социализма и занятых теперь изысканными студиями разбогатевших авангардных
дизайнеров, элитарными издательствами и компьютерными фирмами, за
скалистой горой собора начинался квартал совсем сомнительный. Там, на
территории, действительно принадлежавшей давно закрытой старой тюрьме,
обосновались любители травки и ширяльщики, бродяги, приторговывающие
оружием из идейных соображений, однополые семьи, восточные революционеры,
состарившиеся американские шестидесятники, дезертиры, беспощадные борцы за
чистоту природы. К старым тюремным корпусам жались хибары из кривых досок
и жести, а брандмауэры самих корпусов были расписаны кляксообразными
литерами лозунгов и птиценосыми фигурами из комиксов в устаревшем стиле
"Желтой субмарины". Среди хибар и фресок бродили огромные белые собаки,
здесь на них была мода, и грязные дети. На дорожках гнили старые листья,
чавкала грязь. Торжество левых идей здесь, в небольшом районе, выглядело
точно так же, как торжество левых идей где бы то ни было. Правда, в баре
свободно продавалось пиво, и хотя полы в баре были, вероятно, самыми
грязными в западном мире, пиво, как и всюду, было нормальное. А если
присмотреться к посетителям бара, можно было и в них обнаружить - под
цветным рваньем, кожей, молниями, черными майками, серьгами, выбритыми
затылками и косичками - старательных и аккуратных школьников на каникулах
и умелых мастеровых, костюмированных для рекламы. Настоящих чокнутых было
процентов десять. Они и выглядели по-настоящему: довольно аккуратно, но
старомодно и потерто, хотя и стильно одетая пьянь. Розовые набрякшие лица,
плывущие глаза и тонкие ноги женщин - одинаковые у пьющих баб от Трех
Вокзалов до, вероятно, Патагонии.
тело баржи возникало гигантской тенью, небольшие катера поблескивали
легкомысленными разводами декоративных росписей, яхты светились будуарными
окошками кают. Вечная контрабанда жизни шла вполголоса на палубах. Вода
была беззвучна и лежала тяжело, ровно.
- водитель и еще один человек на заднем сиденье, напряженно глядящий
вперед. Шляпу он снял и держал на коленях, и когда в глубь машины проникал
случайный свет редкого уличного фонаря, мертвенно белела лысая голова и
желто-красным звериным огнем вспыхивали неподвижно, внимательно глядящие
глаза.
ботинках "Doctor Martin", в узких, высоко подвернутых джинсах и старых,
обвисших драповых пальто с блошиного рынка - вели под руки невысокого,
полного и очень элегантного господина в длинном светлом плаще. Господин
шагал неуверенно. Машина остановилась. Трое подошли, шофер открыл правую
переднюю дверцу, и маленький господин тут же оказался на сиденье рядом с
ним. Дверца захлопнулась, парни остались снаружи - один прямо возле
машины, другой отошел чуть вперед, закурил...
маленький живо обернулся на звук его речи, обнаружив темную повязку,
закрывающую почти все его лицо, от поросшей редкими черными кудрями
неаккуратной плеши до скошенного подбородка в редкой же черной бороде, -
скажи ему, что у нас все идет по известному плану. Поворот произойдет. Он
уже произошел, как известно, но мы на этом не остановимся. Теперь человек,
о котором мы говорили в прошлый раз, будет всегда действовать по нашему
плану. Повтори это ему, он должен понять. Поэтому и дальше все должно идти
по нашему общему плану. Скажи ему, что они начали неплохо, но если они
остановятся на половине дороги, ни им, ни нам не удастся ничего. Объясни
ему, что на этот раз ни мы, ни они не можем отступать - надо показать
всем, что идея жива. Скажи ему...
Повернув теперь уже к нему перетянутое черным лицо, маленький внимательно
слушал. Когда переводчик закончил, в машине зазвучал тонкий, детский
голос, придыхания восточной речи плохо сочетались с таким тембром.
происшедшего, - перевел шофер. - Они не придают значения неудаче...
- У нас утечки не было, он блефует...
переводил его, в его собственном голосе был едва уловимый оттенок усмешки.
шла только по нормальным каналам: вам и им. Он говорит, что они не могут
получить только ту информацию, которой не существует.
