Чтение 24–й страницы книги ~Злым ветром~

раковины. Все вместе выглядит очень эффектно.

От этих ее слов у меня возникает легкое сердцебиение. Я тут же
вспоминаю бородатого парня, палеонтолога. Ну вот, дорогой товарищ, теперь
ты, надеюсь, поймешь нашу работу, в первом приближении конечно, и, может
быть, у тебя даже появится уважение к ней.

- А, ладно, - я небрежно машу рукой. - Самое главное, это то, что я
увидел вас.

- Ненадолго, - кокетливо отвечает Элеонора Михайловна, поправляя
бечевку на пакете. - Я очень спешу. Семен Парфентьевич, наверное, уже
сердится. Он не любит, когда я опаздываю. А вы всегда так неожиданно
появляетесь.

Теперь мы улыбаемся уже оба, прекрасно понимая друг друга. И я
снисходительно соглашаюсь:

- Хорошо. Я потерплю до завтра.

- Да, да, до завтра.

И мы расстаемся.

Она садится в свой "Запорожец", и тот, урча, трогается с места.
Элеонора Михайловна приветливо машет мне рукой. Я, улыбаясь, отвечаю. Потом
смотрю на часы.

Время у меня еще есть. Я могу вернуться в отдел, предупредить Игоря,
что билеты уже у меня. И еще успею заскочить домой переодеться и побриться.

Что ни говорите, концерт Райкина - это праздник. А к празднику надо
готовиться.

Райкин выдающийся актер. Мне, например, он напоминает Чаплина. Сквозь
его смех я так часто слышу слезы, сквозь юмор проступает злая сатира. Вы
помните его монолог пьяницы в музее? Помните это торжество воинствующего
невежества и хамства, над которым покатываешься от смеха, но и выть хочется.
"В греческом зале, в греческом зале..." У меня в ушах не утихает интонация
Райкина, когда он злобно, издевательски произносит эти слова устами своего
пьяного героя, передразнивающего старую хранительницу музея. И я невольно
сжимаю кулаки, я не могу это спокойно слушать.

Мне рассказывали таксисты один удивительный эпизод. Однажды диспетчеру
поступил вызов из Переделкина. Это такое место километров в двадцати от
Москвы, где расположен писательский поселок и Дом творчества писателей, они
там работают. Так вот, поступил оттуда вызов на такси поздно вечером, к тому
же в проливной дождь. Диспетчер, понятно, отвечает, что за город он машины
не высылает, да и не согласится ни один таксист ехать в такое время. И вдруг
ему говорят, что машина нужна Райкину. Вы знаете, что тут поднялось? Все
водители, которые только были в этот момент у диспетчерского пункта,
заявили, что они едут. Увидеть Райкина!

И каждый раз, когда мне предстоит идти на концерт этого артиста, я иду
как на праздник. Поэтому, когда я приезжаю к нам в отдел и с гордостью
объявляю Игорю, что достал обещанные билеты, то в первый момент даже не
замечаю, как странно посмотрел он на меня и каким странным голосом сказал:

- Тебя вызывает Кузьмич. Немедленно.

Но уже через миг ко мне возвращаются все мои заботы и тревоги. Я с
беспокойством спрашиваю:

- В чем дело, ты не знаешь?

- Звонила Варвара.

- Что-о?!.

- Ну да. Мушанский назначил ей встречу.

- Здорово!

- Ничего здорового. Она отказывается идти.

- И не надо. Только бы знать, куда он придет. Мы и сами его встретим.

- Не на дурака напали. В общем, идем. Кузьмич тебя ждет.

Мы выходим в коридор.

Кузьмич действительно меня ждет и утюжит ладонью затылок, а это, как вы
знаете, кое о чем свидетельствует.

- Где ты пропадаешь? - спрашивает.

Я докладываю о встрече с Элеонорой Михайловной.

- Неплохо, - чуть смягчаясь, говорит Кузьмич. - Лихо ты ее разыскал.
Смекалка у тебя все-таки есть. Значит, он ночевал у той барышни? Так, так...

- Теперь у него пистолет, Федор Кузьмич, - напоминаю я.

- М-да... - задумчиво кивает Кузьмич. - И вообще он сильно изменился,
как говорит эта Элеонора. Даже она его, видимо, побаивается теперь.

Игорь молча усмехается, а я вставляю:

- Что изменился, это мы и сами заметили.

- М-да... - Снова задумывается Кузьмич, потом неожиданно спрашивает: -
На какой, ты говоришь, машине она ездит?

- "Запорожец", - отвечаю, не очень, однако, понимая, зачем это Кузьмичу
понадобилось. - Желтый. Точнее, горчичный. Серии МОФ. - И называю номер
машины.

Я все время сдерживаюсь, чтобы не спросить о звонке Варвары. Но вот
Кузьмич и сам вспоминает о нем.

- Звонила твоя Варвара, - говорит он. - Мушанский ей свидание назначил.
Но она идти отказывается. А без нее мы не обойдемся.

