спи!? дружеским предостережением, либо он просто так ее пихнул, чтобы
пошевеливалась и не мешала движению толпы.
молодой конопатый пограничник, листая ее паспорт и разглядывая ее лицо в
сложной системе зеркал.
изменила ее облик, поэтому он смотрел чуть дольше.
паспорт.
он довольно сильно. Отрастил пузо, постарел, как-то погрубел и раздался
вширь. Лицо стало тяжелым, нос вырос, глаза ввалились и потускнели. Семь
лет назад никакого пуза у него не было, вместо очков он упорно носил
линзы, хотя от них слезились глаза. Маша помнила, как он этими своими
слезящимися глазами жалобно косился на хорошеньких студенток.
выглядите старше, чем я думал.
говоря, я тоже дико устал. Москва изматывает. Безумный ритм жизни,
выхлопные газы, да еще жара. Слушайте, это что, весь ваш багаж? - он
кивнул на клетчатый чемодан на колесиках, который Маша тщетно пыталась
протащить между двумя чужими багажными телегами, наполненными до отказа.
возьмет у нее хотя бы сумку с компьютером, которая висела на плече. Но
он не собирался ей помогать. Вместо него какой-то длинный парень в
мокрой боксерской майке легко раскидал телеги, ухватился за ручку
Машиного чемодана и спросил:
таксистов, настойчиво предлагавших свои услуги.
Вообще, учтите, здесь все значительно дороже, чем в Нью-Йорке. Качество
товаров и услуг совершенно не соответствует ценам. Подгнившие,
экологически грязные фрукты, отвратительный хлеб, который плесневеет на
второй день, на рынках торгуют колбасой, которую производят в подпольных
цехах из тухлого мяса, в антисанитарных условиях. Все поддельное,
фальшивое, от парфюмерии до автомобилей. Кстати, прежде чем сесть за
руль, советую сначала поездить на такси пару дней и привыкнуть к здешним
специфическим правилам дорожного движения. Вы бывали в Египте?
толпу, ловила обрывки разговоров и все не могла успокоиться. Отец
предупредил ее, что это совсем другая страна, что для России сейчас
десять лет как целый век, но все казалось таким страшно знакомым, что
кружилась голова.
хамство. Дорожная милиция откровенно вымогает взятки, светофоры вечно
ломаются, со спецсигналом носятся не только те, кому положено, но и
бандиты, и родственники бандитов, никто никого не пропускает, вас
подсекут, даже если это опасно для жизни. А зимой вообще кошмар,
гололед, сугробы, вечная грязь. Все, мы пришли.
серебристого с перламутровым отливом ?Форда? и предоставил Маше самой
запихнуть туда свой чемодан и сумку с компьютером. В салоне было так
чисто, что Маше захотелось вытереть ноги, прежде чем ступить на пушистый
голубой коврик под сиденьем. Перед ветровым стеклом болталась
ароматическая пластинка в форме елочки.
он включил мотор.
больницы и до сих пор не могу прийти в себя.
дежурным в посольстве. Мне пришлось поехать на опознание. Приятного
мало, сами понимаете. Да, вот вам мобильный телефон. У вас МТС, в
записную книжку я внес несколько номеров. Свой служебный и мобильный,
один из мобильных Рязанцева, еще кое-какие посольские. Врач, дежурный,
гараж, служба безопасности. Ваша машина вас уже ждет, в посольском
гараже. Я взял для вас маленькую ?Мицубиси?, отличный автомобиль,
типично женский, цвет какао с молоком. Вот ключи и документы. Машину
можете забрать в любой момент. Учтите, ни гаража, ни охраняемой стоянки
у вас нет, поэтому не забывайте включать сигнализацию, снимать музыку и
дворники.
записной книжке остались телефоны Томаса и Виктории. Можете их стереть.
так, знаете, для приличия.
смотрела в окно. Смеркалось. Она старалась не замечать того особого
оттенка ранних русских сумерек, который до сих пор плавал где-то у нее в
крови.
Ленинградского шоссе мелькали клочья леса. Над верхушками сосен у
близкого горизонта стелилось длинное лохматое облако, подсвеченное снизу
невидимым закатным солнцем. И сейчас точно такое облако, темно-синее, со
светло-розовым брюхом, плавно повторяло очерк темной кромки леса. Тогда
она знала совершенно точно, что больше не увидит ничего этого, и не
чувствовала даже легкой грусти. У нее ныли все внутренности, у нее
чесалась под гипсом рука. За две недели до отлета она попыталась сделать
несколько шагов, от палаты до сортира, без костылей, грохнулась, подмяв
под себя несчастную правую руку, и опять ее вправляли, гипсовали.
грязно-кровавая пелена, которая исчезла с глаз много позже, после курса
интенсивной психотерапии в частной клинике в Нью-Йорке. Четырнадцать лет
назад ее сопровождала молчаливая сиделка из ?Красного креста?, которая
на руках переносила ее из машины в инвалидное кресло, и бойкая пожилая
чиновница из Минздрава. Нет, никаких рощиц, светлобрюхих облаков Маша
тогда вовсе не видела. По дороге в аэропорт она тупо повторяла про себя,
что никогда, никогда в жизни не вернется в эту страну.
***
талантливым, красивым, вообще, каким захочу, таким и стану. Не
потребуется никаких оправданий. С миллионом я буду вполне
самодостаточен, и для себя, и для других?, - думал Андрей Евгеньевич
Григорьев, разворачивая свой серенький старый ?Форд? у бензоколонки, по
дороге к аэропорту.
Вашингтон. Григорьев ехал ее встречать. Был вечер 21 октября 1983 года.
Лил дождь, такой сильный, что асфальт под колесами кипел, словно
раскаленное масло на сковородке. В салоне было уютно, тепло, из динамика
звучал старый диксиленд. Американский журналист Билл Макмерфи умудрился
достать для своего друга советского дипломата Андрея Григорьева
очередную кассету с редкой записью ?Сладкой Эммы Баррет?. Все было
здорово, красиво и сладко, как в голливудском кино пятидесятых. Или как
в советском кино того же периода. Какая разница?
ретро-рекламой шоколада ?Хершис? целиком, во всех разноцветных
подробностях, отражалось в черном кипящем зеркале асфальтовой площадки.
Капли дождя приплясывали и светились зеленым, красным, золотым огнем. С
неба над Вашингтоном сыпался танцующий в ритме диксиленда дождь из
фруктовых леденцов. На крытой стоянке у кафетерия Григорьев увидел всего
одну машину, белый новенький фургон, дом на колесах. В таких
путешествуют по стране небогатые американские семьи.
с дизелем, протянул десять долларов черной девочке в синем форменном
комбинезоне, рассеянно взглянул на часы и зашел в кафетерий. До прилета
Клары оставалось еще полтора часа. Куча времени, чтобы выпить кофе,
съесть кусок пиццы или жареную сосиску с салатом, выкурить пару сигарет.
Перед ним мягко открылись раздвижные стеклянные двери. Он занял
свободный столик в углу и сел таким образом, чтобы через зеркало за
стойкой видеть всю стоянку.
папа, двое детишек, девочка лет десяти и мальчик не старше четырех. Все
в потертых джинсах, кроссовках и хлопчатобумажных свитерах. Заказывая
себе порцию пиццы с тунцом и большой овощной салат, Григорьев нечаянно
взглянул на девочку и тихо охнул про себя.
голубые ясные глаза, высокий выпуклый лоб под прозрачной челкой. Она
задумчиво смотрела в окно, на дождь, и жевала гамбургер. Она была
страшно похожа на его десятилетнюю дочь Машу.