Чтение 24–й страницы книги ~Долгий путь в лабиринте~

- Очень больно? - спросил он.

- Конечно, больно - тяжесть-то какая! - сказал другой.

При первых звуках его голоса у Саши перехватило дыхание.

- Кузьмич? - выпалила она.

- Ну, Кузьмич, - ответил мужчина. - А что?

Вдруг он отвернулся, схватил грабли, стал сгребать навоз.

- Осторожно! - услышала Саша.

Но она и сама заметила возвращавшегося надзирателя.

Через час Саша вновь оказалась возле Кузьмича, поймала его
взгляд:

- Как вам живется? Здоровы ли?

Заключенный осторожно посмотрел туда, где был надзиратель. Страж
только что скрутил цигарку, облизал ее и, закурив, обвел помещение
сонными глазами. Ну что ж, каторжник и вольная работают шагах в
четырех друг от друга, не общаются. Заняты делом и все остальные.
Значит, порядок. И тюремщик с удовольствием сделал большую затяжку.

- Здоров ли я? - тихо переспросил Кузьмич. - Да, в общем, со
здоровьем неважно...

- О вас думают. Берегите себя. Старайтесь больше отдыхать, не
нервничать...

Саша не успела закончить. Кузьмич схватился за грудь. В оранжерее
долго не смолкал резкий, надсадный кашель.

Отдышавшись, он принялся за работу.

- Что вам принести?

- Мне бы листик бумаги, - услышала Саша его низкий, рокочущий
бас, - Хоть маленький листик бумаги и карандаш!..

- Хорошо!

Подхватив лейку, Саша отошла в сторону. На первый раз было
достаточно. Итак, Кузьмич понял ее, отозвался. Часть задачи решена.

4

Утром за десять минут до начала работы Саша была возле тюрьмы.
Как всегда, дежурный без промедления выдает разовый пропуск. Но в
проходной Сашу подстерегает неожиданность.

- Покажи харч! - требует страж, которому она только что вручила
пропуск.

- Пожалуйста, вот мой завтрак. - Саша с готовностью развязывает
узелок с едой. - Два бутерброда, яблоко, бутылочка с молоком.

Страж рассматривает и даже взвешивает в руке яблоко, разнимает на
половинки бутерброды с маслом, почему-то переворачивает маленькую
бутылку, в которой плещется молоко.

- А здесь мелочь, - Саша протягивает портмоне. - Что-то около
гривенника. Это я оставлю у вас, если можно. Вы не будете возражать?

- Поговори мне! - бросает страж.

Портмоне отобрано, его содержимое высыпано на стол. Затем
тюремщик сгребает монеты, прячет портмоне в ящик стола.

Из смежной комнаты появляется женщина, тщательно ощупывает одежду
Саши. Закончив обыск, удаляется. За все это время она не произнесла ни
слова.

- Проходи! - командует страж.

У Саши хватает выдержки неторопливо завязать узелок с завтраком,
даже улыбнуться тюремщику. Если бы знал он, что при обыске пальцы
женщины едва не коснулись карандаша и бумаги, спрятанных под
кофточкой!

Кузьмич появился у бочки с водой, будто и не заметил вошедшую. А
сам незаметно продвигается к клумбе, где вчера распустились астры.

Звенит кандальная цепь. Щелкают ножницы. Кузьмич срезал два
десятка цветов. Держа их в руках, оборачивается. Охранник видит:
арестант ищет, кому бы передать астры. Каторжники же, как на грех, все
заняты - рыхлят землю, возятся с большой бочкой, полной воды. Только
"вольная" стоит без дела - вошла и топчется возле порога.

- А ну, подсоби! - говорит страж и подбородком указывает Саше на
Кузьмича. - Да быстрее поворачивайся!

Саша спешит к Кузьмину, берет цветы, ловко укладывает их в
плетеную корзину.

- Принесла, что просили, - шепчет она. - Приготовьтесь, сейчас
передам!

- Спасибо.

- Срежьте еще цветов. Быстрее!

Кузьмич понял. Минуту спустя Саша берет у него ворох хризантем.
Их руки встретились, к Кузьмичу переходит многократно сложенный лист
бумаги и крохотный карандаш.

- От вас ждут весточки.

- Кто ждет?

- Вы должны знать...

