Чтение 24–й страницы книги ~Сестричка~

За спиной у меня кто-то хихикнул. Я обернулся и увидел девушку в
брюках, с красной гвоздикой за ухом. Она улыбалась.

- О, братец, если б для этого было достаточно пистолета.

Я пошел к оливково-зеленой двери без ручки. Она зажужжала и поддалась
толчку. За ней оказался коридор с голыми оливково-зелеными стенами и
дверью в дальнем конце. Мышеловка. Если ты вошел в нее, тебя в случае чего
можно остановить. Дальняя дверь так же зажужжала и щелкнула. Мне стало
любопытно, как полицейский узнал, что я подошел к ней. Подняв взгляд, я
обнаружил устремленные на меня из наклонно установленного зеркала глаза
блюстителя порядка. Когда я коснулся двери, зеркало стало чистым. Здесь
было предусмотрено все.

Снаружи, под жарким полуденным солнцем в маленьком патио с мощеными
дорожками, с бассейном посередине и мраморной скамьей, буйно росли цветы.
Питьевой фонтанчик находился возле скамьи. Пожилой, шикарно одетый
мужчина, развалясь на скамье, глядел, как три желто-коричневые
собаки-боксеры вырывают с корнем кусты похожей на чайную розу бегонии. На
лице его было выражение глубокого и спокойного удовольствия. Когда я
подошел, он даже не взглянул на меня. Один из боксеров, самый большой,
подошел и помочился на скамью рядом с его штаниной. Мужчина нагнулся и
погладил короткошерстную голову собаки.

- Вы мистер Уилсон? - спросил я.

Он недоуменно поднял на меня взгляд. К скамейке рысцой подбежал средний
боксер, принюхался и помочился там же, где и первый.

- Уилсон? - У мужчины был ленивый, слегка протяжный голос. - Нет. Моя
фамилия не Уилсон. Вы ошиблись.

- Извините.

Подойдя к фонтанчику, я ополоснул лицо. Пока утирался платком, самый
маленький боксер подошел к скамье и исполнил свой долг.

Мужчина, оказавшийся не Уилсоном, любовно произнес:

- Всегда делают это в одном и том же порядке, меня это восхищает.

- Что делают? - спросил я.

- Справляют нужду, - ответил он. - Видимо, дело здесь в старшинстве.
Сперва Мейзи. Это мать. Потом Мак. Он на год старше Джока, младшего.
Всегда по очереди. Даже у меня в кабинете.

- У вас в кабинете? - переспросил я. Никто и никогда не задавал
какого-либо вопроса с более глупым видом.

Мужчина, приподняв белесые брови, взглянул на меня, вынул изо рта
простую коричневую сигару, откусил ее кончик и выплюнул его в бассейн.

- Рыбкам это не пойдет на пользу, - сказал я.

Он оглянулся на меня.

- Я развожу боксеров. А рыбки - черт с ними.

Я решил, что это в чисто голливудском стиле. Закурил сигарету и сел на
скамью.

- У вас в кабинете, - сказал я. - Что ж, каждый день приносит новую
мысль.

- На угол письменного стола. Всякий раз. Секретарши мои злятся.
Говорят, впитывается в ковер. Что за женщины теперь пошли? Меня это ничуть
не раздражает. Наоборот. Если любишь собаку, приятно смотреть даже на то,
как она справляет нужду.

Один из боксеров подтащил к его ногам полностью расцветший куст
бегонии. Мужчина поднял его и бросил в бассейн.

- Садовникам это, наверно, не нравится, - сказал он. - Ну и ладно. Если
недовольны, могут в любое время... - он умолк и стал смотреть, как
стройная девушка-почтальон в желтых брюках намеренно удлиняет свой путь,
чтобы пройти через патио. Она искоса бросила быстрый взгляд на мужчину и
ушла, поигрывая бедрами.

- Знаете, что скверно в этом бизнесе? - спросил он.

- Никто не знает.

- Слишком много секса. Секс хорош в свое время и в своем месте. Но мы
получаем его вагонами. Увязаем в нем. Тонем по горло. Липнем к нему, как
мухи к липкой бумаге. - Мужчина встал. - И мух у нас слишком много. Рад
был поговорить с вами, мистер...

- Марлоу, - сказал я. - Боюсь, что вы меня не знаете.

- Я никого не знаю, - сказал мужчина. - Память сдает. С кем только я ни
встречаюсь. Меня зовут Оппенгеймер.

- Джулиус Оппенгеймер?

Он кивнул.

- Да. Закуривайте.

И протянул мне сигару. Я показал ему свою сигарету. Оппенгеймер швырнул
предложенную мне сигару в бассейн и нахмурился.

