перекрестке вместо статуи Руфина красовался мраморный Элий. И это несказанно
Вера удивило. Он остановился и долго смотрел на изваянного в мраморе друга.
руками складок мраморной тоги. Рука неведомого дарителя положила на базу статуи
букетик цветов и несколько печеньиц. С ближайшей крыши голубь приметил добычу и
тут же устремился за жертвоприношением, выхватывая крошки из рук.
на прощание.
не узнавал. Вер нарочно смотрел людям в глаза, улыбался встречным, потом стал
здороваться со всеми подряд - напрасно. Ему отвечали, но как-то безлико - так
приветствуют чужака. Молодые женщины улыбались. Но лишь как интересному
молодому человеку. Наконец какая-то матрона, ответив на его приветствие,
внезапно остановилась, пройдя несколько шагов, и спешно повернула назад.
Все только этого и ждут. Все. - Она бросила это "все" весомо, как приговор
суда. К чему она его приговаривает? К арене?
пусть тебя вылечат. Ты должен вернуться на арену. Ты - самый лучший. Никто не
сравнится с тобой - ни Клодия, ни Авреол. Они бездари. Один ты - гений!
только раздражила.
нужны деньги?
облегчением. Прошел в сады Мецената и сел на мраморную скамью. Сообразил
наконец, что, кроме вот таких вспышек восторженности и ненужного теперь
поклонения, ему ничто не угрожает. Никто не знал о его поединке с Сульде.
Богам, чтобы заслужить почитание людей, надо хвастаться своими подвигами. Но
никто из людей не видел в нем бога. Только гладиатора. Вот незадача. Что надо
сделать, чтобы люди указали на тебя пальцем и сказали: вот бог. И упали ниц. И
умоляли и просили... Одеться в доспехи платинового сияния? Шагать по воздуху?
Метать молнии? Или сказать: "...никогда не будет правильным поступать
несправедливо, отвечать на несправедливость несправедливостью и воздавать злом
за претерпеваемое зло"*.
эти слова. Августа обожествили за то, что он утопил Рим в крови. Траяна
обожествили за то, что он покорил для Рима новые земли. А Сократа - нет. Не
стали.
желтые шары фонарей. Кто-то шарахнулся в сторону из-под ног. Будто живой коврик
лежал у скамейки, а теперь испуганно отскочил. Вер нагнулся и в полумраке
разглядел на дорожке какую-то тряпку.
нерешительности и страха. Черная дыра-рот то суживалась, то раздавалась вширь.
И вдруг звук - странный, протяжный, как завывание собаки, лишившейся хозяина,-
разнесся по садовой аллее.
протянул руку к тряпке, приманивая ее, как собачонку.
кольнула сердце.
подобном обличье - метнулся в заросли буксов. Те двое хотели броситься следом.
Но Вер заградил им дорогу. "Исполнитель" зарычал и хотел ударить. Вместо этого
сам очутился на песке. Сверху на него грохнулся его товарищ.
не было. Вер звал его, но бывший боец бессмертной "Нереиды" не пожелал
откликнуться.
Может, стоит присесть и подождать, пока Луций не появится вновь? Вер опустился
на скамью рядом с одиноко сидящим человеком. Лицо у незнакомца было серое,
вытянутое, с глубокими складками вокруг рта, голова обрита.
отчетливо, что Вер невольно вздрогнул.
выбросил вперед руку. Только реакция бывшего гладиатора спасла нынешнего бога.
Лезвие ножа распороло ткань туники. А человек вскочил и бросился бежать.
проиграл Сульде? И ничего уже нельзя изменить? И Рим будет катиться вниз... А
может, плюнуть на все, оставить Рим и податься в Небесный дворец? Прийти,
сказать, так и так... мерзкая земля, люди мерзкие, все грязь и тлен, не хочу
быть там больше, не хочу... пустите меня в ваши чистые сверкающие залы, в ваш
небесный Палатин... А на земле мне тошно и страшно... Я оказался слаб, не
готов... Ради кого я должен оставаться на земле? Ради Элия? Но Элий думает
только о Риме. Вот и пусть думает... а я не хочу... К воронам Элия и его Рим.
Ведь я бог... я бог...
платье из тонкого виссона. Гордо поднятая голова. Волосы белые-белые, будто
серебро. Что-то в ее походке привлекало. Вер не сразу понял - что. Женщина шла,
не касаясь земли. Вер ясно различал два радужных обвода вкруг тонкой фигурки.
Будто сложенные крылья, ярко расцвеченные, сверкали у нее за спиной. Крылья
бабочки. Вер обогнал незнакомку, глянул в лицо. Увидел обвисшие одутловатые
щеки, набрякший двойной подбородок, тусклые маленькие глаза под безресничными
веками.
свете уличных фонарей они сверкнули всем многоцветьем радуги. Но среди ярких
пятен и сверкающих кружков мелькали прозрачные истрепанные лохмотья. Будто
кто-то долго сминал в жестоких руках трепещущие крылья. Умирающая бабочка на
излете лета. И все же эти истрепанные крылья подняли Психею в воздух.
Психея... Душа... Старуха... Что ж это такое?! Что?! Вер наконец опомнился,
оттолкнулся от мостовой и устремился вверх. С тех пор, как он проиграл бой
Сульде, Вер не летал. Он поднимался, будто невидимая нить тянула его к облакам.
И чем дальше становилась земля, тем ярче разгоралось платиновое сияние вокруг
тела Логоса. В небесах было так хорошо.
исчезло вовсе.
теперь своих мыслей, как не было прежде своих чувств? Да есть ли у него и
сейчас собственные чувства? Ведь эмпатия - это чужое. Переживания людей
проходят сквозь него жестким излучением, меняя что-то в нем необратимо.
во тьму. Только в коридорах горели тусклые ночные лампы. Краем глаза Вер
заметил, как фигурка в голубом скользнула в раскрытое окно на втором этаже. Вер
подлетел к окну. В комнате никого не было. Он перелез через подоконник. Что-то
ему не нравилось в происходящем... что-то было такое... Он шагнул в коридор.
Фигура в голубом отворила дверь дальней комнаты и исчезла. Вер кинулся следом.
"Лаборатория изотопов", - значилось на бронзовой табличке. Дверь была
свинцовая. Вер содрогнулся. Войти следом не решился. Слишком хорошо знал, что
могут с ним сотворить Z-лучи.
гостя, как коза на горох.
язык съел. Отойди, вот так, и руки за голову. Что тебе здесь надо?
преграду, и та подалась.
дырявые. - Он заглянул внутрь.
Березин Федор
Бажанов Олег
Андреев Николай
Андреев Николай
Херберт Фрэнк
Прозоров Александр