Чтение 24–й страницы книги ~Банкир~

-- Бутылка скотча.

Он окинул меня суровым взором, потом сделал скидку на мое общее состояние и смягчился.

-- Можете потерпеть, пока доберемся домой? -- вздохнул он.

Тем же вечером я мало-помалу рассказал Оливеру все: и как Пен анализировала сокровища из приемной Кальдера, и о том, что болезни пациентов Кальдера вызывались лекарствами. Я сказал ему, что это Кальдер убил Яна Паргеттера, и сказал почему, и опять стал объяснять, как замысел сначала дискредитировать СэндКастла, потом купить и восстановить его репутацию следовал схеме с Индийским Шелком.

-- Кроме Индийского Шелка должны быть и другие, о которых мы не слышали, -- задумчиво сказал я. -- Дисдэйл мог и не два, и не три раза предлагать купить безнадежных.

-- Он отказался от своего предложения насчет Сэнд-Кастла в тот же вечер, когда умер Кальдер.

-- Что точно он сказал? -- спросил я.

-- Он был очень расстроен. Сказал, что потерял самого близкого друга и что без Кальдера, который может совершить чудо, нет смысла покупать жеребца.

Я нахмурился.

-- Вы думаете, это было правдой?

-- Его расстройство? Да, разумеется.

-- А вера в чудеса?

-- Он говорил так, словно верил всей душой. Я подумал, что в конце концов Дисдэйл вполне мог быть невиновным, одураченным соучастником и не знать, что подоплекой его сделок была искусственно вызванная болезнь. Он так очевидно гордился в Аскоте своим знакомством с Великим Человеком; он мог быть подхалимом и глупцом, но не мерзавцем.

Под конец Оливер спросил, как я узнал насчет болезней, вызываемых лекарствами, и про убийство Яна Паргеттера, и я рассказал ему и про это, стараясь говорить по возможности суше. Он застыл, уставясь на меня и на мои повязки.

-- Вам здорово повезло, что вы оказались в инвалидном кресле, а не в гробу, -- сказал он. -- Дьявольски повезло.

-- Да.

Он плеснул мне еще бренди, к которому мы приступили после обеда. Анестезия целительно разошлась по жилам.

-- Я почти начинаю верить, -- сказал Оливер, -- что еще встречу здесь Новый год, что бы там ни было, пусть даже придется продать Сэнд-Кастла и прочее.

Я пригубил вновь наполненный стаканчик.

-- Завтра попробуем составить план, как реабилитировать жеребца в глазах всего мира. Подобьем цифры, поглядим, какова примерная сумма общего ущерба, прикинем временную шкалу возмещения. Не могу обещать, поскольку последнее слово не за мной, но если банк в конце концов получит обратно все свои деньги, он скорее всего будет уступчивей насчет сроков.

-- Спасибо вам, -- сказал Оливер, пряча чувства под воинской сдержанностью.

-- Честно говоря, -- сказал я, -- для нас полезнее выручить вас, чем разорить.

Он скупо усмехнулся.

-- Банкир до последней капли крови.

Из-за того, что лестницы стали для меня непреодолимым препятствием, я спал на диване, на котором прикорнула в свой последний полдень Джинни, и мне снилась она. Она шла по тропинке навстречу мне, и лицо у нее было счастливое. Не то чтобы вещий сон, но я проснулся с острым чувством недавнего горя. Большую часть следующего дня я думал о ней, вместо того чтобы сосредоточиться на прибылях и убытках.

Вечером позвонила Урсула. В ее мощном голосе я услышал торжество и подспудное изумление.

-- Вы не поверите, -- сказала она, -- но я уже нашла в Ньюмаркете три беговых конюшни, где он работал прошлым летом и осенью, и в каждом случае одна из лошадей болела!

Поверить мне ничего не стоило, и я спросил ее, чем болели лошади.

-- У всех была кристаллурия. Это кристаллики...

