окликнуть его, но решил, что в людном вагоне это неудобно - сразу начнут на
нас пялиться. Поэтому вышел в заднюю дверь, на ближайшей остановке пробежал
два вагона по ходу поезда и заскочил в тамбур, рассчитывая перехватить Муху
здесь. И как-то обстановка в этом тамбуре мне сразу очень не понравилась. Я
даже не понял чем, но здесь была какая-то опасность. И исходила она от двух
качков, которые стояли, привалившись к стенке, прихлебывали пиво из банок и
время от времени поглядывали в окошко в дверях, разделяющих вагоны. Будто
кого-то ждали. В это же окошко поглядывал и я, высматривая Муху. Минуты
через три один из парней, повыше, сказал мне:
Сказано тебе, вали отсюда! Не понял? Нет? Объяснить?
не хотелось портить настроение себе. И к тому же мне любопытно было, кого
это они здесь поджидают. И зачем.
не дал полностью закрыться, придержал ногой, чтобы не только видеть, но и
слышать, что будет происходить в тамбуре.
пропустили двух торговцев каким-то расхожим товаром, двух пассажиров,
переходящих поближе к голове состава, но когда в оконце мелькнула синяя
кепка с надписью "Калифорния", побросали банки и преградили Мухе дорогу.
что бабки принесешь завтра?
будете? На обычном месте, у расписания?
Четыре?
створки входных дверей и стал в проеме, спиной отжимая одну створку, а ногой
придерживая вторую. Кивнул коротышке: - Делай!
любопытно было, как все это будет происходить.
очевидным намерением вышибить его из электрички, которая как раз летела по
какому-то мосту или виадуку. Не выпуская из руки газет, а другой придерживая
сумку с деньгами, Муха увернулся, в нырке упал на спину и словно бы
выстрелил обеими ногами в задницу коротышке, придав ему такое ускорение, что
тот сначала выбил, как кеглю, из дверного проема высокого, а следом вылетел
сам.
автоматически.
обо всех важнейших событиях за неделю!..
меня соваться в тамбур. - Сдается мне, это правильная газета.
вывалились у него из рук.
вокзала, был уже восьмой час вечера. Улицы забиты машинами, тротуары кишат
людьми. Мы немного поспорили, куда ехать сначала - на Старый Арбат или на
Пушкинскую площадь. Но рассудили, что Трубач сейчас, скорее всего, на Арбате
- еще довольно светло, день хороший, на Арбате наверняка толпы гуляющих. Так
и было. По обеим сторонам Старого Арбата теснились столики с тысячами
деревянных матрешек, художники прохаживались возле своих картин, развешанных
по заборам и просто разложенных на земле. Через каждые десять-пятнадцать
метров стояли парни с гитарами, а то и маленькие оркестры, у Вахтанговского
театра какая-то девушка играла на скрипке. Народ слушал, глазел, освежался
пивом и чем покрепче.
прошли Старый Арбат из конца в конец, однако Трубача не обнаружили. Пришлось
ехать на Пушку. Валера приткнул "патрол" у "Макдональдса", мы спустились в
переход под Тверской. Здесь Трубача тоже не было. Не было и в вестибюле
метро. И только на повороте второго подземного перехода услышали саксофон -
ни с каким другим не спутаешь. А потом увидели и самого Трубача.
которых были книги, а на другом разные "Пентхаусы" и "Плейбои": громоздкий,
как шкаф, с крупной, рано начавшей лысеть головой, согнувшись над серебряным
саксофоном, - будто свечечку защищал своим телом от ветра. Прикрыв глаза и
отбивая такт ногой в кроссовке сорок шестого размера, он играл попурри из
старых джазовых мелодий, уходя в импровизации, а затем возвращаясь к
основной теме. У ног его лежал раскрытый футляр от инструмента, куда
слушатели бросали свои "штуки" и пятисотки. Слушателей было немного, человек
пять-шесть, одни уходили, их место занимали другие. Иногда кто-нибудь просил
сыграть на заказ, он играл, а потом вновь заводил свое. Ему было словно бы
все равно, есть слушатели или нет, платят они или не платят, он даже не
видел их. Он играл для себя.
изображенных на обложках див, но больше прислушиваясь к сакс-баритону
Трубача. Заметив это, не слишком молоденькая продавщица, кутавшая плечи в
ветровку из-за знобкой сырости, стоявшей в переходе, поинтересовалась:
все-таки получается намного лучше.
толпа собирается, что проход закрывают. Но что-то последнее время нечасто
такое бывает.
товар, и ей просто хотелось поговорить.
тонкое знание современной московской жизни.
Воспользовавшись паузой, Док бросил в футляр пятитысячную бумажку и
попросил:
всех узнал. И тут же как будто забыл о нас. Отбил кроссовкой такта четыре и
неожиданно мощно, чисто, свободно вывел первую фразу. Ну, примерно так, как
мы палили бы в небо из своих "калашей" в последний день чеченской войны,
салютуя своей победе, - если бы этот день наступил, если бы возможна была
победа, и если бы мы до нее дожили.
Спешившие по переходу люди с размаху втыкались в толпу, сразу образовавшуюся
вокруг Трубача, а те, кто успел проскочить вперед, останавливались и
возвращались обратно. Купюры полетели в футляр, как хлопья апрельского
снега. Не прекращая игры, Трубач ногой закрыл крышку футляра, но деньги
продолжали сыпаться и скоро самого футляра под ними не стало видно.
управляется не хуже, пожалуй, чем с "калашом". А еще через минуту
поправился: лучше. Хотя, казалось бы, лучше просто не может быть. Может,
оказывается. И намного.
глазами:
хватит ему ни дыхания, на самого сердца. Но серебряный звук его саксофона
уходил все выше и выше, как сверхзвуковой истребитель с вертикальным взлетом
вонзается в чистое небо, оставляя за собой белый инверсионный след. И где-то
там, в стратосфере, во владениях уже не человека, а самого Бога, этот след
истончился и исчез.
нас. Всех пятерых сразу. А заодно - случайно, наверное, - и продавщицу
"Плейбоев". Только у него могло так получиться.
Земляной Андрей
Буркатовский Сергей
Березин Федор
Шекли Роберт
Бажанов Олег
Трубников Александр