Чтение 24–й страницы книги ~Книга Лидаэли и Артарна~

- Может, и лучше. Если ты так жаждешь отправиться кормить акул, не смею препятствовать. Скажу лишь, что выжить после заседания Тайного Совета у тебя шанс все-таки есть, а вот уйти от акул - точно никакого. Даже колдовство не поможет.

- Почему же, мас-с-с-тер?

- Да потому что акулам помогу я. Понятно?

- О да, да, мас-с-с-тер!... Я повинуюсь, я повинуюсь...

Упряжка из двух молодых левиафанов стремительно влекла утлую лодчонку. Далеко впереди, над теплым морем, за тысячи лиг от берегов Северного Хьёрварда вставали черные, вылизанные волнами и ветром скалы. Их не было ни на одной из карт Большого Хьёрварда, а в прибрежных тавернах всех четырех континентов просоленные морские волки шепотом передавали друг другу страшные истории о черном острове-призраке с громадной каменной пастью, что, раскрываясь как живая, с легкостью глотает корабли. И якобы от этой напасти есть только одна защита - молить Хедина Милостивца ниспослать оборону. А еще говорили капитаны, что нет-нет да и встретится бегущий по морским волнам проглоченный черной пастью призрачный корабль, коему не нужны ни паруса, ни весла, ибо тянут его вперед подвластные страшному чародейству морские демоны...

Об этом думал Хисс, змеиный царь, глядя на поднимающиеся из воды блестящие мокрые кручи. Призрачный остров! Это было хуже, чем смерть. Намного хуже.

С улицы доносился звонкий смех Ками. Старый Хрофт отложил клинок, который правил, и угрюмо задумался. Тяжко познавать пределы своих сил тому, кто в былые времена мог гасить и вновь зажигать звезды! Тяжко сознавать, что друзья, с кем рубился плечо к плечу, вынуждены продолжать неравный бой без тебя, потому что рука уже начала изменять тебе! День за днем, ночь за ночью гложет тебя неизбывный червь сомнений - а зачем ты еще ходишь по этой земле, Бессмертный? Люди наслаждаются каждым прожитым днем, потому что знают - их век короток. А что делать тебе, прожившему уже тысячелетия и, если не срубит в поединке рука сильнейшего противника, спокойно могущему дожить до самого Дня Гнева, Второго Дня Гнева, когда вернется из своих странствий Творец, и одно мановение Его Божественной Мысли обратит в Ничто всю Сферу Миров, все Упорядоченное?...

Ах, какое было время, когда он насмерть дрался с Лишенными Тел в Южном Хьёрварде! Какое время! Никогда уже не пережить подобного... Для Неназываемого он, Хрофт, Игг, Один, оказался недостаточно силен. Так что же тебе осталось, Древний Бог? Слушать детский лепет Ками, девочки, вырванной из лап смерти чародейством Эльтары?

Он грохнул кулаком по столу - доски разлетелись бы вдребезги, не будь столешница сделана им самим.

Стало немного легче.

Старый Хрофт ждал. Подобно тому, как ждал когда-то в бессрочной своей ссылке. Тогда он дождался - молодой маг по имени Хедин Познавший Тьму как-то раз забрел в его жилище...

Он сделал все, чтобы подтолкнуть этого мальчишку идти именно той дорогой, которая нужна была ему, Хрофту. И добился полного успеха - Боргильдово Поле было отомщено сторицей. В Обетованном обосновались Новые Боги. А ему, Хрофту, осталась все та же неистребимая скука.

Частично ему удалось развеять ее, сражаясь с порождениями Потрясения. Когда в пределах Обетованного, у самых престолов прежних владык, гремела последняя битва, нарушился ход многих и многих небесных сфер, изменили свои русла магические реки Вселенной, драконы Времени, в ужасе мечась по перекатам великой реки вечности, натворили немало бед - и в обычные, населенные Смертными и Перворожденными земли, ворвалось немало чудовищных сущностей, возникших, наверно, еще до начала времен. С ними нужно было сражаться, их нужно было побеждать. Это помогало забыться. А потом вновь накатывала черная, всепоглощающая тоска.

Эх, если б можно было поговорить с Хедином или Ракотом! Или хотя бы с тем отчаянным пареньком по имени Хаген, которого Познавший Тьму в последнюю секунду вытащил с самого порога Небытия. Мечты, мечты... Все твои друзья далеко, Игг Разрушитель. Все они грудью встречают напор Неназываемого и пока еще сдерживают этот натиск. А ты... ты не можешь быть с ними.

Хлопнула дверь. Влетела раскрасневшаяся Ками, схватила со скамьи какую-то игрушку и вновь умчалась на улицу. Хрофт улыбнулся. Ты все-таки еще не безнадежен. Ты еще можешь привязываться, беспокоиться и любить...