-- Я знаю, что это такое, -- сказал я.

-- И... Это совершенно неправдоподобно, но все три были из конюшен, которые в прошлом посылали лошадей к Кальдеру Джексону, и этих послали точно так же, и он тут же их вылечил. Двое тренеров сказали, что они на Кальдера молиться готовы, он многие годы лечит их лошадей.

-- Работника звали Шон?

-- Нет. Брет. Брет Вильямс. Все три раза одинаково.

Она продиктовала адреса конюшен, имена тренеров и сроки (приблизительные), когда Шон-Джейсон-Брет там работал.

-- Вы просто чудо, -- сказал я.

-- У меня такое чувство, -- ее энтузиазм несколько поутих, -- что вы от меня именно это и ожидали услышать.

-- Надеялся.

-- Но причастны такие люди, не могу поверить.

-- Поверьте.

-- Но Кальдер... -- запротестовала она. -- Он не мог...

-- Шон работал на Кальдера, -- сказал я. -- Все время. Постоянно. Везде, куда бы он ни нанимался, он фабриковал пациентов для Кальдера.

Она так долго молчала, что я не выдержал.

-- Урсула?

-- Я здесь, -- отозвалась она. -- Вы хотите, чтобы я продолжала с фотографиями?

-- Да, если можно. Найдите его.

-- Веревка по нему плачет, -- угрюмо сказала она. -- Сделаю что смогу.

Она повесила трубку, и я пересказал Оливеру все, что от нее услышал.

-- Брет Вильямс? Здесь он звался Шон Вильямс.

-- Почему вам пришлось его нанять? -- спросил я.

Оливер нахмурился, вспоминая.

-- Понимаете, хороших работников найти нелегко. Можно давать объявления хоть до посинения, и все равно откликаются только третьесортные, а то и хуже. Но Найджел сказал, что после собеседования Шон ему понравился, и он назначил ему месяц испытательного срока. А уж после этого мы ухватились за него обеими руками и были очень довольны, когда он опять позвонил в этом году, потому что он ловок и опытен, и уже знает работу, и вежлив, и табельщик хороший...

-- Образец, -- сухо заметил я.

-- Как работник -- да.

Я кивнул. Он должен был изображать образец, поддерживать иллюзию чести, истовую веру всех предателей. Я сопоставил все эти затейливые имена и подумал, что он, должно быть, считал себя кем-то вроде крутого героя, великого разведчика; играют в свои фантазии, день за днем выполняя работу, чувствуя превосходство над нанимателями, которых он с презрением надрал. Он мог вложить капсулу в полую сердцевину яблока и, пару раз откусив для убедительности, скормить то, что вытлядело как огрызок, своим жертвам. Никто ничего не заподозрит: нет причины.

Я опять заночевал на диване, и на следующее утро Оливер позвонил старшему инспектору детективу Вайфолду и попросил его приехать в усадьбу. Вайфолда потребовалось уговаривать; наконец он неохотно согласился и чуть не сделал поворот на 180 градусов, когда в конторе Оливера увидел меня.

-- Ну, нет. Слушайте, -- заупрямился он, -- мистер Эктрин уже достал меня своими идеями, и у меня просто нет времени...

Оливер его перебил:

-- Сейчас у нас есть не только идеи. Гораздо больше. Пожалуйста, выслушайте. Мы отлично понимаем, что вы очень заняты из-за всех этих бедных девочек, но по крайней мере Джинни вы сможете из этого списка исключить.

Вайфолд наконец соизволил присесть, принял чашечку кофе и выслушал все, что мы имели сказать. И мы расписали ему в цветах и красках, что именно произошло, и его нетерпеливое раздражение рассеялось и сменилось сосредоточенным вниманием.

Мы передали ему копии анализов Пен, имена нанимателей "Брета" и оставшиеся десять фотографий Рикки. Он мельком глянул на них и сказал:

-- Этого конюха мы допрашивали, но...

