Тот же посланник Константинопольского патриарха, который доставил из Никеи
королевскую корону, привёз митрополиту патриарший чин. Поэтому через три дня
Иосиф станет именоваться не просто митрополитом Киевским, но экзаршим
патриархом Киевским и всея Руси. И выговоришь-то не сразу!
желал, чтоб Данила Романович получил корону и королевское достоинство
непосредственно из его рук. Для этого достаточно было поменять две церемонии
местами и сделаться автокефальным патриархом прежде, чем королевский статус
Данилы Романовича будет узаконен при всём честном народе. Вот тогда Иосиф мог
провести коронацию сам, оттеснив посланника вселенского патриарха на второй
план!
мира, ни Никейский император в Киев не приехали. Так вышло опять же из-за
рыцарей-крестоносцев, которые затеяли какие-то непонятные и в высшей степени
подозрительные приготовления. Потому император Иоанн Третий Дука Ватац в свою
очередь занялся военными делами, а без него и вселенский патриарх не решился
предпринять долгое и опасное путешествие на север, выбрав для осуществления
столь ответственной миссии никейского митрополита Теопемпта. Следовательно,
даже по своему нынешнему положению Иосиф ничем не уступал чужеземцу. Зато как
он будет благодарен Даниле Романовичу после коронации! И сколько дополнительных
почестей достанется на его, Иосифа, долю!
концов, существует лишь один вселенский патриарх, пусть даже находящийся в
изгнании. Но раз так, корона должна быть получена именно от посланника
вселенского патриарха, а не от местного владыки, сколь бы привлекательной
подобная перспектива ни выглядела для последнего. Ибо королевская власть тем
крепче, чем значительнее ранг духовного лица, даровавшего королевское
достоинство.
шаткость положения заброшенного волею злых обстоятельств в Никею изгнанника.
Возможно, Данила Романович мог бы употребить эти три часа с большей пользой,
но, с другой стороны, отстоять свою точку зрения перед Иосифом также было
немаловажно. Теперь, по пути из королевского дворца в Десятинную церковь,
Данила Романович посматривал на митрополита с некоторым превосходством и не без
удовольствия вспоминал малейшие нюансы их прежних конфликтов, потому как в
конечном итоге всегда побеждал он, а не старый упрямец.
князя Ростислава, Иосиф сумел-таки убедить в том, что от Хорсадара и Дрива
нужно избавиться - и то чем скорее, тем лучше. Но колдуны почему-то не желали
исчезать, развеиваться в прах ни от святой воды, ни от святых митрополичьих
молитв. Гораздо более разумным оказался другой выход - прекратив бороться с
ними, склонить к сотрудничеству и обратить их колдовские умения себе на пользу.
его попросили, казалось бы, о простой вещи: призвать паству ко всенощному
бдению и молению. Сразу заподозрил неладное, начал говорить, что не Бог
ниспошлёт невероятное чудо, о котором никто не мог даже помыслить, а "поганцы",
подладившиеся под святую веру! Ишь, хитрая бестия...
пришлось как нельзя более кстати, и толпы верующих не усомнились в его
источнике.
пресловутых колдунов, без Давида и Андрея, не было бы сейчас никакой коронации.
И Иосиф ни за что не стал бы независимым ни от кого патриархом. Где уж там -
неизвестно, что было бы с Киевом, да и вообще с Русью без этой парочки. Вполне
возможно, татары уничтожили бы, разграбили и вытоптали всё подчистую. Зато
теперь - полная победа и торжество!
Он стоял на коленях перед алтарём Десятинной церкви, окутанный полумраком, в
котором витали ароматы ладана и расплавленного свечного воска. На амвон
взобрался никейский митрополит и хорошо поставленным голосом стал читать
по-гречески проповедь о смирении светского владыки перед Создателем земли и
неба, равно как и всего сущего на земле, в земных водах, под небесами и на
Небесах.
компенсировать недостаточно заметную, с его точки зрения, роль на сегодняшней
церемонии тем, что расчесал особым образом седую бороду и надувал щёки до
невероятных размеров, делаясь похожим на лоснящийся от подвальной сырости
бочонок.
епископ Черниговский, который держал на расшитой бисером пурпурной подушечке
королевскую корону, привезенную из Никеи и освящённую вселенским патриархом.
Чуть правее находился епископ Володимирский с шапкой Мономаха, которая отныне
должна венчать чело наследного принца и соправителя королевства, великого князя
Киевского и Галицкого.
Медленно и плавно, точно бестелесные призраки, двигались священнослужители.