- Почему же не обойдемся, Федор Кузьмич? - запальчиво спрашиваю я. - Мы
же его приметы знаем. Пусть только покажется.

- То-то и оно, что без нее он не покажется. На улице Горького свидание
назначил, у "Березки". Народу там тьма. Если он ее не увидит, он не
подойдет, вот и все. А увидеть он ее может откуда хочешь. Тут уж мы не
уследим.

- Когда он ей встречу назначил? - спрашиваю я.

- Сегодня. В семь вечера. В это время у "Березки" светло как днем.

Мы с Игорем переглядываемся. Плакал наш концерт. Я еще со Светкой
как-нибудь объяснюсь по этому поводу, а вот он с Алкой навряд ли.

- Варвара еще на работе, - продолжает Кузьмич. - До шести. Надо тебе с
ней поговорить. Его вон она и слушать не захотела, - он кивает на Игоря.

- А что она Мушанскому сказала?

- Что не может прийти, что брат к ней приехал.

- А он?

- "Придешь, - говорит, - я буду ждать". И трубку повесил.

- Наглец, - коротко произносит Игорь.

- А что тебе Варвара сказала? - спрашиваю я его. - Почему она идти не
хочет?

- Она мне целую истерику по телефону закатила. Кипит злостью на него и
боится, конечно, тоже.

Я смотрю на часы. Начало шестого. Я еще успею застать Варвару на
фабрике.

- Постараюсь уговорить, - не очень уверенно обещаю я. - Сейчас поеду.
Машину взять можно, Федор Кузьмич?

- Бери. Только сперва на случай, если она придет на свидание, составим
все-таки примерный план.

Операция по задержанию опасного преступника всегда дело непростое, как
вы понимаете. Сейчас же она осложняется еще тем, что, во-первых, Мушанский
оказался вооружен и, конечно, пустит оружие в ход в любой момент.
Психологически он уже готов к этому. К тому же он обозлен, напуган. И тут
жертвами могут оказаться не только наши сотрудники, им, как говорится, сам
бог велел рисковать, но и случайные люди, прохожие, и этого уже ни в коем
случае допустить нельзя. Вторая сложность как раз и заключается в том, что
операцию придется проводить на улице, в центре города, в часы, когда там
больше всего народу. А в такой сутолоке и скрыться легче, это тоже следовало
учесть.

Словом, над этим "небольшим планом" мы дружно мудрим целых полчаса,
пока я не вынужден уехать. Кузьмич вместе с Игорем и Валей Денисовым
остаются мудрить дальше. Я, таким образом, знаю план лишь в самых общих
чертах.

К воротам фабрики я примчался минут за пять до окончания смены. Шофера
я прошу завезти на обратном пути Светке два билета на концерт и пишу ей
короткую записку, после чего направляюсь к проходной.

По моему удостоверению меня, конечно, пропускают мгновенно, даже с
некоторым почтением, смешанным с любопытством и чуть-чуть с испугом. Я уже к
этому привык. Наша "фирма" неизменно вызывает у людей такой "букет" эмоций.

Очутившись в большом, слабо освещенном и безлюдном дворе, я
оглядываюсь. По сторонам тянутся длинные двухэтажные корпуса фабрики. Из
широких окон льется во двор яркий неоновый свет. Дальше темнеют глухие, без
окон, одноэтажные строения. Над дверьми одиноко горят охранные красные
лампочки. Это, наверное, склады.

Во дворе людей почти не видно, смена еще не закончилась. Только изредка
кто-то пробегает из цеха в цех, накинув на плечи пальто. Я останавливаю
какую-то женщину и спрашиваю, как пройти в швейный цех. Она машет мне рукой,
указывая путь, и бежит дальше. Ей холодно, она и спешит.

А я направляюсь к одному из корпусов. Мне надо увидеть Варвару. Но
своим удостоверением я пользоваться сейчас не хочу. Это может Варваре
повредить. Почему вдруг ею интересуется уголовный розыск? Лучше всего
подождать, пока кончится смена.

И я терпеливо прохаживаюсь по двору возле двери, ведущей в швейный цех.
Вечный мой враг, ветер, ледяной, порывистый, и тут не оставляет меня в
покое, налетает из темноты, лезет под пальто. Но сейчас я не замечаю ветра.
Я думаю о Варваре. Через несколько минут она появится. Что я ей скажу? Как
ее уговорить пойти на встречу с Мушанским? Тем более что я и сам прекрасно
понимаю, как ей противно и страшно. Нет, ее надо не уговаривать, не
упрашивать, ей надо доказать необходимость этой встречи. Ей противен и
страшен Мушанский? Но что это в сравнении с тем горем, с той бедой, которые
он принес другим людям и еще принесет, если останется на свободе? Словом, в
Варваре надо разбудить в принципе те же чувства, которые движут и нами. Ей
противно и страшно? А нам? Нам, думаете, не противно, а иной раз не страшно?

От всех этих высоких мыслей меня отрывают пронзительные, слышные даже
во дворе звонки. Смена окончена.

И вскоре двор наполняется людьми. Это главным образом женщины. Пожилые,