Старый Хрофт ждал.

Однако никакие семейные хлопоты и то новое, что внесло в жизнь рождение Аратарна, не смогло вытеснить беспрестанно мучивший вопрос: с кем же свела меня судьба на пороге безымянного гнездилища Орды (кстати, сразу же второй вопрос: зачем я вообще туда полез?)? Лицо мертвой девушки, не похожей ни на "саойю" из воспоминаний Эльстана, ни на Царицу Теней из моей собственной памяти. Кто она такая, ставшая моим врагом - и сгинувшая?

Я подступался к саднящей ране этого вопроса со всех сторон. Атаковывал его изощренными извивами Заклятий Познания, просеявших, точно мелкий песок, все самые крошечные терции времени нашего поединка; я вновь и вновь заставлял прокручиваться перед собой эту битву, пытаясь разобраться в природе подчинявшихся моему Врагу Сил, - и все напрасно. Словно чья-то очень могучая длань задернула все случившееся непроницаемым пологом забвения, в пыльных складках которого тонула моя самая изощренная волшба.

А потом меня начало тянуть к могиле, где покоилось тело моего Врага (и кто знает, в каких пространствах, где пребывает ныне его дух). Я уходил на охоту - и покорные Силы вмиг забрасывали меня к остаткам когда-то высокого и гордого Холма. Я садился на землю подле приметного камня и проводил там долгие часы. Сперва склон передо мной был засыпан золотыми и янтарными листьями, потом его укутал снег, а я все равно приходил, и чем дальше, тем неотвязнее становилась мысль: существо, погребенное мною в земной толще, так и не умерло окончательно. Какие-то следы жизни все еще теплились в нем и, чем дальше, тем увереннее тянули и тянули душу моего Врага из серых областей Астрала назад, на грешную землю Северного Хьёрварда...

Вскрыть могилу я не решался. Во-первых, это неслыханное кощунство. Настоящий воин никогда не обойдется так с доблестно павшими врагами. А во-вторых... я просто боялся. Боялся того, что затаилось там, во мраке мной же сотворенной пещеры. Кто знает, во что превратилось оно, оказавшись за чертой телесной гибели? Ведь еще бы чуть-чуть - и ему, моему Врагу, выпало бы гулять по белу свету, а мне - тихо гнить в вечном заточении, без сил и без надежды когда-либо выбраться.

И еще терзало меня постоянное ощущение, будто я начисто забыл о чем-то очень важном - настолько важном, что от того, сумею я вспомнить или нет, зависит сам ход хрустальных небесных сфер. Я мучился, вновь и вновь перетряхивая память, точно старый пыльный мешок, и ничего не мог добиться. Воспоминания заткало мглой забвения, прорвать которую не могли никакие заклятия.

Горджелин приходил к Эльтаре каждую ночь. О, он оказался упорен, этот маг, он не терпел поражений, хотя и умел извлекать из них уроки.

То, что он делал с ней, вызывало в Эльтаре одно лишь отвращение. Она и впрямь начала чувствовать себя купленной на базаре рабыней, вынужденной изображать бурную страсть, чтобы избежать утренней порки. Однако мало-помалу, против собственной воли, она начала втягиваться в это заразительное безумие. Тело, проклятое предательское тело, отвечало тому, на что отказывалась отвечать душа.

Стыдясь и презирая себя, Эльтара накладывала на себя строгие уроки, работая как одержимая в библиотеке. Горджелин видел, что роль хозяйки Снежного Замка никак не увлекает его наложницу, однако не спешил настаивать. Днями Эльтара пользовалась полной свободой, хотя уйти из замка не могла, не могла и дозваться матери, Ками или Хрофта, хотя перепробовала все мыслимые сочетания заклятий.

А когда наступила осень и яростный ветер швырял в воздух хлопья срываемой им с гребней морских волн пены, Эльтара поняла, что в ней зародилась новая жизнь.

Это было как удар ножа в горло. Принцессу затопил черный ужас, ужас, с которым не справилась даже ее закаленная воля. Эльтару трясло так, что она не могла даже ходить.

...Неужто она должна будет уйти Вниз? О, эти признаки, эти признаки, о которых так много рассказывала мать! (Женщины Эльфрана очень рано узнавали о том, что им предстоит, - задолго до рождения ребенка на свет.) Вся в холодном поту, Эльтара находила их у себя один за другим - и то, что все тени сознаний у других она видела теперь исключительно черными, и то, что ночами она все время видела себя в облике громадной, истекающей слизью туши, неуклюже ползущей по широким ступеням уходящей куда-то в глубину лестницы, и то, что ей одно за другим стали отказывать даже самые простые и верные заклятия...

