- Ну зачем же так официально, Зоя? - спросил Лукашевич не без укоризны. -
"Старший лейтенант", "отвернусь", "вы"...
- Я уже говорила, старший лейтенант, для того, чтобы наши отношения стали
более близкими, чем сейчас, вам придется потрудиться. Но если вы считаете,
что...
- Хорошо, хорошо, - быстро сдался Алексей. - Пусть будет по... э-э-э...
вашему.
Он быстро оделся. Потом они с Зоей вышли на верхнюю палубу. Там их уже
дожидался капитан Коломейцев.
- Э-э... прибыли, - сообщил Сергей Афанасьевич после того, как они с
Лукашевичем обменялись рукопожатиями. - Хм-м... в Мурманск, - как и любой
северный моряк, название города-порта Коломейцев произносил с ударением на
вторую гласную.
Лукашевич огляделся. Сторожевик стоял у пирса в военно-морском порту
Мурманска. Справа по борту был пришвартован катер, слева - малый ракетный
корабль класса "Буря". Пирс был ярко освещен. В свете прожекторов кружились
редкие снежинки.
- Спасибо вам, капитан, - поблагодарил Лукашевич с чувством. - Вы спасли
мне жизнь. Можно сказать, я заново родился.
"Какие банальности я леплю, - подумал он при этом. - Господи, нас
совершенно не учат говорить. Всему учат, а этому нет".
Впрочем, на то, чтобы пропустить Зою на сходни впереди себя, его
образования хватило. Напоследок, уже оказавшись на причале, он оглянулся,
чтобы обозреть "тридцать пятку" целиком. И увидел: многочисленные вмятины в
корпусе катера над ватерлинией, черные языки копоти и отверстия пробоин
там, где в надстройку попадали снаряды противника. Значит, не пригрезилось,
и дело не в широте души. "Тридцать пятку" атаковали. Война в Заполярье
продолжалась...
Глава седьмая. МЕТЕОСТАНЦИЯ "МЕДОВАЯ".
(Кольский полуостров, декабрь 1998 года)
Громов погибал. Он продвигался в юго-западном направлении уже более восьми
часов и окоченел настолько, что ни о чем не мог думать, кроме как о самом
процессе продвижения: правая нога вперед, левая - опорная, правая -
опорная, левая - вперед. И так раз за разом, перестановка за перестановкой.
Поначалу Громов полагал, что ему очень поможет НАЗ ("носимый аварийный
запас"). Там были спички, там был спирт - можно развести костер. Там была
аварийная радиостанция "Комар" - по ее сигналам уже мчится на спасение
специальная команда. Там были сигнальные ракеты - всегда можно сообщить
спасателям, где ты находишься. Но по здравому размышлению (которое давалось
с трудом - перегрузки при катапультировании, легкая контузия от
акустического удара не прошли даром) Громов понял: ни от одного, ни от
другого, ни от третьего толку не будет. Развести костер под снегопадом в
промерзшем лесу было хотя и возможно, но очень трудно. Однако не только
очень трудным, но просто-таки невозможным оказалось поддерживать пламя
костра достаточно долго... Аварийная радиостанция уже приведена в действие.
Но смогут ли вылететь спасатели в такую погоду? И будут ли искать и
спасать, если даже его призыв в эфире не захотели услышать?.. И зачем нужны
сигнальные ракеты, если никто не придет на помощь?..
Помощи ждать было неоткуда, оставаться на месте - глупо, на таком морозе
быстро окочуришься. Громов прекрасно знал, что все эти байки о людях,
переживших стужу в зимнем лесу, зарывшись в сугроб, - байками и являются.
Значит, нужно идти. И более значимыми из комплекта НАЗ оказываются два
предмета: компас и фонарик. С ними можно выбрать направление и не сбиться с
курса. Идти надо, но куда?..
Громов попытался вспомнить полетную карту. Разведчик крутился у шестьдесят
восьмой параллели. Потом он ушел, потом начался бой, в этой круговерти
уследить за изменением курса и запомнить последовательность этих изменений
очень сложно.
