Чтение 24–й страницы книги ~Губитель максаров~

королевских гадов камнями побили?

- Ой, тут про это столько слухов ходит, что сразу и

не разберешься!

- Но ведь там многие себя героями проявили. Особенно этот... как его...
Шило.

- Пика! Шед Пика! - радостно закивал писарь.

- Кто он хоть такой?

- Раньше простым воином был. Даже многозарядку ему не доверяли. С копьем
ходил. А теперь уже старший брат второй степени. Под его началом тысячные
отряды ходят.

- Ты сам-то хоть знаешь его?

- Видеть-то видел, - замялся писаришка. - А разговаривать не приходилось.

- Что так?

- Кто теперь он, а кто я? К нему сейчас так легко не подступишься.

- Как я посмотрю, порядки у вас еще почище, чем при королевском дворе. А
еще вольными братьями называетесь.

- Сами знаете, что теперь и братья на категории делятся. Раньше было три,
а теперь двенадцать. Вот вам и вся воля.

- Ну это не твоего ума дело... Ты лучше скажи, какой этот Шед из себя?
Может, я его и знал раньше. Высокий, светлоглазый, с бритой головой. И рука
сухая, в локте не сгибается. Он?

- Нет! - категорически возразил писаришка. - Шед Пика рост имеет
действительно не маленький, но в остальном вполне обычный человек. Глаза
темные. Волосы, как шерсть у нестриженого барана. Обе руки нормальные. Правой
пьет, левой наливает. Спутали вы что-то...

- Может, и спутал... Ну ладно, к этому вопросу мы еще вернемся. А сейчас я
хотел бы побеседовать с кем-нибудь из его соратников. Ведь и среди них должны ,
быть герои. Для лихих воинов нам наград не жалко.

- Каких соратников? - сразу насторожился писаришка. - Которые вместе с
Шедом у озера сражались?

- Именно!

- Нет их уже в живых, - писаришка скорбно потупился. - В следующем же бою
и погибли. Шли в первых рядах и приняли на себя главный удар врага. Полегли,
как трава под косой. Даже в могиле вместе лежат. Могу показать.

- Вот так номер! - искренне удивился Хавр. - Неужели ни один не уцелел?

- Подождите-ка... - На лице писаришки появилось растерянное выражение. -
Один, кажется, остался... Или нет... Нет, все погибли, точно! Я списки
самолично переписывал.

В то же самое время на другом конце лагеря Окш бесцеремонно разбудил Шеда
Пику, крепко спавшего после вылазки во вражеский стан.

Бывший матрос, благодаря необыкновенному стечению обстоятельств занимавший
сейчас одну из самых высоких ступеней в иерархической лестнице вольных братьев,
жил в состоянии перманентного ужаса перед этим загадочным человеком, официально
состоявшим при нем в должности не то советника, не то душеприказчика.

Даже в разведке, даже в рукопашном бою Шед Пика не отдыхал душою от чужого
пристального внимания, способного и к месту приковать, и языка лишить, и
заставить говорить что-то такое, от чего у него самого волосы дыбом вставали.
Его жизнь была жизнью куклы-марионетки, которую смеха ради наделили сознанием,
но лишили возможности самостоятельно управлять своими словами и поступками.

Шед корчился от страха, а ноги сами несли его вперед, навстречу пулям. Он
готов был плакать над каждым погибшим братом и в то же время хладнокровно
мостил болота гатями из человеческих тел. До этого никого не обидевший всерьез,
он нынче пачками выносил смертные приговоры слабодушным, вороватым и
нерасторопным.

Постоянно находясь в состоянии тяжелейшего душевного расстройства, Шед
пытался лечить его то посредством баклажки крепкого вина, то с помощью
карманной многозарядки, однако так и не сумел ни одурманить свою бедную голову,
ни расколоть ее пулей.

Вот и сейчас он всеми своими силами цеплялся за остатки сна, дававшего
хотя бы краткое забвение, но нависшая над ним ненавистная, постылая тень тянула
жилы и выматывала душу.

- Вставай! - требовал Окш. - Не притворяйся. Я ведь знаю, что ты не спишь.
Вставай или почувствуешь сейчас то же самое, что и тот ездовой, которого ты
приказал бросить в котел с кипятком.

- Это не я приказал, а ты! - огрызнулся Шед (когда они оставались наедине,
Окш иногда позволял ему такое). - Ты управлял моим языком! А сам я в это время
рыдал в душе!

- Он продал врагам целый воз многозарядок. Сто штук. Сто твоих братьев
завтра пойдут в бой безоружными. А королевские стрелки выпустят по ним на сто
пуль больше. И это только за один залп. Ты размазня, а не воин.

- Разве я спорю! Да, я размазня! Да, я трус! Отпусти меня! Сделай опять
простым копьеносцем! А еще лучше - убей! Я больше не могу так, понимаешь?

- Когда будет нужно, ты умрешь, но умрешь героем, - холодно ответил Окш. -
И твоя смерть вдохновит других. Однако время для этого еще не пришло. Поэтому
успокойся. Лучше будет, если ты успокоишься сам, без моей помощи... Вот так-то!
А теперь отвечай, что ты видел, когда ходил в разведку? Где королевские войска?