И все же она заставила ужас отступить. Если такова цена за спасение Эльфрана от вражьей напасти, она готова заплатить ее. И, как ни больно оставлять ребенка в чужих руках Снежного Мага (кого вырастит Горджелин из сына или дочери?!), она, саойя своей земли, должна выдержать и это. Выдержала же ее мать... а до этого - бабка, выдерживали же это все те жены Эльфрана, которые уходили Вниз, жертвуя всем, что у них было - красотой, богатством, радостями жизни... Значит, выдержит и она. Не может не выдержать.

С гордо поднятой головой, ни на миг не дрогнувшим голосом гордая дочь Эльфрана объявила Горджелину, что у них будет ребенок.

Снежный Маг улыбнулся Впервые Эльтара увидела на холодном удлиненном лице простую и широкую улыбку.

- Так это же очень хорошо! - Его рука обняла плечи принцессы. У саойи не было сил отстраняться или сбрасывать его ладонь - так и осталась сидеть, словно нужны ей были эти объятия... - Это же прекрасно! У меня будет сын! Или... или дочь, неважно. Роди его, Эльтара, роди свое дитя - и после этого я буду считать твою клятву исполненной.

Эльтара молча наклонила голову в знак того, что слышала его слова. "Считать клятву исполненной!" Конечно, куда же он денется - не станет же сожительствовать с сухопутным зверем-спрутом...

Она готовилась. Втихомолку Эльтара обследовала подземелья Снежного Замка и была весьма ими разочарована. Неглубокие, обычные подвалы, где вдобавок хранилось множество припасов. Нет, здесь она не останется. Она должна будет вернуться в Эльфран, каким бы многотрудным ни оказался путь.

Наступила зима. Воды Северного Рога, большой бухты, на берегу которой высился замок Горджелина, затянуло льдом. Окрестности покрыло пушистое снежное одеяло; владыка полуночных ветров, Ялвэн, Считающий Бог, так и оставшийся на своем посту, несмотря на падение старших братьев, семи Молодых Богов, взялся за свои всегдашние обязанности.

И вот, пока войско Аргниста крушило силу Ордена Звезды, Губитель с Саатой укрывались на хуторе Ниве-на, а Хрофт возился с Ками, Эльтара, кусая губы, бережно носила свое округлившееся чрево. Горджели стал очень предупредителен, о домогательствах и могло идти и речи, и все чаще и чаще в речи Снежного Волшебника начало проскальзывать нечто новое - он похоже, всерьез задумался о том, чтобы предложит Эльтаре стать полноправной хозяйкой своего Замка, не получившей доступ к ключам наложницей, а супругой.

Эльтара только горько усмехалась про себя. Посмотрим, как запоет этот петушок, когда все кончится... Жаль только, что ей совсем не доведется подержать на руках свое дитя, она чувствовала, что Уход состоится едва только младенец издаст первый крик.

Левиафаны умерили бег. Лодочка с Хиссом и магол Акциумом входила в провал распахнутой черной паст! вечно жадных скал. Дневной свет тотчас померк; Акциум встряхнул мокрые вожжи, и левиафаны тотчас перевернулись кверху брюхами. Вода вскипела и забурлила, мгновенье спустя на поверхности плавата лишь две снулые небольшие рыбешки. Магия Акциума высосала из них всю жизнь.

В громадной пещере было темно и тихо. Ни звука ни плеска - гробовая тишина. И еще - Хисс, несмотря на все умение своего народа видеть в полном мраке и суровую школу Равнодушного, ничего не мог разглядеть вокруг. Ни обычным зрением, ни при помощи магии.

- Колдуешь? - пренебрежительно бросил ему Акциум, тотчас заметивший поневоле робкие попытки. - Ну, ну. Давай, может, чего и разглядишь...

Лодочка сама собой тихо плыла сквозь тьму. Беспечно повернувшись спиной к своему пленнику, Акциум стоял на носу, широко расставив ноги, и что-то беззаботно и не слишком мелодично напевал. Хисс невольно прислушался.

Только лучший порядок ведь там, где порядка вовек уже нет.

- Эй, червяк-переросток! Вставай! - не оборачиваясь, бросил чародей. - Мы подплываем. Там тебя ожидают разнообразные встречи и изысканные удовольствия. Ручаюсь, гоняться за ящерицами и просить их о любви тебе после этого уже не придется. С сими придатками ты расстанешься прежде всего.