Тяжёлая чёрная с золотом парча абсолютно поглощала малейший шорох, и до слуха
долетали лишь исполненные торжества хоровые песнопения да греческие слова
молитвы никейского митрополита, усиленные пустыми кувшинами, специально для
этого вмурованными в колонны.
косо падавшие из продолговатых окошек, да жёлтенькие язычки тысяч свечек и
лампад. Благодаря их неверному, трепетному сиянию как бы оживали глаза многих
десятков святых и угодников, следивших за королём Руси с икон в богатых окладах
и фресок. И Даниле Романовичу казалось, что за всем действом наблюдают не
только люди, во множестве набившиеся в Десятинную церковь, но также и эти
святые.
множестве! Толпу киевлян, жаждущих воочию увидеть малейшие подробности
коронации, едва сдерживало двойное кольцо монахов, специально для этой цели
приведенных из расположенного поблизости Михайловского монастыря. Создавалось
впечатление, что церковные стены потихоньку трещат под натиском толпы.
Данилы Романовича, наследника и соправителя Льва, также преклонившего колени.
Подумать только, вот время-то летит! Кажется, ещё позавчера этот мальчишка на
лошадь сесть боялся, вчера свадьбу с угорской принцессой Констанцой справил, а
сегодня наденет вместо отца шапку Мономаха и примет от него титул великого
князя. А до чего уверенно держится... Всё ему нипочём! Эх, время-то как летит!
своём недолгом веку разгромил две армии, а теперь почивает в новгородской
земле, овеянный славой и вполне искренне оплаканный купцами, с которыми не раз
ссорился. Вот это уж в самом деле прихоть судьбы...
увенчал королевской короной, в то время как митрополит Иосиф (это была
единственная уступка старому упрямцу!) возложил на голову Льва шапку Мономаха.
Учавствующие в церемонии священнослужители усиленно окуривали коронованных особ
ладаном.
за то, что Он призрел на рабов Своих Данилу и Льва и соделал их владыками надо
всей Русью, аки в незапамятные времена, в иной земле призрел на Саула, а затем
и на Давида и по очереди поставил их владычествовать над Своим избранным
народом. И Данила Романович полностью отдался молитве, слова которой обычно
сами собой срывались с губ, не затрагивая потаённые струны души, а теперь
исходили, казалось, из переполненного восторгом сердца.
к своей персоне, громко воскликнул:
кесарей Христа Иисуса в день сей!
солнцем площадь перед Десятинной церковью, он не поехал прямо в королевский
дворец, где должен был начаться торжественный пир, а вскочил на замечательного
серого в яблоках скакуна и проехал по улицам Старого и Нового Города.
Приветствуя своего короля, теперь уже вполне официально получившего корону от
самого константинопольского патриарха, люди размахивали ивовыми вайями (ибо как
раз было Вербное воскресенье) и выкрикивали разнообразные пожелания. Когда же
Данила Романович швырял в толпу пригоршни резанов, ликующие возгласы переходили
в восторженный рёв.
смягчил на один день правила великого поста, на всех площадях стояли огромные
бочки, и простолюдины толпились вокруг них, дожидаясь очереди, чтобы хлебнуть
из ковша вина или мёду. На Бабином Торжке и на площади перед Софийским собором
таких бочонков было по несколько штук. Бояре же праздновали коронацию государя
прямо на своих подворьях. Повсюду гудели рожки, звенели гусли, скоморохи
веселили других и веселились сами, и захмелевшие киевляне пускались в пляс. Эх,
народ, пей, гуляй до упаду! Веселись, ликуй, русская душа! И чтоб так было во
все дни правления первого Русского короля и всех его потомков до скончания
века, дай Бог им всем здоровья и долголетия!
в сопровождении пышной свиты направился в огромный зал на первом этаже,
остановившись на пороге, осмотрел ломившиеся от разнообразных кушаний столы.
Сразу же вспомнился другой пир, давным-давно отшумевший, на котором "взыграла
древлянская кровь" Давида, как любил впоследствии шутить тысяцкий Михайло.
Тогда Давид, разозлившись непонятно из-за чего, сжёг целого поросёнка. Правда,
сейчас нет ни самого воеводы, ни жареных молочных поросят на столе - всё-таки
пост, хоть и смягчённый... Но куда денешься от воспоминаний, да ещё таких
необычных! Пытаться выведать хоть что-нибудь на этот счёт у Давида было
бесполезно, однако он вряд ли стал бы вытворять подобные вещи из чистого
озорства, да ещё на глазах у послов его святейшества.