-- Не его, -- сказал Оливер. -- Это фотография мальчика, который кажется очень похожим на него, если вы близко с ним не знакомы.

Вайфолд поджал губы, но кивнул.

-- Весьма похож.

-- Мы считаем, что именно он мог убить Джинни, даже если нет никаких доказательств, -- сказал Оливер.

Вайфолд принялся сгребать в кучу наши бумаги.

-- Мы, разумеется, пересмотрим направление расследования, -- сказал он, окинув меня неласковым взором. -- Если вы, сэр, оставите изыскания в приемной Кальдера на долю полиции. Кальдер Джексон, должно быть, ждал подходящего момента, чтобы избавиться от портфеля Яна Паргеттера и прочих вещественных доказательств. Любители всегда неправильно обращаются с такими вещами. -- Он выразительно покосился на мой костюм из пластыря. -- Лучше оставьте это профессионалам.

Меня это откровенно позабавило, но Оливер просто задохнулся.

-- Вам оставить? -- возмущенно сказал он. -- Тогда ничего бы не нашли... или нашли бы слишком поздно и не спасли мой бизнес.

Выражение лица Вайфолда ясно говорило, что спасение бизнеса не входит в число его первоочередных задач, однако, напомнив, что проникновение со взломом и похищение медикаментов есть состав преступления, он придержал дальнейшее неодобрение про себя.

Он уже собрался уходить, когда опять позвонила Урсула и так возбужденно кричала в трубку, что Вайфолд мог слышать почти каждое ее слово.

-- Я в Глочестершире, -- кричала она. -- Я подумала, что можно зайти с другого конца, если вы меня понимаете. Я вспомнила, что у Бинти Рокинхэм Кальдер чудесным образом исцелил совершенно потрясающего коня. Это был участник трехдневных соревнований, и он так ослаб, что еле ковылял. Так что я приехала к ней сюда, спросила, и знаете что?

-- Что? -- услужливо подыграл я.

-- Этот парень у нее работал! -- Она ликовала. -- Хороший работник, так она сказала, представляете? Его звали Клинт. Фамилию она забыла, ведь прошло больше двух лет, а он работал всего несколько недель.

-- Не Вильямс? Спросите ее, -- попросил я. В трубке послышались негромкие переговоры, и опять раздался голос Урсулы: -- Она говорит -- да.

-- Я люблю вас, Урсула, -- сказал я.

Она смущенно хихикнула.

-- Так, может, вы хотите, чтобы я проехала дальше, в поместье Руба Голби? У него был декоративный пони, которого Кальдер вылечил от мокнущей экземы, а ее ничто не брало.

-- Ну, это просто еще один пример, Урсула. Я бы сказал, что доказательств уже достаточно.

-- Лучше убедиться, -- бодро сказала она. -- И мне это самой нравится, правда. Потрясение уже прошло.

Я записал детали, которые она продиктовала, и, повесив трубку, протянул Вайфолду новую информацию.

-- Клинт, -- разочарованно сказал тот. -- Видимо, следующим будет Элвис.

Я покачал головой.

-- Этот Шон -- человек действия.

Наверное потому, что надо было наконец раскрыть хоть одно убийство, Вайфолд, осыпаемый оскорблениями за безрезультатную ловлю насильника, бросил лучшие силы на поиски. Чтобы найти Шона, ему понадобилось две недели. Шона арестовали, когда он выходил из паба, обслуживающего скачки, в Мэлтоне, Йоркшир. Известно было, что он несколько раз похвалялся там своими отважными, тайными и неразоблаченными подвигами.

Вайфолд сообщил Оливеру, а тот позвонил мне в офис, куда я вернулся благодаря тому, что к парадному крыльцу пристроили пандус для кресел на колесиках.