Любого труса можно довести до полного бесстрашия. Если постоянно бить, бить и бить, трус мало-помалу перестанет скулить и просить пощады - он может броситься на своего мучителя, прекрасно понимая, что это самоубийство, и желая лишь одного - прекратить мучения. Для Хисса слова о "бесполезных придатках" стали последней каплей.

Сильный, верткий, и ловкий, Хисс рванулся вперед с быстротой атакующего удава. Вцепиться в этого гада, обхватить его, оплести ногами и хвостом, чтобы вместе отправиться на дно. Ничего иного змеиный царь уже не желал.

Акциум, не повернувшись, ловко лягнул его ногой в брюхо, да так, что Хисс перелетел через борт, с громким всплеском погрузившись в воду. Вслед ему летел ехидный хохот мага.

Хисс нырнул. Он мог довольно долго обходиться без воздуха; если у него есть шанс добраться до ворот...

Внезапно вся вода осветилась - вся толща, до еле-еле различимого дна на страшной глубине. Хрустально-прозрачная, она словно бы источала свет, и Хисс увидел впереди себя стремительно поднимающиеся со дна извивистые тени. О, радость! Сородичи! Уж с ними-то он сумеет договориться... Неужто Акциум настолько просчитался?

Однако это оказались не змеи - и вообще не животные. Растущие хищные твари, ненавидевшие всех, кто может перемещаться, - со дна поднимались бесчисленные ловчие стебли. Хисс метнулся вправо, влево - смертоносный лес окружал его со всех сторон. На мгновение мелькнула мысль - может, так око и лучше? Сейчас... какое-нибудь взрывное заклятие помощнее... чтобы прихватить с собой этого Акциума...

Бок обожгла мгновенная боль. Дернувшись, Хисс рванулся вверх, что есть сил загребая руками и ногами. Наверх, наверх, в лодку!... Спасение только там!...

Акциум со всей силы опустил жесткий каблук сапога на перепончатые пальцы змеиного царя, судорожно вцепившиеся в борт лодочки.

- Нет, нет, ты ведь так хотел поплавать!

Хисс взвыл, однако второй ожог заставил его едва ли не воспарить над водой. Он тяжело плюхнулся на дно и тотчас получил носком сапога в шею.

- Он тут еще кидаться на меня будет!

Ослепленный болью, раздавленный, сломленный, Хисс съежился на корме и заскулил. Жить! Жить! Жить! Лизать пятки своему повелителю, чистить его нужник, но только бы жить! О, он отринет все мысли о мести, он никогда не попытается мстить таким могущественным повелителям...

- Вот теперь ты мне больше нравишься. - Акциум слегка пнул змеиного царя в бок. - Давай за мной. И без глупостей - только себе навредишь. Весь Тайный Совет уже собрался, чтобы... гм... поприветствовать твое обгадившееся величество. Лодку, кстати, выскребешь до блеска - даже если тебя приговорят к смерти.

От страха с Хиссом случилась "медвежья болезнь"...

Вода за их спинами медленно угасала, но еще были видны пологий берег и полукруглая арка. За ней залегала сплошная чернота.

Хисс затрясся так, что не смог идти дальше. Акциум прикрикнул раз, другой - не помогло; тогда он щелкнул пальцами, и от воды к дрожащему царю поползло многоглавое страшилище, распахнув все семь обильно уснащенных зубами пастей. Хватило одного легкого укуса, чтобы Хисс, ревя от ужаса, вприпрыжку бросился вперед по тоннелю.

Тварь сразу повернула назад.

Хисс с ходу миновал поворот - и внезапно под его ногами разверзлась земля. Змеиный царь с воплем низринулся в бездну.

Аргнист возвращался домой. Старый сотник устал, очень устал. Только теперь, когда схлынула горячка, когда он перестал быть "господином тысячником", он осознал, насколько смертельно устал. Не осталось сил даже глядеть по сторонам, справлять самую простую походную работу - ее без споров приняли на себя Двалин с Яриной. Из путевых разговоров Аргнист понял, что гном теперь может вернуться домой, но, по своим причинам, предпочел бы поработать у Аргниста. Сотник усмехнулся в усы: "причина" ехала бок о бок с гномом, опустив голову и погрузившись в какие-то свои мысли.

Ярине же, по ее словам, было все равно куда податься - лишь бы подальше от Галена, куда она не могла вернуться - и как воин повстанческого Всевеликого Вольного Войска, и как колдунья. По дошедшим с юга слухам, вернувшийся король подтвердил указом волю храмов извести всякое чародейство в Галене, окромя лишь особо угодного Короне...

Аргнисту не терпелось. Орда разбита, теперь наверняка и здесь, в Лесном Пределе, станет поспокойнее. "Вот теперь-то и заживем, - думалось ему. - Торговать будем - и с гномами, и с Вольным Войском. Король-то наш, величество светлое, едва ли пойдет против голосов купеческой старшины, что особняки себе поднимала на барышах от хуторских товаров..."

