Чтение 24–й страницы книги ~Катали мы ваше солнце~

длинную и почти пустую. Бродили по ней только двое берендеев с
деревянными молотами, ударяя по каждому ребру теряющегося вдали желоба
и прислушиваясь к отзвуку.

- Не глазей, не глазей!.. - прикрикнул один из них на древореза. -
Успеешь еще, наглядишься...

Вроде и негромко прикрикнул, но голос его отдался, отскочил от
пыльных каменных стен и прогремел так гулко, что струхнул Кудыка,
отпрянул. Больше в дыру не совался.

Наполнив три короба сизым нежным прахом, решили передохнуть
малость. Хребты золы успели украситься золотой каймой - поднималось
тресветлое солнышко берендеев. Сошлись в кружок, оперлись на лопаты.
Лица у всех черные, зубы одни блестят.

Кудыка открыл было рот, чтобы задать первый вопрос, но Ухмыл
заговорил сам.

- Так-то вот, берендеи... - с ленивым превосходством молвил он,
глядя в основном на Кудыку с Чернавой. - Ползаете там у себя поверху,
что мураши, куколок режете, землицу сошками ковыряете, а тут, вишь,
какие дела делаются?.. Не-ет, нынче наверху жить трудно, голодно... И
воли никакой...

- Под землей, что ли, воля? - усмехнулся сутулый Вражина.

- У нас, мил человек, - небрежно ответствовал Ухмыл, - по
сравнению с вами, жить не то чтобы вольновато... - Помедлил, сплюнул и
щегольнул частоговоркой: - ...а вольным-вольно
навольно-вольнехонько!..

- Так ты, выходит, по своей воле золу с нами гребешь? - подмигнув
неподбитым глазом, поддел Бермята.

- Это временно... - отмахнулся Ухмыл. - Провинился - вот и гребу.

- Рассказал бы, что ли...

- А чего рассказывать? Помнишь, ночь была до-олгая-долгая? Ну,
когда еще четное солнышко два раза подряд пускали... А кто первым
углядел, что обшивка расклепалась? Я и углядел! А то бы так и
кинули...

- Да ну?

- Вот тебе ну!.. Такая выдалась ночка - до сих пор оторопь берет!
С ног сбились! Нечетное - в починку, четное - в работу. Розмысл наш
Завид Хотеныч поутру мне отпуск выписал на три дня. А я, вишь, в
первый день накушался, как дурак, да и ляпнул в кружале чего не
следует... При нем вот и ляпнул... - Ухмыл кивнул на застывшего с
приотворенным ртом Кудыку. Потом вдруг уставился поверх голов и
всполошился. - Никак второй обоз подходит? А ну за лопаты!..

Действительно, из узкой прорези меж груд золы выползала на берег
еще одна вереница саней - ветхих, насквозь проеденных чернотой. Да и
возчики, ведущие лошаденок под уздцы, были сплошь мрачные, оборванные,
небитые. В слободке древорезов им, должно быть, шепнули уже о
нечаянной удаче товарищей, потому что на справное новенькое снаряжение
и одежку людей Бермяты они поглядывали с завистью, но без удивления.
Стали неподалеку, перебрасываясь ехидными замечаниями.

- Эй, Вражина! Шубейку не замарай!..

- Колами-то, чай, сподручней махать, чем лопатами?..

- Не замай!.. Не видишь, что ли, горе у них: пальцы торчат -
работать мешают...

Огрызаться было некогда. Два обоза на берегу могли привлечь
внимание грозного Завида Хотеныча, которого, надо понимать,
побаивались все, включая Бермяту. Наконец оставшиеся четверо саней
были наполнены доверху, и нажилившиеся лошадки тронули их волоком по
нежной певучей золе. Отогнав груженый обоз за черно-сизые хребты,
чтобы зря не маячил, вернулись к дыре.

- Ну вы смутьяны... - вроде бы сокрушенно, а на самом деле
одобрительно молвил вожак порожнего обоза, кивая шапчонкой, якобы,
сшитой из шкурки злака-баранца. - Мало того, что бои дрекольные
чините, так еще и беглых изменников от царского гнева прячете...

- Где? - удивился Бермята.

Вожак пришлых сволочан огляделся и отличил в толпе две незнакомые
рожи.

- Да вот... - Он указал кнутовищем сначала на Кудыку, потом на
Чернаву.

- А кто видел, как мы их в обоз приняли?

- Увидят, - успокоил вожак. - Как до слободки доползете - сразу же
и увидят... Там, брат, сейчас заставы неминучие. Кроме вас-то по этой
дороге никто в тот день не проходил. Стало быть, вы их и укрыли,
больше некому. Так-то вот...

