он обходит скаковую лошадь. Никто на земле не может состязаться с ним. Да
и в небе из птиц разве что только сокол...
прямо под пещерой, потеряв последние остатки сил. Она лежала неряшливой
серой грудой, шумно вздыхала и беспорядочно дергала ногами, пыль покрыла
некогда блестящее оперение.
интересная игра закончилась так быстро, он был совсем не против побегать
еще. Пардус подошел вплотную к птице и потрогал ее лапой. Та дернулась,
щелкнула клювом, пытаясь поймать дерзкую лапу, но зверь вовремя отскочил.
Подняться сил у птицы уже не осталось. Глаза ее закатились, она замерла,
даже дышать перестала. Зверь еще раз потрогал ее. Птица никак не
отреагировала на новое оскорбление. Тогда зверь чихнул, повернулся и
собрался уходить.
живучестью. Другое дело, что ей сейчас придется дня два отлеживаться. Но,
полагаю, оправится.
Чани свистнул ему. Зверь дернул ушами. Чани свистнул второй раз, и пардус
вприпрыжку, пританцовывая, направился к ним. Присел, внимательно осмотрел
путников. Его глаза продолжали лучиться весельем. Чани поманил его рукой.
Зверь подумал немного и послушался - подошел к нему и, хрипло мурлыча,
стал тереться о грудь, как простая домашняя кошка. Чани почесал ему за
ухом, зверь довольно заурчал, встал на задние лапы, положил передние ему
на плечи и длинным горячим языком старательно облизал Чани обе щеки.
Хани пальцем.
Это совершенно особый зверь, его нельзя равнять с простыми дикими
животными.
Совсем неуловимо, незаметно, но в сердце поселилась тревога. Может, от
того, что небо начало наливаться недобрым, зловещим красноватым свечением?
Или в воздухе разлился едва уловимый привкус горечи, от которого хотелось
кашлять?
мешался с чахлой коричневатой землей. То и дело попадались непонятные
белесые проплешины, точно кто-то высосал краски из земли. Снова поднялся
ветер. Правда, на этот раз он нес солоноватый привкус недалекого моря, но
опять в нем летела стылая ледяная крошка, больно режущая лицо. Жиденькие
бледно-коричневые кустики послушно мотались в такт порывам ветра и,
казалось, корчились от боли. Хани поддался нахлынувшему чувству тревоги и,
прикрывая ладонью красные, слезящиеся глаза, то и дело напряженно
вглядывался вдаль, пытаясь разгадать: какая же опасность подстерегает их
на сей раз? Но впереди колыхалась однообразная серая муть с коричневыми
разводами. Похоже, им предстояло забыть, что существуют в мире иные цвета,
кроме трех: черного, серого, коричневого. Видимо, те же опасения испытывал
и Чани, потому что он часто хватался за рукоять меча, кусал губы и
беззвучно шептал какие-то проклятия.
представить. Все заполнил белесый оттенок выцветшей на солнце ткани. Все
цвета как бы растворились друг в друге, образовав неописуемый словами
отвратительный оттенок, какую-то невидимую, непрозрачную жидкость,
затопившую все вокруг. Постепенно пропала линия горизонта, они брели
наугад, руководствуясь только интуицией, особенно когда исчезли коричневые
холмы слева, еще позволявшие кое-как ориентироваться. Воздух наполнился
протяжным приглушенным низким звуком, напоминавшим рокот очень далекой
каменной лавины.
поднимается в воздух, переворачивается, крутится... Хотя по-прежнему
прочно стоял на земле. Все плыло перед глазами, рот заполнила вязкая
слюна, дышать стало трудно, как в бане, заполненной обжигающим влажным
паром. Рядом болезненно вскрикнула Рюби, охнул и застонал Чани.
различил, как прямо на глазах бледнеет его черный плащ, словно кусочек
бумаги, пропитанный тушью, бросили в воду. От плаща расходились дымчатые
черные разводы, таявшие в воздухе, а сам он белел. То же происходило с
сапогами, дорожными сумками...
землю. Он бросился, подхватил ее.
звенел, разбрасывая синие искры. Вокруг светящегося лезвия этот непонятный
туман как будто стал пореже, синева не перетекала в него.
оказалось сильнее Рюби. Ее нужно было спасать. Но как?
предметов: из растений, даже из камней. Хани вспомнил сияющий рубин,
который им дал когда-то Дайамонд. Видимо, бледнел и он. Значит, туману
нужен красный цвет. Красное... Что же красное у него есть? Только одно...
руке лезвием. Горячая дымящаяся струя крови хлынула из раны. Часть ее
впиталась в лезвие, а часть - начала растворяться в прозрачном тумане,
окружавшем их. Красные, вишневые, малиновые стрелки пробежали в разные
стороны... Тотчас раздался протяжный стонущий звук, исполненный такой
ненависти, что его шатнуло. Он испугался, что Рюби стало совсем плохо. Но
это стонала не она. Еще раз эхо пролетело мимо них, и разом, как исчезает
кусок льда, брошенный на раскаленную добела плиту, пропало душившее их
наваждение.
разрезанную руку Хани, закусив губу, поднялась и стала торопливо бинтовать
ее куском из холста своего мешка.
для меня, - ответила Рюби. - Ведь я всего лишь... - Она болезненно
поморщилась.
выносит живой цвет. Даже капля крови была для него страшной отравой. Так
же, как... - Она не договорила. - Спасибо.
стал точно таким же, как и его собственный, с той лишь разницей, что
светился не синим, а пронзительным зеленым цветом. Гораздо ярче, чем
изумруд.
рубить камни.
несколько для иного.
уклонилась от прямого ответа.
крови? - поинтересовался Чани. - Они созданы черными руками?
разные руки. Меч может принести людям свободу, а может поработить их.
Черный меч не может творить добрых дел, а эти - не могут быть использованы
во зло. Они сразу погаснут, превратившись в бесполезные игрушки.
казался беседой на чужом языке, он так и не понял, о чем идет речь.
пролить свою кровь, чтобы спасти кого-либо, сможет придать этим мечам
волшебную силу, - ответила Рюби. - Когда-то, очень давно, их было выковано
четыре. Зеленый, синий, красный и голубой. Земля, вода, огонь и воздух
отдали им свою силу. Свою _ч_и_с_т_у_ю_ силу, - подчеркнула она. - И если
они соединятся все вместе, то нет такого зла, которое устояло бы перед
ними. Хотя по отдельности они не всемогущи.
так, что воздух зашипел, разрезанный сияющим лезвием.
Мережковский Дмитрий
Самойлова Елена
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Орловский Гай Юлий