машину клекотом.
сатанинскому духу индивидуализма бедные страны снова противопоставляют
единую силу народов, которые не променяют на дьявольский соблазн
благополучия великое счастье умереть за общее равенство. Он говорит, что
вся история есть история противостояния человеческого моря Востока
западным жрецам горделивой личности. И они счастливы, говорит он, что
великая евразийская держава, сбившаяся на несколько лет со своего
исторического пути, возвращается в сообщество покорных единому Аллаху.
под руки. Раздался едва слышный стук мотора, по каналу - темное на темном
- скользнул катер и пристал точно в том месте, где остановились трое.
старого дворца, мимо быстро сменившихся окраинными коттеджами деловых
небоскребов черного стекла - на шоссе, к аэропорту. Лысый надел шляпу,
откинулся, прикрыл погасшие желтые огоньки тонкими, как у птицы, веками -
задремал. Шофер смотрел на дорогу, выражение лица у него было
устало-брезгливое. За три года службы в резидентуре ему осточертели эти
визитеры, не знающие ни одного языка и обращающиеся к нему не то что без
имени-отчества - просто "ты", без имени. Этот еще оказался приличней
других: прилетел, сделал дело - и назад. Не шастал днем по магазинам, не
поручал поиски всякого дерьма на распродажах по бабьему списку. Видно,
действительно - с самого верха. Впрочем, все равно сволочь...
не вышел из каюты, в ее освещенных окнах вообще не было видно людей. И то,
что катер тихо скользил, что тихонько бормотал под палубой двигатель,
наводило на мысль о призраках, таких уместных среди черных домов, черной
воды, черных шпилей на черном небе и черных человеческих фигур, неподвижно
стоявших на палубе.
отпустили его и отошли в сторону. Господин, вытянув короткие ручки,
пытался нащупать перед собой и по сторонам какую-нибудь опору, но ничего
не находил. Черную повязку он снять не пытался - видимо, соблюдая
достаточно серьезный уговор. Тем временем один из парней на цыпочках,
беззвучно, шагнул ему за спину и вынул из кармана чуть блеснувшую тонкую
цепочку. Это была обычная, сантиметров в тридцать пять цепочка для ключей,
и на одном ее конце действительно звякнули нанизанные на кольцо ключи, а
на другом болтался брелок - маленькое, но тяжелое каменное яйцо. В случае
необходимости, хорошо раскрутив цепочку, этой штукой можно было проломить
висок.
вышедший из глотки маленького человека крик. Тут же убийца стянул концы
цепочки под затылком - они едва сошлись на толстой и короткой шее - и, еще
раз резко рванув, разведя руки в стороны, задушил человека. Потом он снял
с его шеи цепочку и сунул в карман.
положил его в свое пальто.
набережной мешком. Катер быстро шел к мосту, парни, наклонившись,
трудились над трупом.
заложенные во все карманы плаща, пиджака, брюк небольшие взрывные
устройства разнесли его на куски. Взрыв из-под воды был почти не слышен.
Куски не должны были всплыть - к рукам и ногам, голове и груди стальной
проволокой были примотаны грузила от больших сетей.
Покачиваясь, распахнув пальто, он мочился с борта. - Life is life, eh? We
don't need this kid more. He has made his last connection - our bosses can
have their fucken caviar at their fucken dachas... Well. I hope, his
blackassholes, his friends willn't find him for reconstruction. I don't
wish such bad thing to them, to our dear friends from the East...
You are so brave here... But I wonna see you in Lebanon... With your
fucken chain...
них? Это они действуют, а не я. Это ведь так элементарно, и всюду
написано, вы не могли этого не читать. Ну, вспомните же, Татьяна удрала
такую штуку, вышла замуж! И он удивился, а сделать ничего не мог. А ведь
не мне, согласитесь, чета, даже и говорить неловко... Они имеют
самостоятельную волю, поймите! Вы должны понять...
для поклонниц, у нас разговор серьезный. Либо вы продолжите ваш сценарий
таким образом, чтобы он нас устраивал, либо... Через несколько минут здесь
установят монитор, мы вам хотим кое-что показать.
только момент сам окончательно понял, что действительно не может, даже