Чтение 24–й страницы книги ~Ведьмин век~

Фен лежал на полочке для шампуней. На той самой, что каким-то чу-
дом удерживалась на двух ржавых шурупах, кренилась, нависая над краем
ванны; теперь на ней лежал подарок Клава Дюнке, фен, и тихо ворчал,
включенный на минимальную скорость. Не веря себе, Клав проследил путь
черного витого провода - тот прочно сидел в розетке.

Как она могла его оставить?! И как он, дурак, мог не заметить
включенного фена, он же не самоубийца?.. Или он сошел с ума, и, когда
он нырял в пену, никакого фена на полочке не было?..

Давным-давно был какой-то фильм. Смешной и одновременно страшный,
они смотрели его вместе с Дюнкой в летнем кинотеатре, где немилосердно
кусали комары и вились в потоке света ночные бабочки... Там девушка,
которую преследовал убийца, толкнула злодея в ванну и следом швырнула
включенную электрическую вещь...

Собственно, фен и швырнула. Редко кто держит в ванной телевизор
или настольную лампу. Какой он идиот...

Осторожно, стараясь, чтобы верхушка пенного сугроба не коснулась
полочки для шампуней, он взялся руками за скользкий край ванны. В этот
момент полочка дрогнула, потому что срок службы двух ржавых шурупов
подошел к концу.

Клав замер, ощущая в животе сосущую, томительную пустоту.

Фен, продолжая деловито ворчать, подполз ближе к краю полочки.
Белый пластмассовый наконечник потянулся к воде, будто морда изнурен-
ного жаждой животного. Почуяв слабое, но ощутимое дыхание теплого воз-
духа, пена дрогнула и осела; обнажился пятачок открытой воды, малень-
кая полынья. Фен медленно, но неудержимо соскальзывал, путь его пере-
ходил в падение, и странно, что эта доля секунды длилась для Клава
несколько томительных долгих минут.

Ему вспомнились не история его жизни, не мать и не первый поце-
луй. Ему вспомнился старый лум, тяжело облокотившийся на кладбищенскую
оградку. С больными глазами на умном, хотя и вполне заурядном немоло-
дом лице. Темные ветви старой елки. Все.

Нет!

Никто и никогда не учил его этому жесту. Он выбросил вперед обе
руки, отталкивая призрак надвигающейся смерти, и вода в ванне взметну-
лась волной, будто желая слизнуть падающий фен... или отбросить его
прочь.

Непонятно, почему электрическая игрушка на миг приостановила свое
падение. Вероятно, зацепилась за что-то тяжелая ребристая рукоятка;
Клав уже выпрыгивал, увлекая за собой потоки воды и хлопья пены. Вот
под босыми ногами шершавый резиновый коврик, вот мокрая рука хватает
за витой шнур...

Он почему-то уверен был, что шнур не поддастся - но вилка вышла
из розетки легко и беззвучно, и, увлекаемая слишком сильным рывком,
пролетела через всю ванную комнату, ударилась о стену, отскочила и
шлепнулась в воду - сразу же вслед за отключенным феном, который
все-таки упал.

Клав стоял в остывающей луже. С накренившейся полочки по очереди
соскользнули в ванну бутылка шампуня, кисточка для бритья и пузатая
мыльница; фен неподвижно лежал на белом дне. Как утопшее чудовище.

Потом спину его лизнул прохладный воздух. Приоткрылась незапертая
дверь.

Дюнка стояла на пороге и молчала. Переводила непонимающий взгляд
с голого дрожащего парня на ванну в поредевших клочьях пены. И обрат-
но.

- Вот, - Клав неестественно, тонко хохотнул. - А меня чуть не
поджарило...

Дюнка молчала. В напряженных глазах ее стояло выражение, которого
Клав не понял.

* * *

Ивга очнулась от полусна, когда внизу послышались шаги. Задержав
вдох, Ивга вслушивалась в чужое молчаливое присутствие - вошедший пос-
тоял рядом с фикусом, а потом отчего-то повернулся и вышел. Она не ус-
пела перевести дыхание - когда в подъезд вошли снова, и Ивга ощутила
знакомую уже тошноту.

Прижимая к себе сумку, она кинулась наверх. Она рвалась на третий
этаж, на четвертый, на чердак - однако после первого же пролета у нее
подвернулась нога, и потому пришлось попросту забиться в темный угол.
Зная, по крайней мере, что от бронированной черной двери ее разглядеть
невозможно.