Старый сотник больше не называл короля "величеством". Да, он, Аргнист, присягал Галенской Короне и в тяжелый час сделал все, чтобы эта корона не обратилась во прах; но бегство правителя, бросившего город на произвол судьбы при одном известии, что Орда прорвала Рыцарский Рубеж... Этого ни простить, ни оправдать было нельзя.

По неторной лесной дороге трое путников ехали на север.

- Ну вот он, хутор-то, - хрипло сказал вдруг Аргнист, когда они обогнули очередной холм и оказались на краю леса. Впереди лежали едва освободившиеся от снега поля, а в самой середине их круга высились тесовые крыши строений. Все как и было. Ничего не изменилось. Словно и не уезжал.

...Вышедшая к воротам за какой-то надобностью девка заполошно взвизгнула, признав возвращающегося хозяина. Во мгновение ока весть пронеслась по всем закоулкам хутора; побросав работу, народ в чем был кинулся во двор.

И верно, хозяин. На Локране. Плащ дорогой, добротный - никогда на хуторах ни у кого такого не было, - в поводу заводная лошадь южная, без рога, значит, с вьюками; и сам хозяин куда как довольный! Спешился, Дееру-супругу обнял, - а уж она в три ручья ревет, точно девчонка. И бабы все тоже слезы утирают.

Следом за хозяином еще два всадника показались; ну, один-то знакомый - Двалин-кователь, хвала небу, что вернулся! Искусник отменный... А еще - девчонка, молодая совсем, годков эдак пятнадцати... ничего себе ягодка. Глазищи так и сверкают. Хуторские молодки враз приготовились когти выпустить, однако девчонка на хуторских молодцов и не посмотрела. Проехала, ссутулившись, глаза опустив, - ровно тень проскользнула.

Вслед за Деерой выскочили сыновья - Алорт, Армиол, за ними - Арталег... Ой, не обрадуется хозяин, не обрадуется, когда про Саату-то узнает! Быть великому гневу...

И точно. Отобнимались, отцеловались, детей Алортовых к деду вынесли...

- А Саата где же? И Киита? По здорову ли?

Помрачнели все. Взоры отводят. Правду ответить - боязно, соврать - еще страшнее. Хозяин же все по-своему понял. И аж почернел.

- Отвечайте - ужели ж умерли? Обе? И Саата, и внучка? - голос срывается.

- Не... - Алорт хрипит. - Живы они... батюшка... Только вот...

- Заболели, что ли? - не догадывается хозяин. Да и кому ж такое в голову взбрести-то может!

- Не... - Алорт в землю смотрит, глаз поднять не смеет. Арталег белый, ровно снег новогодний. - Ушла она, батюшка... И Кииту с собой взяла...

- Куда ушла? К отцу погостить, что ли? - удивлен хозяин. К отцу на побывку, да еще с дитем, - редко, но все же случается.

- Не... Совсем она ушла. Сказала, жить здесь больше не будет... К Нивену на хутор ушла. - Алорт кидается в правду, как в ледяную воду. Чего тянуть, все равно конец один. - И не одна - с полюбовником. С этим... ну, с тобой-то еще приходил год назад... Эльстан зовут.

Двалин-кователь так глаза выпучил, что, казалось, вот-вот выпадут и по земле покатятся. Хозяин тоже не сдержался - рот от изумления приоткрыл. Одна девчонка, Ярина, безучастной осталась - оно и понятно, Эльстан для нее пустой звук.

И рассказал Алорт все, ничего не утаивая. Правда, брата тоже не топил. Так повернул, что, мол, оба хороши оказались...

Помолчал хозяин. Щекой дернул.

- Ладно. Горе горевать нечего. Как случилось, пусть так и будет. О скорбном после поговорим. Я вернулся! Так давайте ж за возвращение мое выпьем сегодня вечером! Зима прошла, весна катит - все к лучшему!

...И - диковинное дело! - не стал хозяин ни Арталега вожжами учить, ни к Нивену засылы делать - мол, возвращай беглянку. Сыновья возмутились было - он на них шикнул.

- Довели девку? Вот сами теперь позор и расхлебывайте.

Молодицы хуторские - весна, кровь играет - к гному было прильнули, да только не тот стал гном, не тот. Всем от ворот поворот дал - оно и понятно. По Ярине-ведунье сохнет кователь. А та на него и не взглянет...