- Мы дошли до самой реки... Не помню, как она называется. И видели только
потухшие костры, обглоданные кости, брошенные повозки да свежие могилы. Мост
сожжен, а на другом берегу слышен шум обозов, сигналы труб и лязг железа.
Похоже, враги отступают.

- Или меняют позицию. - Окш был необычайно хмур. - Ты же знаешь, что
опасность я чую нутром. Пока идет война и враг рядом, эта опасность просто
роится вокруг, как мошкара над здешними болотами.

Я уже стал привыкать к этому чувству. Но сейчас оно стало просто
нестерпимым. Как чесоточный зуд. Вот я и думаю, с чего бы это? А что, если эта
королевская сволочь хочет обмануть нас?

- Откуда им взять силы? - возразил Шед. - Их армия уменьшилась чуть ли не
вдвое.

- За хорошие деньги можно собрать новую армию или даже перекупить половину
нашей... Примером может служить тот возчик... Нет, что-то здесь не так. Пока
сам не разберусь - не успокоюсь. И ты тоже хорош. Ведь обещал же привести
языка.

- Впереди все пусто до самой реки. Мы даже собак не видели.

- Кто-то идет сюда! - насторожился Окш. - Кажется, вестовой.

Снаружи лязгнули скрестившиеся копья, и стражник гаркнул:

- Куда прешь, ублюдок! Старший брат отдыхает! И велел себя не беспокоить!

- Мне-то что! - презрительно фыркнул невидимый вестовой. - Пусть спит. А
когда проснется, передайте, что к нему какой-то важный чин прибыл. Чуть ли не
от верховного стряпчего. Награды раздавать будет.

- Всем? - живо поинтересовались стражники.

- Нет, только особо отличившимся.

Повинуясь безмолвному приказу Окша, Шед отдернул полог шатра и нарочито
бесстрастным голосом промолвил:

- Пусть зайдет. Я приму его. Но много времени уделить не могу.

Когда торопливые шаги вестового затихли вдали, Окш сказал:

- С приближенными верховного стряпчего отношения портить не стоит. У тебя
свои дела, у него свои. Прими его с почетом, но отшей побыстрее. Говорить
старайся сдержанно и с достоинством. Однако не сболтни чего-нибудь лишнего. Не
забывай, я буду неподалеку.

Напоминать об этом не стоило. Это и так сидело в голове Шеда как гвоздь.

После того, как подобающие случаю приветствия закончились, гость, скромно
назвавшийся представителем наградной комиссии, передал Шеду устную
благодарность верховного стряпчего, а от себя лично вручил мешочек с деньгами.

Шед равнодушно отодвинул подарок в сторону (ну зачем, спрашивается, деньги
тому, кто мечтает о самоубийстве) и, запинаясь, поблагодарил тех, кто так
высоко оценил его скромные заслуги. Среди вольных братьев особо витиеватый слог
был не в чести, впрочем, бывшему матросу даже просторечье давалось с трудом.
Обычно он изъяснялся словами, исходившими от Окша, но тот сейчас почему-то
самоустранился.

Гость, в свою очередь, попросил Шеда поведать во всех подробностях об
эпохальном сражении у озера, ознаменовавшем собою перелом в ходе военных
действий.

Шед, чтобы хоть немного отдалить возвращение своего мучителя, затянул
сбивчивый, косноязычный, лишенный внутренней логики и в общем-то лживый рассказ
об истории, начавшейся позором и окончившейся триумфом. Так, например, в нем и
словом не упоминался остров с маяком, его всесильный хозяин и десант в тыл
королевских стрелков, а сама победа объяснялась только личным мужеством горстки
вольных братьев и чрезмерной самоуверенностью врагов.

Хавр слушал вполуха, а сам тайком изучал собеседника, который вполне мог
оказаться таинственным Окшем Сухоруким, на чьи поиски было истрачено столько
времени, сил и денег.

Надо сказать, впечатление у Хавра сложилось самое удручающее. Конечно, он
и не ожидал, что Окш Сухорукий будет по-прежнему соответствовать всем своим
приметам. Но допустить, чтобы юноша, только еще входящий в пору расцвета,
позволил -пусть даже из чувства самосохранения - так состарить себя, было
просто невозможно.

У человека по имени Шед в начавших редеть волосах проглядывала седина, его
нос и щеки покрывали склеротические прожилки, в уголках тусклых глаз копился
гной, а из щербатого рта несло помойкой. Большинство очевидцев отзывались о нем
как о храбром и стойком воине, остром на язык и быстром на решения, а Хавр
видел перед собой опустившегося, сломленного жизнью, глубоко несчастного
бродяжку, у которого не было сил даже на напускное фанфаронство.

Такой человек не мог совершить даже сотую долю того, что ему приписывали.
Уж если Окш Сухорукий и был притворщиком, то притворщиком гениальным.

Рассказ уже близился к завершению, когда Хавр, Немало времени проведший в
беседах с единственным уцелевшим после побоища королевским стрелком, вдруг
спросил:

- А кто был в лодке?

- Какой лодке? - натужно удивился Шед, которому строго-настрого было
запрещено упоминать об этом эпизоде боя.