Внезапно Кузьмич хмурится, отворачивается. Что он знает об этой
девице? Не полицейская ли провокация - затея с карандашом и бумагой?

Осторожность борется в нем с желанием наконец-то установить связь
с товарищами на воле.

- Хорошо, - говорит Кузьмич.

- Надо сегодня! - Улучив минуту, Саша улыбается каторжнику, на
секунду прикрывает глаза. - Не бойтесь, я везучая. Все будет в
порядке.

Кузьмич тоже не может сдержать улыбки.

- Спасибо! - шепчет он.

- Меня Сашей зовут.

- Спасибо, Саша!

5

- Зима прошла, и здесь, на юге России, солнце стало пригревать
совсем по-весеннему. На дворе март, середина марта 1917 года.

Саша только что закончила работу и торопится покинуть тюрьму.
Скорее на волю, на чистый воздух, пропитанный ароматами реки и
пробуждающейся после зимней спячки степи! Работа завершена совсем -
Саша не вернется сюда. Впрочем, это неточно. Конечно, она явится еще
раз, но уже не будет робко стучать у двери, кланяться и улыбаться,
демонстрируя унижение и покорность. Тюрьма доживает последние дни. И
вообще близок конец всей этой рабской жизни!..

Сегодня утром она мчалась к тюрьме, что называется, на всех
парусах - не терпелось скорее сообщить заключенным ошеломляющую весть.
Но те Бог знает откуда уже проведали, что в Петербурге революция и
царя скинули.

Дробно стучат каблучки Сашиных туфель по каменному полу тюремного
коридора. Позади громыхают сапожищи стражника. Этот тоже в курсе
событий: весь день озадаченно чесал пятерней заросшую щеку и молча
глядел, как арестанты собираются группами, тискают друг друга в
объятиях. А потом один из них, осужденный на бессрочную каторгу
молодой парень, вдруг сорвал пяток алых гвоздик, с поклоном протянул
стражнику. Тот растерялся, цветы взял, и в тот же миг оранжерея
задрожала от хохота.

Саша смотрела на эту сцену и кусала губы, чтобы не разреветься. У
нее голова кружилась от счастья. Пусть подпольщики не довели до конца
дело с побегом Кузьмича и его друзей. Все же главное было достигнуто:
удалось подкормить ослабевших политических, укрепить в них веру в
скорое освобождение.

Особой заботой Саши был Кузьмич. Удалось пронести для него
несколько банок сгущенного молока, масло и даже шоколад. И болезнь
стала отступать.

Утром тысячи горожан запрудили центральную площадь. Толпа
густеет, с кожевенных и металлургических заводов, из порта и с ткацких
фабрик спешат новые группы рабочих и моряков. Люди возбуждены, многие
обнимаются, целуют друг друга, поют песни.

То и дело возникают ожесточенные короткие споры. Площадь все
больше бурлит. Какие-то личности взбираются на ящики, на облучки
экипажей, размахивают шляпами, кричат - призывают к "спокойствию и
благоразумию", советуют "не устраивать беспорядков, анархии", избрать
депутацию к городским властям, а самим разойтись по домам и ждать.

Толпа отвечает негодующими возгласами. Кое-где ораторов
стаскивают с импровизированных трибун, передают с рук на руки - они
плывут над морем голов и исчезают на краю площади.

Вспыхивает красный флаг. Он все выше, выше... Человек с флагом
взбирается на плечи товарищей.

- К тюрьмам, - кричит он. - Все идем к тюрьмам! Освободим наших
братьев, узников самодержавия!

Этот призыв подхватывают тысячи голосов.

Появляются еще флаги. Они движутся. Толпа устремляется за ними.
На улицы выливается человеческая река.

Полицейских не видно, и люди ускоряют шаг. Это уже лавина,
которую не остановить никакими силами.

Человек пятьсот окружили каторжную тюрьму, взламывают ворота.

Сашу оттеснили, она никак не может пробиться вперед.

И вдруг она видит Кузьмича! Его ведет по тюремному двору Гриша
Ревзин. На ходу накидывает на Кузьмича свой пиджак, целует, обнимает.

Это он, Ревзин, первый из городских подпольщиков установил, в
каких тюрьмах содержатся те, кого следовало выручить в первую очередь,
отыскал след участника баррикадных боев 1905 года большевика Кузьмича.
Он же был инициатором операции по спасению подпольщика, дважды пытался