Услыхав, что Эльстан-воитель жив, Двалин едва не повредился в уме. Вот так так! Эльтара по этому чародею с ума сходит, полстраны обшаривает, чтобы только найти, а он, ловкач, уже с другой! Гном осуждающе покачал головой. Подобного он не одобрял. Раз уж ради тебя на смерть готовы, так цени уж хотя бы, Р-род-гар!

Уже на следующий день, скрепя сердце оставив Ярину на хуторе (какой-то бабе подошло время рожать, и ведунья оказалась очень кстати), отправился к Нивену. Аргнист дал гному одного из лучших коней со своей конюшни да четырех молодых парней - невместно лучшему кузнецу Лесного Предела в гости к соседу сам-друг приезжать, точно бродяге худородному.

Нивен впустил Двалина не сразу - верно, подозревал какую-то хитрость. Но Саату гном и спрашивать не стал - попросил вызвать Эльстана.

...Ну точно, он самый. Глаза, конечно, иными стали - да и неудивительно, от самой Костлявой с пирогов вернуться.

- Привет тебе, Эльстан-чудодей. Давненько не виделись. Я, как услыхал, сразу к тебе собрался. Ты же мне жизнь спас...

- И тебе привет, Двалин преславный. Видишь, как судьба-то прихотливо оборачивается.

Голос-то вроде б другим у Эльстана был. Или ошибаюсь я?

- Весть у меня для тебя есть. Ищет тебя, все силы на то преклонив, Эльтара-чародейка. Судьба меня с ней свела, и долго вместе ходили... Сильно она по тебе убивалась, дал бы ты ей знать о себе, что жив, а? Хорошая она, и жалко ее мне...

Помолчал Эльстан.

- А уверен ты, Двалин-кователь, что нужно ей про то знать? Что жив я? У меня теперь другая. И сын у меня есть. Так что пусть уж лучше думает... Эльтара (с трудом это имя ему далось), будто нет меня больше. И ты, кователь, мастер подземный, - не говори ты ей этого, коли судьба вас сведет!

- А ежели сам с ней столкнешься?

- Ну, уж за это не беспокойся. Не узнает она меня никогда.

Двалин потоптался еще - но не клеится разговор, не клеится... Видно, придется Эльтаре и впрямь оплакивать этого парня как мертвого. А он тут, в Лесном Пределе, живехонек! Вот ведь как дела поворачиваются...

...Боль была такая, что казалось - сейчас из нее вслед за ребенком вырвутся все внутренности. Женщины Эльфрана рожали всегда тяжело, но для Эльта-ры это стало страшной пыткой. Повивальные бабки, срочно добытые где-то Горджелином, ничем не могли ей помочь. Она должна была справиться только сама.

К раздирающей боли схваток прибавилось незнакомое жжение по всей коже. Непонятно, как могла чувствовать еще и его истерзанная принцесса, однако поняла, в чем дело, она сразу - уход Вниз мог начаться в любой миг. И теперь Эльтара думала только об одном - успеть вытолкнуть ребенка из чрева.

И она успела. Едва повитуха подхватила окровавленный комочек, воскликнула: "Девочка!" - и поднесла запищавшую новорожденную ротиком к груди Эльта-ры, как принцесса еще затуманенным от боли сознанием поняла - все, конец. С трудом поднявшиеся руки оттолкнули ребенка.

- У... уходи... - еле-еле выдавила из себя саойя. - Уноси ее... и сама... уходи... Никто... не должен видеть...

Повитуха взглянула в глаза Эльтары, истошно взвизгнула и, подхватив еще не обмытую малышку, метнулась к дверям.

Тело Эльтары изогнулось в жестокой судороге. Она, эта судорога, швырнула ее на пол, заставив биться и корчиться. На губах выступила пена, глаза ослепли. Ощущение было такое, словно ее варили заживо.

И, словно кто-то старался умножить ее и без того жуткие муки, сквозь зажмуренные глаза она видела, как лопается кожа, обнажается череп и алая плоть вскипает черными пузырями; этих пузырей становится все больше и больше, и вот они уже образуют бьющийся на полу бесформенный кокон. Туша вздувается все сильнее и сильнее, ее поверхность перестает пузыриться, в стороны отделяются многочисленные щупальца, из пор начинает сочиться зеленоватая гнилостная слизь.

А потом боль внезапно стихла. А вместе с ней исчез видимый и слышимый мир вокруг. Осталось осязание, запахов принцесса не чувствовала тоже. Зато очень четки стали мысли окружающих живых существ - от самого Горджелина до крысы в подвалах. Благодаря им, этим мыслям, Эльтара почти могла "видеть", то есть воспринимать то, что видит в данный момент другой.

Ощущение тела практически исчезло. Со всех сторон что-то упруго пружинило - и все. Правда, можно было ощупывать все вокруг и тем самым находить дорогу.

