только один раз: когда распорол ногу осколком бутылки и, истекающий
кровью, заколотил в родную дверь в неположенное время. Ему долго не отк-
рывали: отец прятал фотокамеру и снимал софиты, а он стучал все сильнее
- инстинкт самосохранения оказался сильнее страха родительского гнева, к
тому же где-то в глубине сознания шевелилась мысль, что происшедшая с
ним беда важнее, чем все "левые" и "правые" работы Элефантова-старшего.
рог, оглядел заполненную детьми и вышедшими на шум соседями площадку,
схватив Сергея за грудки, втянул в дом, изо всех сил захлопнул дверь и
принялся орать, вымещая на нем злость за пережитый испуг. При этом он
оказывал сыну помощь: промывал рану, останавливал кровь, бинтовал, но
Сергей плакал уже не от боли и страха, а от обиды и думал, что лучше бы
он остался во дворе, забился за сараи и умер от потери крови.
преувеличивал опасность и рискованность своих занятий. Допускаемые им
финансовые нарушения не шли ни в какое сравнение с размахом коллег по
цеху: Иваныча, Краснянского, Наполеона, но боялся он больше, чем все они
вместе взятые. Двадцать пять лет спустя, разглядывая длинный белый шрам
на ноге, Элефантов пожалел отца, посчитавшего, что его выследили и нас-
тигли с поличным, и ожидавшего увидеть за дверью целую бригаду финнов и
милиционеров. Но тогда отсутствие сострадания, на которое он имел право
рассчитывать, повергло шестилетнего Сергея в бездну отчаяния. Вечером в
постели он плакал, накрывшись одеялом, и ему казалось, что ничего хоро-
шего, радостного и веселого в жизни у него не будет.
вязку, отец говорил ободряющие слова, и неприятный осадок в душе раство-
рился без остатка.
своему сыну, а если случалось накричать на Кирилла под горячую руку, по-
том он обязательно извинялся.
прийти в голову отцу или матери. И друг перед другом они не извинялись,
хотя поводов хватало: шел период притирки характеров, процесс проходил
болезненно, часто вспыхивали скандалы, отец, утверждаясь в роли главы
семьи, орал так, что сотрясались стены и дребезжали стекла в буфете, и
не подозревал, что бросает бумеранг, который через несколько десятков
лет ударит его самого.
адрес мужа, тот, в свою очередь, жаловался на жену, иногда в конфликт
вовлекались обычно соблюдающие нейтралитет дедушка и бабушка со стороны
отца, тогда ссора приобретала такие масштабы, что Сергей убегал во вто-
рую половину своего мира.
ми сыростью подъездами, тенистым палисадником перед окнами тети Вали,
длинным рядом сараев у задней стены, за которыми можно было жечь костер
и заниматься другими столь же запретными делами, пугающе высокими пожар-
ными лестницами, деревьями, заборами, кошками и собаками, полутора де-
сятками пацанов различных возрастов засасывал Сергея, как омут.
ных змеев - драночных и простых - "монахов", рассказывали в темных под-
валах страшные истории, зажигали костры и жарили насаженные на прутики
куски колбасы.
ных семей, которые хвастались друг перед другом, чей отец больше отсидел
или чей брат больше знает самых отпетых уркаганов. У них был особый
язык, и, кроме ругательств, Сергей узнавал новые для себя слова, удивля-
ясь пробелам собственного образования. Васька Сыроваров долго смеялся,
обнаружив, что приятель не знает, что такое чекушка, а Моисей надрывал
живот, когда Сергей отвечал, что малина - это ягода, а пером пишут бук-
вы.
и не знающие простых вещей Сергей, Юрка Рогов да еще несколько ребят
считались маменькиными сынками, негодными к сколь-нибудь серьезному де-
лу. То, что Сергей мог рассказать уйму сказок. Юрка Рогов говорил
по-английски, Павлик прекрасно рисовал и учился играть на скрипке, поло-
жения не меняло, эти достоинства во дворе не котировались, скорее напро-
тив - подтверждали неполноценность их обладателя.
бутерброды вечно голодному Моисею, тот поощряюще хлопал его по плечу и
говорил, что теперь они навек кореша. Но когда Сыроваров и пацаны пос-
тарше, перемигиваясь, шли с соседской Веркой в подвал "смотреть курицу",
Моисей давал Сергею шелобан и прогонял, приговаривая: "Пойди кошке под
хвост загляни".