- Знать ничего не знаем, ведать не ведаем, - посмеиваясь, отвечал
Бермята. - Впятером из слободки вышли, впятером и возвратились, по
дороге никого не встретили... А беглые, видать, в лесу прячутся, не
иначе...

Чернава болезненно охнула и, осев наземь, с тихим стоном замотала
головой.

- Эй, девка, девка!.. - встревожился Бермята. - Ты это брось!
Назад мы тебя не возьмем, даже и не думай...

- Так ведь ловят-то его, а не меня... - взмолилась она.

- Ну это все едино, - рассудительно молвил вожак пришлых. - В
слободке-то гоняли вас двоих! Стало быть, увидят хотя бы тебя одну -
сразу все и раскумекают...

- А нам, девонька, - покашляв, прибавил Вражина, - лишних бед не
надо. Своими поделиться можем...

* * *

Кудыка беспомощно смотрел в спины уходящих вдоль бугров золы
возчиков, и мнилось, будто с сердца снимают резцом глубокую
запрещенную царским указом стружку. Хоть и сволочане, хоть и обозники
- все равно ведь свои, берендеи... А тут...

Посмотрел на змею подколодную Чернаву. Та еще сидела на земле,
уперев ладошку в синевато-серый прах и горестно уронив головушку.
Ухмыл раздал вновь прибывшим лопаты и, поигрывая оставшейся,
направился к ним двоим.

- Смотри, Любим! - весело крикнул он через плечо. - Хоть одну мне
сломаете - шкуру спущу!..

Вослед ему полетела задорная брань, но Ухмыл оставил ее без
внимания.

- Ну что, беглые? - сказал он. - Пойдем к розмыслу...

Кудыка припомнил костистое остролобое лицо, выхваченное из мрака
светом греческой лампы, и вздрогнул. Ухмыл засмеялся.

- Что? Боязно?.. А придется... Без его слова вас тут никто не
примет. Так что вставай, Чернава, нечего рассиживаться...

Чернава поднялась со вздохом, и двинулись они втроем вдоль рва по
скрипучей дресве туда, где громоздилась похожая на качель махина.
Справа шли тесаные, покрытые внизу зелеными водорослями камни
волнореза, сдвигаясь все теснее и теснее, пока не сплотились в
пристань, возле которой покачивались вчерашние острогрудые ладьи. Одна
из них была завалена набок прямо на причале. Над поврежденным днищем
стояли, почесывая бороды и затылки, человек семь. Горела смола,
постукивали топорики.

- Эй, Неждан! - осклабясь, окликнул Ухмыл хмурого берендея со
смоляным кляпом в руке. - Ты хоть рыбкам-то от меня привет передал?..

- Да чтоб тя во рву переехало!.. - недружелюбно отозвался тот.

Ухмыл загоготал, довольный своею шуткой, и повернулся к Кудыке с
Чернавой.

- Вчера, когда чалили, - шепнул он, перегородивши рот ладонью, -
об камушек брюхо ладье порвали... Рыба-то, она - не дура: как вечер -
вся к берегу подается... А чальщики наши тоже в темечко не колочены:
отряжают один челнок вдоль волнореза. Ну и пожадничал Неждан, решил
впритирку невод проволочь... Только ты, слышь, - добавил он
озабоченно, - розмыслу об этом ни слова...

Кудыка распахнул полушубок. Не пригревало уже, а припекало. Тени
по обе стороны стали заметно короче, причем левая проступала погуще,
поотчетливей... Древорез вознес боязливый взор и, сличив оба солнышка,
повернулся к Ухмылу.

- Ухмыл, а, Ухмыл... - жалобно позвал он. - А что это у греков оно
вроде поярче?

Тот насупился, сплюнул.

- Будешь тут поярче! - сказал он, перебрасывая лопату из одной
руки в другую и тоже распахивая зипунишко. - Они-то его на каменном
масле калят... Нафта [Нафта (греч.) - нефть.] называется...

- А мы?

- А мы - дровами.

Кудыка ошалел и еще раз сравнил обе тени.

- Дровами?.. Да мил человек!.. Дрова-то - дорогие!..

- В том-то и дело... - проворчал Ухмыл. - А тут еще вы со своей
глубокой резьбой... Ох и хитрющий же народ! И стружки хотят снять
поболе, и чтобы солнышко пожарче грело...

Кудыку словно колом промеж глаз полыхнули. Остановился, уставился
в ужасе.

- Берендейками?!

- А то чем же? Понятно, что берендейками... Вы их кому в жертву
приносите? Солнышку? Ну вот в солнышке они и сгорают, берендейки-то
ваши... - Тут Ухмыл почуял спиной неладное и обернулся. Кудыка стоял
столбом. - Э, ты чего?