Ей удалось отворить дверь и двинуться вниз по лестнице. Весеннего холода она не боялась - точнее, знала, что бояться не следует.

А перед нею летел ужас. Все обитатели Снежного Замка в страхе бежали - кроме лишь одного Горджелина. И Эльтара невольно почувствовала благодарность. Хотя, если разобраться, причиной всему ведь был именно он...

Зато теперь она могла торжествовать. Снежный Маг был потрясен. В его мыслях царили сумятица и хаос, а еще огромное, совершенно неожиданное для Эльтары чувство вины. Он раскаивался. Страшно раскаивался...

Поворот. Лестничная площадка. Эльтара знала, что отсюда начинается парадный спуск в нижние апартаменты. Она попыталась подтянуться, и тут щупальца подогнулись, она потеряла равновесие и, точно огромный мешок со слизью, покатилась вниз. Она натыкалась на что-то, что-то крушила на своем пути - красивые вазоны, точенные из горного хрусталя...

Боли она не чувствовала - боли телесной, плотской, Зато душа... "Зачем тебе это, зачем?! - кричали тысячи тысяч голосов прямо в голове Эльтары. - Зачем тебе это? Не лучше ли, если все это кончится? Горджелин, наверное, сможет... Один выпад - и все..."

Она скатилась вниз по лестнице и замерла, скорчившись, в луже тотчас натекшей слизи. Бока ее отвратительного тела вздымались и опадали, словно грудь человека, взволнованного долгим бегом. Она попыталась дотянуться до Горджелина... Безуспешно - сознание мага наглухо захлопнулось.

Надо уходить. Надо уходить. Ее захлестывали катящиеся со всех сторон валы отвращения и страха, страха и отвращения. Те, кто вчера с радостью слушал ее песни, кто внимал ее сказкам, сегодня в ужасе бежали от одного только ее вида.

"Но я же осталась прежней! Прежней Эльтарой! Почему?...

А то ты не понимаешь? Ты уродлива - и теперь никого не волнует, что у тебя внутри. Если бы не было так, никто не уходил бы Вниз у нас, в Эльфране..."

Это захлестывающее ее отвращение жгло, точно расплавленный свинец. И оно погнало саойю прочь, прочь из Снежного Замка, вниз по бесчисленным ступеням, мимо бросившегося наутек скелета (и он, бедняга, испугался!). И наконец она оказалась за воротами. Ей никто не препятствовал - как никто и не пытался задержать.

Мокрую кожу обжег порыв северного ветра, и Эльтара съежилась от холода. Ползти по колючей земле оказалось пыткой, с принцессы словно живьем сдирали плоть.

И все же она не остановилась. Уход Вниз оставил ей память, душу и сознание прежней Эльтары, однако наделил и новыми силами. Так, теперь она точно знала дорогу в Эльфран. Длинную и долгую дорогу, окольную и тяжелую - через чащи и буреломы Лесного Предела, но иного пути не было. Ей нельзя было идти на юг. Тамошние обитатели мигом отправят отвратительное, покрытое слизью чудовище на очистительный костер во славу Новых Богов...

Горджелин, Снежный Замок, ее собственное дитя - все осталось в прошлом. А ей теперь - лишь черная неизбывная тоска да одно последнее желание, еще дающее силы жить, - добраться до Эльфрана. А там... там хоть в Бездну, если приговор будет все еще действовать.

Дни сменялись неделями, недели - месяцами, а она упорно ползла и ползла на запад, не нуждаясь ни в еде, ни в питье - тело ее само всасывало поверхностью все потребное. Далеко позади остался Снежный Замок, вокруг расстилались бескрайние леса. Тут, в чащобах, мгновенно нашлись желающие попробовать ее на зуб, сколь бы отвратительна и дурнопахнуща ни была добыча. Началась настоящая охота. Сперва это были обычные волки - их она отогнала, внушив панический страх. Звери, однако ж, не отстали. Эльтара могла отпугнуть их, лишь когда они подходили совсем близко. Потом ею заинтересовался только что вылезший из берлоги медведь, а затем начала погоню Орда. Ее тоже удавалось держать на расстоянии, но расстояние это мало-помалу уменьшалось. Твари Орды привыкали к страху.

Выбиваясь из сил, саойя ползла и ползла. Она понимала, что теперь едва ли удастся добраться до Эльф-рана, но стократ мучительнее было бы сдаться. И потому она продолжала путь. А вдобавок дивно обострившимся чутьем чувствовала где-то неподалеку странную, диковатую Силу... странную, но что-то в ней чувствовалось и знакомое... очень знакомое... Стоп!