Присутствие инквизитора сделалось еще тяжелее. Еще ощутимей и
жестче; сквозь стук крови в ушах Ивга слышала шаги. Сперва решитель-
ные, неторопливые, потом, после паузы - замедленные, будто в раздумье.

- Кто здесь?

Удар. Ивга скорчилась, зажимая рот ладонью. Боль накатила и ушла;
сквозь мокрые ресницы она разглядела уходящие вниз ступеньки. А на
ступеньках - ноги в темных ботинках. Совершенно сухих, несмотря на
дождь.

- А вот не надо было этого делать, Ивга.

Она вдохнула так глубоко, как только могла. Невидимый напор схлы-
нул, оставив только слабую тошноту и озноб.

- Не надо подстерегать за углом. Опасно... Давай, поднимайся.

- Я не хочу на учет, - сказала она, вжимаясь спиной в холодную
стену. - Я не хочу в тюрьму. Я не стану там жить, не хочу...

- Ой, Ивга, - в усталом голосе ей померещилось раздражение. - Мне
бы твои проблемы.

Первым делом Клавдий открыл холодильник и тупо уставился в его
сытые, пестреющие кастрюльками недра. Есть он не хотел ни капельки -
но созерцание еды помогало сосредоточиться и создавало иллюзию дея-
тельности. К тому же человек, возящийся с холодильником, не может ка-
заться страшным. По крайней мере Клавдию так казалось.

Митец-младший был не прав. Невеста его и не думала отсиживаться в
объятиях одной из многочисленных, по мнению Назара, подруг. Человек,
ночевавший три дня у подруги, не так выглядит. И выражение глаз у него
тоже не такое.

- Не время, - сказал он будто бы сам себе. - Вот уж не время не-
учтенной ведьме слоняться по улицам и ночевать на вокзалах.

Он не видел Ивгу - но сразу ощутил, как она вскинулась. Вообра-
зит, что он читает мысли. Или наводнил город шпионами...

Позавчера он вроде бы ее вспоминал. Ах да, она ведь звонила... И
он перезванивал Назару. А Назар...

- Ты долго меня ждала?

Вздох.

- Не знаю... У меня часы стали...

Клавдий вздохнул:

- "Стали мои часы, стали,

Имя мое забудь, стали...

Золотой цветок в мире стали -

пробил час, и часы стали..."

Он бессмысленно повертел в руках упаковку ветчины. Интересно, что
же с ней теперь делать... С Ивгой, не с ветчиной. Что с ней делать,
особенно в свете собственного вчерашнего приказа...

Он вернулся в гостиную. Девушка стояла у дверей, на свободном от
паласа пятачке, не снимая мокрой куртки, не опуская на пол видавшей
виды спортивной сумки.

- Со вчерашнего дня, - Клавдий подбросил на ладони упаковку вет-
чины, - вернее, со вчерашнего вечера, резко усложнилась жизнь всех без
исключения ведьм... во всех провинциях. То есть она усложнилась рань-
ше... когда начались самосуды. В одной только Рянке... ну да ладно,
это служебные сведения. А Вижна, ленивый город, обходилась пока пике-
тами... - некоторое время он рассматривал этикетку на упаковке. - По-
чему на ветчине рисуют улыбающихся свиней? Их что, радует перспектива
копчения?

- Не больше... чем ведьм, - через силу отозвалась Ивга. - Скоро в
супермаркетах... появятся детские наборы "Сожги ведьму". Охапка
дров... и красочная этикетка. С улыбающейся... - ее голос сорвался.

- Раздевайся, - сказал он сухо.

Ее напряженные глаза напряглись еще больше; Клавдий криво усмех-
нулся:

- Я имел в виду - сними куртку... И кроссовки тоже сними.

Бросив ветчину на диван, он прошел к телевизору. Рассеянно щелк-
нул пультом.

На информационном канале вещал худенький, смуглый, похожий на
птицу обозреватель; он говорил не о ведьмах, и в душе Клавдий был ему
благодарен. Мир не состоит из одних только ведьм. Даже когда ведьм
очень много...

- Ты звонила Назару? - спросил он, глядя, как место смуглого пти-
цеобразного парня занимает женщина со спортивной стрижкой.

Ивга перевела дыхание:

- Я не пойду не учет. Они... Я не пойду!

Клавдий поднял телефонную трубку.

До крови закусив губу, Ивга смотрела, как цепкая, с узором вен
рука набирает короткий номер. Скрежет падающей решетки; цепи и вонь
факелов. "У меня в доме ведьма. Пришлите машину..."

Она поступила так, как от нее того ждали. Она сдалась на милость