отыщется?
был прав. Он подозревал меня, он держал меня при себе, полагая, что так легче
меня контролировать, он, наконец, созвал свою бригаду, чтобы не потерять шанса
меня разоблачить.
знакомых среди них не оказалось.
проверялось, но проверялось с трудом. Начало - пограничная застава на Дальнем
Востоке. Потом попытки ходить матросом на траулере - нет, оттуда у нас в
Меховске никого нет. А потом поездка моя в Карабах. И карабахцев не нашлось. На
это мы и рассчитывали. И наконец, Абхазия, но не просто Абхазия, а горные
ущелья, откуда мы выкуривали грузинские заставы. Один парень, приземистый, с
ранним брюшком, оказывается, в Абхазии побывал, но в "МС", после меня. А потом
я поведал им, как в последние два года подался в Африку и старался отыскать
себе кусок хлеба с маслом. Таких здесь не было, мой рассказ, сдержанный,
недлинный, вызывал ко мне уважение. Они поверили, что я не вру. И я внушал им,
что не вру, насколько хватало сил.
земляка, с которым у костра сидел или в одном окопе ошивался.
Юрик, не любишь ты чистить мою тачку, а учти, что от ее состояния зависит мой
авторитет. Сегодня вечером встречаем важных гостей, и чтобы машина сверкала,
как водопад Ниагара.
потрепаться, как там в Москве, что говорят о пенсиях. Поговорили и о простых
вещах, как собираюсь жить, где, не делить же квартирку с Аркашкой, у него мать
приезжает из деревни - чертов городишко, где нельзя укрыться!
постарался запомнить их имена - но имена были такими же стертыми и
незначительными, как их лица. Так, неприкаянный народ, пушечное мясо, правда
пока еще живое.
пускай Порейко ищет придирки в другом. Мне так даже интереснее.
пить.
занимать, может, и невысокие, но ответственные должности.
сбегал.
купался, даже не раздевался на свежем воздухе, у него была чиновничья,
писарская сероватая кожа.
был милиционерским.
шло, сиреневое платье, волосы уложены в пучок на затылке - она была благородна
до безобразия. Мне захотелось поцеловать пыль у ее ног. Это была опасная
женщина, но Порейко об этом вроде бы не догадывался.
дверь, привычно, - он не впервые открывал ей дверь.
всего-навсего прапорщиком по интендантской части, а ощущал себя Наполеоном на
том самом мосту.
был предвзят - все в том городке называли станцию вокзалом. Этим городок
сравнивался с Тверью.
ждали какого-то друга или начальника, и Порейке надо было показаться со свитой.
простоквашей и творогом, милиционер и будущие пассажиры с баулами и полосатыми
сумками.
надо бы цветов принести, букетик. Купим?
добегу, у нас пионы не отцвели.
представлении подношение букета пионов, плебейского цветка, было равнозначно
оскорблению высокого лица. Именно тогда я понял, что люди, которых мы
встречаем, относятся именно к высоким лицам.
этикета.
объяснить нам, как положено себя вести графьям.
преподносишь розы, смотря по своему имущественному состоянию. Но обязательно
розы или в крайнем случае гвоздики. Потому что эти цветы выращивают специально
для торжественных случаев.
хотел расширить свой кругозор, а не смел смеяться над учителем и наставником.
начальник станции и, приложив руки рупором к губам, крикнул, что через пять
минут на первую (и единственную) платформу прибывает скорый поезд Тверь -
Архангельск. Номера вагонов с головы поезда.
нету. Они себе отдельное купе взяли. Мне был звонок, - сообщил нам вождь,
нервничая и теребя блестящие пуговицы военного френча.
станцией, прогремев всеми суставами. Поезд был старым, ржавчина просвечивала
сквозь зеленую краску вагонов.
купить продуктов, заглянуть в буфет, а может, купить областную газету в киоске,
открывшемся специально для такого случая.
и несвежих майках, а потом наступила пауза, и на площадку вышел настоящий
генерал, орел, молодец, я его, кажется, даже видел как-то на телеэкране. Матвей
Семенович Чулков собственной персоной.
толстячков, которые красят и укладывают волосы и даже носят корсет и играют в
городки. Генерал красиво помахал нам рукой и начал осторожно, медленно,
изображая бодрость, спускаться по ступенькам вагона.
сильным духом.
протянула генералу руку словно для поцелуя - и опереться на такую руку мог
каждый, даже Геркулесу не стыдно.
нам повезло!
не выдержала бы сравнения. Несмотря на теплый вечер, Марков был в шляпе и в том
слишком большом и широком пальто, которое таскают нувориши, чтобы отличаться от
меня.
схватил лицо генерала в жадные ладони и впился в него губами (а может, и зубами
- зрелище было страшное). Но генерал не испугался, он был боевой генерал. Он
обнял пухлыми лапками плечи Порейки, потянул к себе, чтобы удобнее было
ответить поцелуями на поцелуи. Затем, полагая, что ему надо целоваться и
дальше, генерал кинулся ко мне, а я, не ожидая нападения, убежать не успел. Он
меня тискал, как насильник в подъезде, урчал, слюнявил, и от него воняло
чесноком и водкой.
корниловского офицера - я, честно говоря, не помню, какой из белогвардейских
полков носил черные мундиры с черепом на левом предплечье. Фуражка у него была
тоже черная. Он был красив и суров красотой гестаповских плакатов. И притом
скрипел множеством ремней и портупей. Несколько снижался образ гауптштурмфюрера
тем, что в руке он тащил объемистый генеральский чемодан.
польщен. Наслышан о ваших успехах, мать твою.
испугался, не сочтут ли его слишком интеллигентным, и пресек заранее подобные
подозрения.