от ребенка, которого я родила 22 апреля 1963 года. Обязуюсь никаких
материальных и иных претензий в дальнейшем не предъявлять как к усыновителям
ребенка в случае его усыновления, так и к самому лицу, рожденному мной, по
достижении им совершеннолетия.
личным делом на место и тихонько ушел из архива.
пятое мая, четырнадцать дней, женщина по имени Юлия Лукьяненко была его
матерью. Две недели она все-таки думала, прежде чем написать это заявление.
Возможно, она держала его на руках. Подержала и бросила.
держала свое хозяйство. Он очень дорожил этим ключиком, постоянно
перепрятывал его.
спали двадцать мальчиков, одиночество было недоступной роскошью. Правда,
никто, кроме Коли Козлова, в этой роскоши не нуждался. А ему необходимо было
побыть одному, особенно ночью или ранним утром, до подъема, когда все крепко
спят и так раздражает, бесит это чужое похрапывание, постанывание, сонное
бормотание. Хочется забиться в глухую нору, чтобы никого рядом не было.
света, он сжал между ладонями сложенный вчетверо тетрадный листок и горько
заплакал.
чувствах. Вдруг показалось, что больше всего на свете он хочет увидеть эту
Юлию Лукьяненко, которая девять месяцев носила его в себе. Она
представлялась ему необыкновенной, сказочной красавицей. Он тут же стал
сочинять всякие немыслимые оправдания ее поступку. Кто-то заставил ее
написать это поганое заявление. Она не соглашалась две недели, она говорила:
"Отдайте моего сына..." Ее мучили, били, и она не выдержала, согласилась.
казенный дом. Теперь она плачет ночами и думает о нем. Она постоянно о нем
думает. Когда-нибудь они встретятся и сразу узнают друг друга.
собратьев-сирот. Они придумывают себе сладкие сказки про своих красивых
несчастных мам и умудряются верить. На мгновение ему даже стало жаль, что
он, как другие, не может утешиться этой чушью.
на этих жалких ублюдков? Растекаться липким киселем, стать слабым, тупым?
и беспомощного? Мир состоит из таких вот сук и сволочей. Ненавидеть,
топтать, уничтожать, стать сильным и беспощадным... Как его, маленького, не
пожалели, так и он не станет никого жалеть. Он вырастет большим и умным, он
им всем покажет.
привязанности пока не возникало. Коля не пускал ничего теплого, живого в
свою леденеющую душу. Боялся обломаться. Вдруг этот добрый дядя тоже будет
любить маленького Сквозняка "только часок"?
Глава 9
на Верочкиной кухне в своей серой замшевой куртке, поверх которой была
накинута еще и огромная вязаная шаль Вериной мамы.
нам с тобой все равно до августа в Москве сидеть. Ты же не поедешь на дачу
диссертацию дописывать. Когда холодно, не так обидно, что лето пропадает.
жить не могу. Сижу целыми днями за компьютером в трех свитерах, как капуста.
Горячую воду отключили до июля, даже в ванной не погреешься. Кстати, у вас
есть горячая вода?
по-человечески. Надоело из ковшика поливаться. Чувствую себя немытой, как
бомж. Вообще, Веруша, все отвратительно. Дом превратился в свинарник, денег
нет, как говорит моя мудрая свекровь, у нас в доме все течет, но ничего не
меняется. Ни одного исправного крана, ни одной целой табуретки. А я пишу
диссертацию...
тут ни при чем. Пусть Никита чинит.
На самом деле это чушь собачья. Просто у меня депрессия, творческий кризис.
Знаешь, меня эти английские овцы доконали.
сигаретой в руке, - овцы-двойники.
них ведь совсем недавно по телевизору говорили, в газетах писали как об
открытии, которое перевернет мир.
древняя человеческая глупость, которая норовит из каждого открытия соорудить
людоедский топорик. - Таня загасила сигарету и тут же закурила следующую. -
Я десять лет изучаю ДНК. Чем больше знаю, тем меньше понимаю. Каждый
добросовестный ученый рано или поздно утыкается мордой в чудо, в Божий
замысел. Но не у каждого хватает мужества в этом самому себе признаться.
сказал, мол, если про искусственных овец объявляют спокойно всему миру,
значит, у них там, в Англии, уже подрастают искусственные мальчики,
суперсолдаты, - заметила Вера.
будут. Каждая семья сможет законсервировать клетку своего ребенка. Про
запас, на всякий случай. Вдруг несчастье какое? А тут - пожалуйста! Берешь
клетку и выращиваешь точную копию. И себя самого повторить можно, если очень
хочется, если сам себе так сильно нравишься. Можно мир заполнить стадами
одинаковых людей. А кто-то будет решать: вот этого продублируем, он
правильный человек, а того - не надо. Ересь это, такая опасная, что и
представить пока трудно. Повторить неповторимое! Отбирать лучшие образцы и
штамповать людей... Ужас! Вот представляешь, второй Александр Сергеевич
Пушкин. Интересно, будет он писать точно такие же стихи или другие?
не сможет. Внешне, физиологически - да, это будет точная копия. Возможно,
привычки, инстинкты повторятся. А вот стихи вряд ли.
организмы, будут повторять до бесконечности здоровых, сильных особей обоего
пола. А скорее всего, расплодятся и придурки в немыслимых количествах.
себя совершенством, достойным точного повторения. А вся моя диссертация -
ересь.
электрический чайник.
физика... Ты видела по телевизору, какое было лицо у Каспарова, когда его
компьютер в шахматы переиграл? Смоделировали разум мощнее, чем у шахматного
гения. И гений плачет, как ребенок. Вся современная наука - суицид
человеческого интеллекта. Даже не суицид, а самопожирание! Искусственный
разум, искусственная клетка... Зачем? Господь Бог все уже создал, живое,
натуральное, бесконечно разное, и лучше не придумаешь! Нет никакого научного
прогресса, есть движение вспять, к людоедскому топору!
Нельзя же остановить научный прогресс.
тогда он сам и остановится, научный прогресс, - проворчала Таня.
недели, пока она не видела свою школьную подругу, Таня похудела еще больше.
были диаметрально противоположны во всем. Таня, очень худенькая яркая
брюнетка с огромными черными глазами на тонком, точеном лице, считалась
самой красивой девочкой в классе. Она всегда была лидером, у нее был жесткий
мужской характер, она вечно попадала во всякие конфликтные истории, пыталась
дураку доказать, что он дурак, хотя знала, что это бесполезно и опасно. Если
она бралась за какое-то дело, то всегда доводила его до конца, чего бы это
ни стоило.
такого же фанатика науки, как я. Любой нормальный мужик сбежит от меня на
следующий день. Но скорее всего я останусь старой девой.
старше ее на десять лет и до смешного походил на классического
растяпу-ученого из старых кинокомедий: встрепанная шевелюра, застывший,
устремленный внутрь себя взгляд, мятый пиджак. Он вечно терял очки, часы,
перчатки, зонтики, записные книжки. В их доме был стабильный беспорядок,
питались они бутербродами, чаем и кофе, но вот уже одиннадцать лет жили душа
в душу и были счастливы.
страшно. Крыша, конечно, может протечь или вообще рухнуть, чинить ее некому,