одиночество и ущербность. Он догадывался: то, что делается сейчас в
пыльном, пахнущем мочой подвале, связано с довольно распространенной,
хотя и запретной игрой "в доктора", когда мальчик и девочка, уединившись
в укромном месте, делают щепочкой уколы друг дружке, но это вводная, для
приличия, часть игры, а главное, ради чего, собственно, нарушали запрет
и прятались, происходило потом: снимали трусики и рассматривали стыдное,
трогая иногда палочкой, вроде как медицинским инструментом, и испытывая
пугающее и приятное возбуждение. Но в подвале все, конечно, было инте-
ресней, и хотя представить подробностей Сергей не мог, он ощущал то же
острое запретное чувство, будто касался палочкой белого девчоночьего те-
ла.
ная дверь распахивалась. Сергей жадно вглядывался в щурящуюся на свет
ватагу, безуспешно выискивая следы тайны. Особое внимание привлекала
Верка. И что удивительно: неприметная, ничем не выделяющаяся среди дру-
гих девчонок во время дворовых игр и вечерних посиделок, сейчас она ка-
залась загадочной и красивой. Однако через несколько минут очарование
пропадало. У Верки был резкий крикливый голос, она буднично произносила
скверные ругательства и поминутно сплевывала сквозь зубы.
следующий раз и Сергея возьмем, он парень что надо! ", Сергею уже не хо-
телось лезть в загаженный подвал с развинченной задрыгой Веркой, так как
ничего хорошего, интересного и приятного там происходить заведомо не
могло. Но он не отстранялся, когда Моисей обнимал его, называл корешом и
жарко шептал на ухо, чтобы вынес еще пожрать.
неразвитым воображением и слабой эмоциональностью. Как-то Сергей стал
свидетелем жуткой сцены: троллейбус сбил слепого побирушку, пострадавше-
го увезла "скорая", а на асфальте осталась лежать запачканная кровью
старая кепка, дно которой едва закрывалось собранными медяками.
Васька Сыроваров, хищно блеснув глазами, тут же убежал, а вернувшись,
долго сокрушался, что на месте наезда много людей и милиции, поэтому
взять деньги не удалось.
что внутренне люди отличаются друг от друга гораздо сильнее, чем внешне.
Его поражало пренебрежение дворовых пацанов всеми запретами и ограниче-
ниями, которые сам он даже в мыслях боялся нарушить. Моисей, Васька и
рыжий Филька курили за сараями собранные на улице бычки, играли в айда-
ны, ели убитых из рогаток и зажаренных в маленьких, сложенных из трех
кирпичей печках воробьев, утоляли жажду снегом или сосульками, никогда
не мыли рук.
воспаление легких от едва заметного сквознячка, но родители многозначи-
тельно покачивали головами и зловеще предрекали нарушителям запретов
скорую и неминуемую кару в виде брюшного тифа, холеры, дизентерии, ме-
нингита и других столь же страшных заболеваний.
щий день Сергей выходил во двор с опаской, ожидая увидеть валяющихся
прямо на улице в страшных мучениях детей или вереницы санитарных машин у
каждого подъезда. Но все оказывалось, как обычно, - Моисей, Васька и
Филька, здоровые и веселые, затевали очередную игру, рвали зеленые жер-
делы, запивая сырой да к тому же холодной водой из дворовой колонки. А
сам Сергей начинал кашлять, шмыгать носом или у него расстраивался желу-
док, и отец с матерью в два голоса ругали его за недостаточно тщательное
мытье рук и пренебрежение джемпером.
Фильку, но мать раздраженно говорила, что просто им до поры до времени
везет, а отец запальчиво, хотя и довольно непоследовательно, кричал,
чтобы он себя с ними не равнял, так как ему до них далеко. Так опять
проявлялся мотив о какой-то второсортности Сергея.
отбить у него естественно существующий у каждого человека аппетит, оста-
лось загадкой даже в зрелом возрасте, очевидно, сказывалась давящая не-
обходимость садиться за стол в строго определенное время и без остатка
съедать то, что дают. Любое отступление от предписываемого домашним ус-
тавом процесса потребления пищи считалось актом грубейшего нарушения по-
рядка и строго каралось. Мать запирала нарушителя в темной ванной, секла
ремнем, ставила в угол, однажды вылила недоеденный суп на голову. Затем
кормление продолжалось, как будто наказания могли способствовать появле-
нию аппетита.
более что они служили основанием для сравнения его с соседскими детьми и
сравнение всегда было не в его пользу. Даже когда речь шла о Моисее,
Фильке, Ваське Сыроварове, слывших беспризорниками и хулиганами, оказы-
валось, что у них есть и достоинства - они "хорошо кушают", потому и мо-