-- Он теперь зовет себя Дин, -- сказал Оливер. -- Дин Вильямс. Похоже, полицейские собираются перевезти его из Йоркшира обратно в Хартфордшир, и Вайфолд хочет, чтобы вы явились в главное управление полиции и опознали в Шоне человека по имени Джейсон, работавшего в конюшне Кальдера.

Я сказал, что приеду. Я не сказал, что вряд ли смогу опознать.

-- Прямо завтра, -- предупредил Оливер. -- Они так спешат, потому что не имеют права задерживать его без серьезного обвинения.

-- Буду завтра.

Я отправился туда в машине с наемным шофером -- роскошь, на которую с тех пор, как я покинул дом Оливера, у меня уходило ползарплаты.

Жил я теперь недалеко от работы, в квартире друга, у которого в доме был лифт, а не лестница, как у меня. Боль в моих обездвиженных членах упорно отказывалась отступать, но благодаря дальнейшим дарам Пен (передаваемым через Гордона) о ней большей частью удавалось забыть. Разработалась новая схема "нормальной" жизни, и единственное, чего мне страшно не хватало, -- это ванны.

Я приехал в полицейский участок к Вайфолду в одно время с Оливером, и мы вместе вошли внутрь. Оливер вез меня так, будто родился моей сиделкой. Мне предсказали минимум два месяца жизни на колесах. Даже если мое плечо заживет раньше, я не смогу перенести свой вес на костыли. Терпение, сказано было мне. Будьте терпеливы. Лодыжка моя представляла собой кучку осколков, которую врачи собирали как мозаику, и я не мог ожидать чуда. Так мне сказали.

Появился Вайфолд, коротко пожал нам руки (прогресс) и сказал, что обычной процедуры опознания не будет, поскольку Оливер, разумеется, отлично знает Шона и я, очевидно, тоже, раз знаю Рикки Барнета.

-- Просто назовите его Джейсоном, -- сказал мне Вайфолд, -- если будете уверены, что он именно тот, кого вы видели у Кальдера Джексона.

Мы вышли из офиса и прошли по нестерпимо освещенному учрежденческому коридору в большую комнату для посетителей, где был стол, три стула, полицейский в форме, который стоял... и Шон, который сидел.

Вид у него был ершистый и вовсе не запуганный.

Когда он увидел Оливера, он почти развязно вскинул голову, демонстрируя не стыд, а гордость, улыбаясь не виновато, а презрительно. На меня он едва взглянул, поскольку по двум мимолетным встречам меня не запомнил и не мог ожидать никаких неприятностей с моей стороны.

Вайфолд двинул бровью, показывая, что я должен действовать.

-- Привет, Джейсон, -- сказал я. Его голова дернулась, он быстро повернулся и теперь глядел только на меня.

-- Я встречал тебя в усадьбе Кальдера Джексона, -- сказал я.

-- Не может быть.

И тут, не ожидая того, я отчетливо его вспомнил.

-- Ты облучал лошадь кварцевой лампой, а Кальдер Джексон велел тебе надеть темные очки.

На этот раз он не стал отрицать.

-- Ну и что с того?

-- Это решающая улика, доказывающая твою связь с ним, вот что, -- сказал я.

Оливер, одинаково оскорбленный как греховностью Шона, так и отсутствием признаков раскаяния, резко повернулся к Вайфолду и с плохо скрываемой горечью потребовал:

-- Теперь докажите, что он убил мою дочь.

-- Что?

Шон в панике вскочил на ноги, отпихнул стул позади себя и в одно мгновение потерял свою хлыщеватую самоуверенность.

Мы с интересом наблюдали за ним, а его взгляд метался с одного лица на другое, встречая только равнодушную оценку, и недоверие, и ни в ком ни на йоту восхищения.

-- Я не убивал ее, -- сказал он хриплым и неожиданно тоненьким голосом. -- Это не я. Честное слово, не я. Это он. Он это сделал.

-- Кто? -- спросил я.