Она вмиг забыла и о волках, и о медведях, и даже об Орде. Там, впереди, она ощутила отражение памяти Эльстана!

В лесах вокруг нивенского хутора творилось что-то непонятное. Я давно уже научился отслеживать все перемещения ордынских тварей, знал тени скудного сознания каждой из них, однако на сей раз оказался просто сбит с толку. С востока надвигалось что-то совершенно небывалое. Я, Губитель, терялся в догадках.

Да, это был он. Он. Он! Дорожное имя Эльстан, из Дома Рожденных Волной. Ужасно хотелось расплакаться. О, если бы она могла зарыдать! Наверное, слезы принесли бы ей облегчение. А так... Не слышимые никем крики рвали ее душу и угасали, продолжая терзать даже отзвучавшим эхом. Он жив! Но как это могло случиться? Как пережил он катастрофу в Холме Демонов? Почему скрывался от нее, почему не послал весточки? И почему Камень Тоэй сказал про него, что он "не жив, но и не мертв"? Она должна узнать это!

И вновь она остановила себя. Узнать? А зачем? Что изменит для нее это знание? Возврата к прошлому все равно нет. Ей никогда не стать прежней Эльтарой. Что увидит Эльстан - отвратительную скользкую тушу? Так зачем ей знать, что случилось с ним? Раз он не счел нужным известить ее, что жив, - значит, на это имелись веские причины. И ей совсем не обязательно знать, почему он так поступил. Принцесса смутно догадывалась, что из этого проистекут только еще большие страдания. Лучше уж так. Пусть и он ни о чем не узнает. Пусть для него она тоже останется гордой эльфранской саойей. А ей довольно и того, что он жив. Когда-нибудь потом она сумеет выяснить в деталях все случившееся, но это потом - когда утихнет боль и она сумеет привыкнуть к своему новому чудовищному облику и новой постылой жизни. Когда сумеет добраться до своей мамы...

Эльтара миновала хутор Нивена. Благополучно избежав встреч с тварями Орды, она доковыляла до тихой лесной речки и с безмолвным вздохом облегчения погрузила истерзанное ползанием тело в прохладные воды.

Речушка донесла ее до притока Эгера. Вскоре саойя уже плыла на юг по великой реке, в свой черед она достигла водопадов Эгера. Здесь, в глубоких подводных пещерах, пролегал еще один путь в Эльфран - тоже, разумеется, защищенный от проникновения незваных гостей.

Толстые железные решетки, искусно замаскированные под причудливо переплетшиеся каменные выросты, надежно охраняли подводную тропу от неразумных тварей; от тех же, кто имел разум, дорогу защищали могучие чары. На мгновение ею овладел жгучий соблазн - не произносить пароля, пусть убийственный ответ придет как можно скорее, потому что у нее самой нет сил прервать постылое земное бытие, и она промолчала, когда до внутреннего слуха донесся тонкий звон далекой струны - первое предупреждение вплывшему в запретные воды; не ответила на вызов и когда тонкий звон сменился недобрым басовитым гудением; однако грозный рык - последний сигнал - привел ее в чувство. С лихорадочной поспешностью она сотворила Заклятье Прохода, рык тотчас утих.

Длинными извивистыми подземными реками плыла она, в полной темноте, не нуждаясь в воздухе, все дальше и дальше, глубоко под корнями Тайных Гор; и наконец течение выбросило ее в воды обширного Внутреннего моря Эльфрана.

- Мама, мама, отзовись! Это же я, я, ты слышишь меня?

- Слышу тебя, Белоперочка. Наконец-то!... Но... постой... О Силы! Что с тобой произошло?! Неужели?...

- Да, мама. Это случилось. Я у шла Вниз.

Эльтара поняла, что мать плачет. Говорить с ней было теперь гораздо проще - саойе казалось, будто она слышит живой материнский голос, а не просто образы, вспыхивающие в сознании.

Это принесло невыразимое облегчение - она наконец выкричалась и выплакала все горе. Мать долго молчала.

- Где ты сейчас, Белоперочка? На севере? Где-то на побережье?

- Да.

- Тогда плыви вдоль берега на юг. Я встречу тебя.

- Как это - "встречу"? - опешила Эльтара.

- А ты и не знала, что мы, Ушедшие Вниз, можем выбираться из наших подземелий? Каждый замок имеет сообщение с Внутренним морем. Только мы туда очень редко выбираемся - зачем? Все, что нужно, мы узнаем и так...

Без всяких приключений, двигаясь на полдень вдоль восходного берега Внутреннего моря, Эльтара через несколько дней добралась до Тардейла. Внутреннее зрение уже вполне заменяло утраченные глаза; улавливая мысли сородичей, саойя точно знала, где находится.