- Память сдает, - грустно сказал он. - Выбросил пятьдесят центов.
Напрасно.

- Вы управляете этой студией, - полуутвердительно-полувопросительно
сказал я.

Оппенгеймер рассеянно кивнул.

- Нужно было сберечь эту сигару. Сбереги пятьдесят центов, и что ты
будешь иметь?

- Пятьдесят центов? - ответил я, не понимая, к чему он клонит.

- В кинобизнесе нет. Здесь сбережешь пятьдесят центов - и положишь на
свой счет пять долларов.

Оппенгеймер умолк и поманил боксеров. Те перестали выдирать цветы и
уставились на него.

- Нужно только заниматься финансовой стороной дела, - сказал он. - Это
нетрудно. Пошли, детки, обратно в бордель. - Затем вздохнул и добавил: -
Полторы тысячи кинотеатров.

Очевидно, на лице у меня опять появилось глупое выражение. Оппенгеймер
обвел рукой патио.

- Открыть полторы тысячи кинотеатров - и все. Это гораздо легче, чем
разводить чистокровных боксеров. Кино - единственный бизнес на свете, где
можно совершать всевозможные ошибки и все же делать деньги.

- И должно быть, единственный бизнес, где можно иметь трех собак,
поливающих мочой стол в кабинете, - добавил я.

- Нужно открыть полторы тысячи кинотеатров.

- А собаки слегка мешают взяться за дело, - сказал я.

На лице у него появилось довольное выражение.

- Вот-вот. Это главная помеха.

Оппенгеймер через зеленый газон поглядел на четырехэтажный дом,
представляющий собой одну из сторон незамкнутого квадрата.

- Там находятся все конторы, - сказал он. - Я туда ни ногой. Вечные
перестановки. Смотреть противно, как и что кое-кто тащит к себе в
кабинеты. Самые дорогие таланты на свете. Даю им все, что душе угодно,
столько денег, сколько хотят. С какой стати? Да ни с какой. Так, по
привычке. Что и как они делают - совершенно неважно. Мне бы только полторы
тысячи кинотеатров.

- Вам не хотелось бы, чтобы ваши слова появились в печати, мистер
Оппенгеймер?

- Вы газетчик?

- Нет.

- Жаль. Было бы приятно, если бы кто-то упомянул, наконец, в газете
этот простой несомненный факт. - Он сделал паузу, потом сердито фыркнул: -
Никто не напечатает. Побоятся. Идем, детки.

Старшая Мейзи подошла и встала возле него. Средний выдрал еще одну
бегонию, а потом побежал рысцой и встал возле Мейзи. Младший Джок занял
свое место, но вдруг с внезапным воодушевлением поднял заднюю ногу и стал
мочиться на манжету хозяйских брюк. Мейзи небрежно оттолкнула его.

- Видите? - просиял Оппенгеймер. - Джок вздумал нарушить очередь. Мейзи
этого не допустит.

Он нагнулся и погладил ей голову. Мейзи с обожанием взглянула на
хозяина.

- Глаза твоей собаки, - мечтательно произнес Оппенгеймер, - самое
незабываемое на свете.

Он широким шагом пошел по мощеной дорожке к административному зданию, а
трое боксеров спокойно трусили рядом.

- Мистер Марлоу?

Я обернулся. Ко мне неслышно подошел рыжеволосый человек, нос его
торчал, как локоть держащегося за поручень пассажира.

- Я Джордж Уилсон. Рад познакомиться. Вижу, вы знаете мистера
Оппенгеймера.

- Мы немного поболтали. Он поведал мне, как руководить кинобизнесом.
Похоже, для этого требуется лишь полторы тысячи кинотеатров.

- Я работаю здесь пять лет, но ни разу не разговаривал с ним.

- Просто вас ни разу не обмочили его собаки.

- Может, вы и правы. Чем могу быть полезен, мистер Марлоу?

- Мне нужно видеть Мэвис Уэлд.

- Она на съемочной площадке. Идут съемки.

- Можно поговорить с ней там минуту-другую?

На лице Уилсона отразилось сомнение.

- Какой пропуск вам выдали?

- По-моему, обыкновенный.

Я протянул ему пропуск. Он просмотрел его.

- Вас послал Бэллоу. Это ее агент. Видимо, нас пустят в двенадцатый
павильон. Хотите пойти туда?

- Если у вас есть время.

- Я работаю в отделе рекламы. Это моя обязанность.

Мы пошли по мощеной дорожке к проходу между углами двух зданий.
Бетонная дорога между зданиями вела к территории натурных съемок и
павильонам.

- Вы работаете в конторе Бэллоу? - спросил Уилсон.

- Я только что оттуда.

- Говорят, солидная организация. Я и сам подумывал заняться этим делом.