моим, при том, что носом гном упирался мне в пупок, - и прятал розовые, как у кролика, глаза за щегольскими черными очками от "Картье". По-видимому, ковроремонт оплачивался неплохо, а пропыленная мантия, вся в полустертых рунах, служила мастеру лишь спецодеждой. На шее гнома висел амулет на бронзовой цепочке - два по-особому скрещенных миниатюрных долота. Теперь понятно, почему он не работает на оружейном заводе: в орденские времена никто бы язычника близко к оружейной фабрике не подпустил, а потом стало выгоднее зашивать порванные ковры.

- Сева! - взревел гном по-медвежьи, стискивая Невидимку в объятьях. Это должно было выглядеть смешно - тавматург-ковровед едва доставал старому товарищу до груди - но почему-то не выглядело. - Какими судьбами?!

- Привет, Макс. - Серов сделал такое движение, будто пытался встряхнуть белобрысый валун в халате за плечи. - Сам знаешь - за помощью.

- Эх! - Гном махнул рукой. - Так я и думал! А просто старого друга навестить, значит, времени нет. Торопыги, что с вас возьмешь... Ну да скала с тобой, проходи, проходи... а это кто? - Он по очереди ткнул длинным, узловатым пальцем в мою сторону, потом - в сестер. Видимо, с Шараповым и Македонским ему уже встречаться доводилось.

- Это - барышни Валевич, - представил девушек Невидимка, - эээ... Марина, - неуверенный жест, - и Арина. - Слава Всевышнему, он их не перепутал. - А мой товарищ - Зорин, Валентин Павлович, господство пресвятого благочиния.

Дамам Макс поклонился, мне же руки не протянул.

- Ты, - поинтересовался он у Серова, - кого мне привел? Я из-за тебя кого в дом свой пустил?

От волнения он заговорил по-русски с сильным акцентом, которого я не замечал в первые минуты.

- Друга, - не колеблясь, ответил Невидимка.

Макс окинул меня подозрительным взглядом.

- Ну, скала с тобой, - повторил он. - Поверю.

- Макс, - перебил его Шарапов, - ты знаешь, что за твоим домом следят серкелуин?

Гном расхохотался.

- Эта жердина все там торчит, под дубом? - выдавил он сквозь смех. - У-у, сейчас я ему...

- Ты лучше нам объясни, - попросил Серов.

- Видишь? - Макс обвел рукой двор. На ржавой вешалке громоздилось штук шесть ковров, в большинстве - заштопанных до полной потери узора. Еще один лежал под тентом, на яме; рядом на поддоне валялись зловещего вида иглы, мотки зачарованных ниток, куски кордовой проволоки и самогреющий паяльник. - Один работаю! Был у меня напарник - хороший мужик, Володей звать. Тоже с завода... знаешь, когда началась эта петрушка, там много народу поувольнялось, друзья мои... в общем, прибился он ко мне. Непьющий, мастер на все руки - под горой бы его на вес малахита ценили. Так мы с ним сработались - любо-дорого смотреть, камни радовались! А с год назад - знаешь? - завод купил один наш олигарх. Который бишь... а, Кленов. Там уже и покупать-то нечего было, все поделили Анишкин с Кобелевым: откусили много, да половина крошками осыпалась. Немного помешкали, как у нас водится... а потом такая работа закипела - сами видели, дым небо застит. Какой-то большой заказ на ручные жезлы - в Африку их гонят, что ли? - потом еще один... в общем, ушел Володя обратно. Старых-то спецов не осталось почти, ему там предложили место начцеха - оклад еще тот, даже в наших деревянных. Ну вот, а месяца два назад заявились ко мне эти юнцы востроухие - извини, Шар! И все про Володьку спрашивать. Наглые такие - что комары. Я им укорот-то дал, да только с тех пор крутятся они подле моей мастерской, что искры над горном, как ни гоняю. Вреда, правда, от них нет, а все же неспокойно как-то.

- А-а... - протянул Невидимка неопределенно, будто сам не решил - поверить товарищу, или согласиться лишь для виду, чтобы обид не делать.

- Во-во, - продолжил гном. - Я уже думал, это от Горбатого приветик. Он меня крышевать вздумал, так я его живо отвадил - пообещал на его дурошлепов хирд натравить. Вроде отступились, но так, по мелочи, наезжают порой.