-- Кальдер. Мистер Джексон. Он это сделал. Он, а не я. -- Он уставился на нас с безумным отчаянием. -- Слушайте, я вам правду говорю, как на духу. Ничего я ее не убивал, это все он.

Вайфолд скучным голосом проговорил, что Шон имеет право хранить молчание и все, что он скажет, может быть записано и использовано против него в качестве свидетельства, но тот не хитрил, и страх его был слишком велик. Его придуманный мир рассыпался на глазах, реальность оказалась невообразимей. Я обнаружил, что верю каждому его слову.

-- Понимаете, мы не знали, что она там. Она слушала, как мы говорим, а мы не знали. И когда я понес эту дрянь в общежитие, девочка двинулась за мной, мистер Джексон увидел ее и ударил. Я не видел, как он это сделал, правда не видел, но когда я вернулся, он там стоял рядом с ней, а она лежала на земле, и я сказал, что это дочка хозяина. Он даже не знал, понимаете. Но он сказал, что это еще хуже, что она дочка хозяина, потому что она, должно быть, стояла тут в тени и слушала, а потом побежала бы и рассказала всем и каждому.

Слова, объяснения, оправдания хлынули из него с лицемерной поспешностью, и Вайфолд, спасибо ему, не пытался ввести поток в рамки официальной канцелярщины и заявлений по протоколу. Полицейский в форме теперь сидел позади Шона и строчил в блокноте, записывая, как я догадывался, только суть.

-- Я вам не верю, -- раздраженно сказал Вайфолд. -- Чем он ее ударил?

-- Огнетушителем, -- сказал Шон. -- Он возил его в машине, понимаете, и всегда держал под рукой. У него просто шиза была насчет пожаров. Никогда не позволял курить даже рядом с конюшнями. А этот Найджел... -- на миг вернулась презрительная ухмылка, -- ребята курили на сеновале, представляете, прямо у него за спиной. Он и не думал, что может случиться.

-- Огнетушитель... -- Вайфолд с сомнением покачал головой.

-- Ну да. Точно. Одна из этих красных штучек, примерно такой длины. -- Шон суетливо показал руками дюймов пятнадцать. -- С таким рыльцем наверху. Он держал его в руке, этак помахивал. Джинни лежала ничком на земле, и я спросил: "Что вы натворили?", а он сказал, что она подслушивала.

Вайфолд фыркнул.

-- Так оно и было, честное слово, -- дернулся Шон.

-- Что она подслушивала?

-- Мы говорили про эту дрянь, понимаете.

-- Шампунь?

-- Ну да. -- Он, казалось, только на секунду слегка встревожился, когда об этом упомянули. -- Я сказал ему, понимаете, что оно действует, потому что как раз утром родился жеребенок с половиной ноги, и Найджел пытался замять дело, только к вечеру он был уже не в себе и проболтался одному из ребят, так что все узнали. Так я сказал мистеру Джексону, а он говорит -- отлично, потому что мы об этом только услышали, и в газетах тогда еще не было ни звука. И он уже горевал, что доза неправильная или еще что. В общем, я передал ему про жеребенка с половиной ноги, а он засмеялся, понимаете, он был такой довольный и сказал, что этак я могу дать последнюю порцию, те шесть бутылочек, что он привез, а затем сматываться.

Оливер был очень бледен, на лбу выступил пот и стиснутые кулаки побелели. Челюсти он плотно сжал, пытаясь сохранить контроль над собой, и слушал все, не прерывая и не комментируя.