Константин решил, что по-прежнему находится где-то в районе шестьдесят
восьмой параллели. Значит, к северу от него находится приграничный городок
Раякоски. К нему и нужно идти.
Громову почти сразу повезло. Не пройдя и километра в северном направлении,
он вышел на грунтовую узкую дорогу, заваленную снегом, но гораздо более
пригодную для продвижения пешком, чем склоны сопок. Указатели на дороге
отсутствовали, но они были Громову не нужны: если есть дорога, куда-нибудь
она выведет.
Однако первый энтузиазм по поводу столь спасительного открытия быстро
улетучился. Громов шел, подсвечивая себе дорогу фонариком, смотрел на
компас, но толку от этого было мало - никаких признаков человеческого жилья
вокруг не наблюдалось. Что ж поделать, это Заполярье: здесь можно идти
сутками и не увидеть ничего, кроме сопок, гранитных валунов и низкорослого
леса. Через восемь часов Громов начал терять надежду.
...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...
Пеший безостановочный поход по сугробам отнял последние силы; мороз и не
думал убывать, у Константина быстро онемели щеки и наросла бахрома из
льдинок на бровях. Конечности тоже теряли чувствительность, хотя летный
костюм был отлично утеплен самым натуральным мехом. А жильем всђ еще не
пахло.
...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...
У Громова начал мутиться рассудок. Студеная полутьма наполнилась сгустками
сизого тумана, там вспыхивали разноцветные огоньки, туман клубился, образуя
невероятные, причудливые фигуры. Эти фигуры не были случайным сочетанием
виртуальных частиц - они жили своей жизнью, подчиняясь определенным
законам, как рой пчел или ос. И как осы, они жалили Громова в открытые
части тела: в незащищенное лицо, в глаза, в шею.
...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...
Громов пытался отмахиваться от снежных ос. Потом как-то разом вдруг понял,
что отмахиваться не надо, нужно терпеть, вглядываться, и тогда, быть может,
проступят в тумане контуры другого мира - горячего, солнечного, бесконечно
далекого от этой жестокой реальности, где нет места существу из плоти и
крови, где ворочаются среди вечной мерзлоты, в грязи, превратившейся в
камень, громоздкие и уродливые боевые машины.
...Правая нога вперед, левая - опорная, правая - опорная, левая - вперед...
Разорвав в клочья искрящийся туман, на Громова выскочил большой черный
зверь. Глаза его кровожадно сверкали. С клыков капала слюна. Зверь напал не
сразу. Он стал кружить вблизи Громова, то подкрадываясь, то отскакивая
назад, выбирая, словно тигровая акула, время для нападения.
В какой-то момент мир перед глазами Громова померк, и он обнаружил, что
лежит в снегу, а черный зверь стоит над ним, открыв пасть. Константин
приготовился принять удар клыками и смерть, но вместо того, чтобы вцепиться
в беспомощное тело, зверь вдруг вывалил язык и щекотно лизнул в замерзшую
щеку.
Черный страшный зверь на поверку оказался веселым, игривым псом породы
лайка - еще совсем щенком. На шее у него имелся большой кожаный ошейник,
свидетельствовавший, что пес этот - не какой-нибудь блохастый бродяга, а
вполне пристроенный и довольный жизнью хранитель домашнего очага. Пес
носился вокруг Громова, пританцовывая на снегу от переполнявших его чувств,
и, как оказалось, громко лаял.
Появление молодого пса с ошейником могло означать только одно - рядом
жилье, рядом люди. Помогая себе руками, Громов сел. Потом, отдохнув,
попытался встать на ноги. Его повело в сторону, но он удержался, не упал, И
тут же услышал совсем близко мужской голос:
- Щекн! Щекн, ко мне! Куда запропастился, собака?
- Помогите! - крикнул Громов и сам удивился тому, каким слабым и больным
стал его голос.
Незнакомец при виде его обалдел, и некоторое время был слышен только
жизнерадостный лай пса по кличке Щекн. Потом клацнул затвор, и незнакомец
спросил: