лата и гонорары от творческой и преподавательской деятельности. Из дру-
гих источников - ни копейки. Он одобрительно относился к тому, что дочь
во время отпуска подрабатывала в издательствах, берясь за переводы с
английского и французского, но при этом знал, куда и как она тратит свои
деньги, как ежемесячные, так и дополнительные. И знал, что видеопристав-
ку она не покупала и не могла купить, если только не взяла деньги в
долг. Но на нее это непохоже...
то есть не совсем мой...
губы сводит мерзкая судорога - предшественница плача. Она не может сей-
час рассказывать про Бокра, она сразу начинает плакать. Маленький смеш-
ной человечек, урка-лингвист и интеллектуал, исполнительный, творческий,
обязательный, он обладал всеми качествами, которыми должен обладать нас-
тоящий мужчина. Уравновешенный, сдержанный, с чувством такта и меры. Не-
лепый и порой жалкий, с дурацким визгливым смехом. Он принес ей этот
"видик", чтобы она могла просматривать видеопленки, которые он снимал по
ее заданию, когда она вела одно частное расследование. Принес, но не
забрал, потому что его убили. Он умер в больнице, у Насти на руках. Мо-
жет быть, когда-нибудь она научится говорить о нем спокойно, без истери-
ки. Может быть, когданибудь...
Петрович ничего не заметил. Осторожно положила трубку на аппарат, быстро
выключила телевизор и свет и рухнула лицом в подушку, дав волю рыданиям.
почках прокрался в коридор. Плотно притворив дверь спальни, он перевел
дыхание, снял с крючка в ванной махровый халат в темную полоску и прошел
в комнату, которая до недавнего времени принадлежала их дочери, а те-
перь, когда она вышла замуж и живет в семье мужа, стала его кабинетом.
по стенам книжные полки, сам ездил по мебельным магазинам выбирать себе
письменный стол, большой, двухтумбовый, чтобы в расположенных по обеим
сторонам ящиках можно было аккуратно разложить все бумаги и документы и
ничего не перепутать и не потерять. Он не любил дневной свет, поэтому
для кабинета купил тяжелые темные шторы, которые постоянно были задерну-
ты и света почти не пропускали, создавая в комнате приятный сумрак.
большой сейф. Никогда он не хранил в нем ничего особенного, для секрет-
ных документов пользовался сейфом на работе, но ему важно было это ощу-
щение уединенности, оторванности от всего мира, от близких, уверенность
в том, что, пожелай он что-то скрыть - и он сможет это сделать. Больше
всего он не любил быть на виду, когда о тебе все знают. Это относилось
не только к посторонним, но и в равной степени к его жене. Мысль о том,
что кто-то знает о нем слишком много, была непереносима, и не потому,
что ему есть что скрывать, а потому, что для него это было сродни ощуще-
нию обнаженности среди одетых людей. С раннего детства он рьяно отстаи-
вал право на собственную тайну, ибо в переполненном бараке все жили в
условиях вынужденной открытости. Если у кого-то был понос, об этом тут
же узнавали все, потому что в сортир на улицу приходилось бегать мимо
всех окон. В бараке ничего нельзя было скрыть, ни единого слова, ни са-
мого незначительного поступка. Из своего детства он вынес ненависть к
людям и патологическую скрытность.
тал хоть какое-то подобие покоя.
набрав шифр на передней панели, достал оттуда толстую папку и уселся за
стол. Привычно перелистал, не читая, несколько первых страниц. Вот они,
фотографии.
хотел увидеть. Изрезанное огромным охотничьим ножом прекрасное тело Ев-
гении Войтович, и кровь, кровь, кровь... Даже в смерти, даже в такой
страшной смерти ее изумительное лицо продолжало оставаться красивым, со-
вершенным, несущим в себе непознанную им тайну. "Я люблю своего мужа", -
говорила она. Дурочка. Что есть любовь? Для чего ты его любила? Для то-
го, чтобы в итоге быть уничтоженной и истерзанной рукой мясника?
иться. Ему показалось, что он прикоснулся к чему-то непонятному, зага-
дочному, но, как ни бился, постичь этого не мог. И тогда он впервые в
жизни по-настоящему испугался. Может быть, с ним не все в порядке? Может
быть, его эмоциональная холодность, которую он воспринимает как нечто
совершенно нормальное, на самом деле - страшный дефект, порок, ущерб-
ность, какое-то уродство? Но это означало, что вся выстроенная им
"Я-концепция" неверна, что он всю жизнь прожил неправильно, что над ним
втайне смеются и жалеют его, как жалеют инвалидов и уродов.
стал выстраивать вокруг своего "Я" защитную стену. Евгения Войтович -
молоденькая глупая пустышка, наивно верящая в вычитанные в книжках слова
и увиденные в кино образы. Нет никакой любви, нет ее, есть разные формы
сосуществования людей, которые по тем или иным причинам терпят друг дру-
га. Вот оно, последнее доказательство того, что любви не существует. Это
доказательство у него в руках, он держит его, он смотрит на него, оно -
реально. А любовь - миф.
Трупное окоченение слабо выражено... Температура трупа в прямой кишке,
измеренная палочным химическим термометром... При резком ударе рукояткой
неврологического молоточка по обнаженной передней поверхности правого
плеча в средней трети появилась "мышечная опухоль"... Вертикальная пря-
молинейная рана щелевидной формы длиной 3,8 см (при сведении краев)...
Горизонтальная... длиной 3,6 см... Вертикальная... длиной 3,9 см... Го-
ризонтальная... длиной 16,4 см..."
ловное дело вовсе не для этого. Ему нужна была предсмертная записка Вой-
товича. Следователь показать записку отказался, и ему стало от этого не
по себе. Что в ней? Что написал этот кретин перед тем, как повеситься?
Записку нужно во что бы то ни стало раздобыть, чтобы либо уничтожить ее,
либо убедиться, что тревога напрасна. Записку он получил, в ней действи-
тельно было сказано многое, но понять это могли только те, кто знал про
ЭТО. А таких было немного. Всем остальным записка должна была показаться
бессвязным бредом человека, одолеваемого раскаянием после жестокого
убийства горячо любимой жены. Мошенник Галактионов все провернул чисто,
а следователь, сам того не ведая, еще и помог. Струсил и не пошел приз-
наваться, что постоянно в нарушение всех инструкций оставляет открытой и
комнату, и сейф. Вместо этого, видно, устроил небольшой пожар у себя на
столе, на него и дела списал. Молодец, трусишка зайка серенький, сметли-
вый, не пропадешь.
колы. И эти фотографии. Он смотрел на них как завороженный. Вот оно, до-
казательство его правоты. Он - нормален, а все другие - безмозглые тупи-
цы, болтуны с неразвитым интеллектом. И она... Отказала ему и думала,
что он обидится. Дура. Не отказала бы - была бы сейчас жива. А то: лю-
бовь, любовь, мужа люблю. Чушь.
сжег три других, и пепел спустить в унитаз. Но он не мог лишить себя
своего доказательства. Оно нужно ему, в нем он черпает силу и уверен-
ность в себе. Уверенность в том, что он - нормален настолько, насколько
должен быть нормален гомо сапиенс. Он не урод. Просто остальные - недо-
развитые и примитивные существа.
из коридора. Он собрался уезжать в министерство, и в первое мгновение
решил не возвращаться и трубку не снимать. Сидящая в приемной секретарша
Танечка ушла в туалет мыть посуду после утреннего чаепития директора
Института с его приближенными, телефон на ее столе надрывался, Альхимен-
ко почему-то подумал, что ничего хорошего этот звонок не принесет. Сам
не зная зачем, он вернулся и снял трубку.
ливал материалы сгоревшего дела.
коллегами и подписать протоколы. Вы не могли бы все вместе подъехать к
нам на Петровку часам к пяти?
что все, кто вам нужен, будут в это время свободны.
тановить без вашей совместной помощи. Поэтому я прошу приехать вас, уче-
ного секретаря Института, затем нам еще нужен заведующий лабораторией,
где работал Войтович, его коллега Харламов и Геннадий Лысаков. Я, знаете
ли, подумал, что если у кого-то из вас пятерых на ходу машина, так вам
вполне удобно будет всем вместе и приехать, вы как раз в одну машину по-
меститесь. Я мог бы приглашать вас всех по отдельности, но у меня, чест-
но признаться, просто не хватает на это времени. Вот выдался у меня се-
годня свободный конец дня - я и кинулся вам скорее звонить.
дин, Харламов, Лысаков и я. К пяти часам.
будь к пяти часам в бюро пропусков, чтобы вас встретили и проводили ко
мне. Паспорта не забудьте.