-- Я взял шесть бутылочек, понес в общежитие, а там гляжу -- их пять. Так я вернулся посмотреть, где уронил, но забыл, понимаете, потому что увидел, как он стоит там над Джинни и говорит, что она подслушивала. А потом он велел мне сесть в машину, отвез в деревню и высадил у бара, где были другие ребята, и получилось, что я не мог быть на том месте и убить дочку хозяина, понимаете? А про бутылку, которую уронил, я вспомнил, только когда мы ехали в деревню, но подумал, что ему это не понравится. И прикинул, что найду ее, когда вернусь, но так и не нашел. Я не думал, что это имеет значение, потому что никто не знал, для чего она, просто собачий шампунь. И все равно я не собирался использовать эти последние бутылки, знал ведь, что вокруг Джинни кутерьма поднимется. Но если б я не пошел за той бутылкой, я бы не попал опять на то место и не увидел бы, что он ее убил, понимаете. Это не я ее убил. Это не я.

По его мнению, тут он мог бы и остановиться, но Вайфолд и Оливер, а с ними и я считали, что он рассказал далеко не все.

-- Вы говорите, -- сказал Вайфолд, -- что вы возвращались из деревни вместе с остальными конюхами, зная, что должны найти?

-- Ну да. Только Дэйв и Сэмми, понимаете, они вернулись раньше, и когда я подошел, там была уже "скорая" и все такое, и я просто держался в тени.

-- Что вы сделали с остальными пятью бутылками шампуня? -- спросил Вайфолд. -- Мы обыскали все комнаты в общежитии. Нигде ни следа шампуня.

Подавляющий страх, вызвавший у Шона вспышку возбужденной словоохотливости, потихоньку стал увядать, но он ответил, лишь слегка поколебавшись:

-- Я отнес их вниз к дороге и бросил в канаву. Это было после того, как они поехали в больницу. -- Он повел подбородком в сторону меня и Оливера. -- Немного я струхнул, правда, когда Дэйв сказал, что она разговаривала. Но я был рад, что успел избавиться от этой штуки, когда она все-таки умерла и кругом пошли все обнюхивать.

-- Вы можете показать мне эту канаву? -- спросил Вайфолд.

-- Ну да, ясно, могу.

-- Хорошо.

-- Вы хотите сказать, -- облегченно вздохнул Шон, -- вы мне верите?..

-- Нет, я не хочу этого сказать, -- жестко ответил Вайфолд. -- Я хочу узнать, как вы обычно использовали шампунь.

-- Ага. -- Отголосок наглости ловкача; развязное движение плеч, кривая улыбка. -- Да там делов-то -- всего ничего. Мистер Джексон показал мне, как надо. Просто я затыкал сливное отверстие в раковине кофейным фильтром и поливал его шампунем, и шампунь весь протекал насквозь, а эта дрянь застревала в фильтре, и я просто вытаскивал его и замачивал в баночке, в льняном масле, которое брал в кормохранилище. А потом просто подмешивал масло в корм кобыле, если я за ней ухаживал, или давал отстояться, а потом выскребал чайной ложкой и клал в яблоки, если кобылы чужие. Мистер Джексон меня научил. Сущая ерунда -- вся эта штука.

-- Скольким кобылам вы это давали?

-- Точно не знаю. Несколько дюжин, если прошлый год считать. Некоторых я пропускал. Мистер Джексон сказал, лучше пропустить, чем попасться. Он советовал больше полагаться на масло. Сказал, что слишком много яблок могут заметить. -- Опять появилась некоторая тревога. -- Слушайте, теперь я вам все рассказал и вы знаете, что я ее не убивал. Правда ведь?

Вайфолд бесстрастно спросил:

-- Как часто мистер Джексон привозил вам бутылки с шампунем?

-- Он не привозил. То есть у меня под кроватью их была целая сумка. Я привез их с собой, понимаете, когда переехал, как в прошлом году. Но в этом году я поиздержался, так сказать, так что позвонил ему как-то вечером из деревни и попросил достать. Так что он сказал, что подъедет к задним воротам в воскресенье, в девять вечера, когда ребята будут внизу, в пабе.

-- Он не пошел бы на такой риск, -- скептически сказал Вайфолд.

-- Но так и было.

Вайфолд покачал головой. Шон уже откровенно запаниковал.