read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



-- Хорошо заваривает... Это тоже надо уметь. Княже, наша старая как раз и была в единого бога Трояна. В дальних землях до сей поры только ему требы справляют, жертвы приносят. Троян -- это трое в одном. Солнце -- это Ян, а три Яна -- три Солнца, от взора которых ничто не укроется: ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем... Бог Солнца тройной, триединый, словно три бога в одном, но это не три бога, а трое в одном: отец, сын и светлая душа!
-- Не понял,-- признался Владимир. Он ощутил, как от напряжения заныли виски.-- У бога Триглава тоже три головы, и он тоже бог солнца. Головы его означают три царства: небо, земля, подземный мир... Так?
-- Наши западные братья... как и все полабы, дают такое толкование нашему солнечному богу. Но мы знаем древнюю мудрость, а она гласит: в словах "Троян" -- это бог всех восточных славян, "Триглав" -- это полабские, "Тримурти" -- бог индусов, куда его занесли наши предки во время великого похода в Индию,-- во всех этих словах главное -- три. Три, ибо солнечная сила бога во всех трех временах года: весне, лете, зиме!
-- Понятно,-- согласился Владимир.-- А кто из этих богов главный?
-- Ты не понял,-- сказал Борис сожалеюще.-- Бог един в трех лицах! Бог-отец, бог-сын и бог-душа. Зовут их: Правь, Явь и Навь. Явь находится посредине, в его власти весь видимый мир, Правь правит справа, а Навь -- слева...
-- Навьи отмечаем для Нави?
-- Да, они угодны ему, ибо он смотрит за потусторонним миром. Ревниво следит, чтобы живые не забывали предков своих... И Правь, и Навь зрят за ушедшими на покой, павшими в битвах. Только лишь Правь отбирает в вирий, а Навь в -- подземный мир...
-- Спасибо за великую мудрость,-- сказал Владимир хмуро.-- Ладно, Борис. Буду думать. Что-то во мне происходит... Что, еще не понял.
Борис допил каву, поднялся:
-- Думай, княже! От твоего думанья зависит очень многое. Даже страшно.
Глава 32
Он в самом деле думал. Когда от крепкой кавы затошнило, похрустел малосольными огурцами, снова разжег жажду. Под утро лег, долго ворочался с боку на бок. Возбужденный мозг не давал уснуть. Лихорадочные мысли проносились кусками, сцеплялись самым нелепым образом, проплывали вверх ногами, будоражили.
И вдруг как молния вспыхнула под опущенными веками. В коротком просветлении уловил суть триединства, сквозь зубы вырвался стон от страха потерять мысль, соскользнуть в пучину обыкновенности, будничности.
Трое в одном -- это же он сам! Любой человек триедин, только сам этого не знает. Не зря же Троян сотворил человека из собственной крови? Потому человек таков. Забылась сама суть триединства, но объяснять продолжают, только уже по-иному. Человек не может без объяснений, даже неверных. Человек триедин, только не подозревает о своем триединстве. Живет одной сущностью, самой простой. А те две тоже есть, недаром же он сейчас их начинает чувствовать! Недаром мучается, желает перейти на другую сущность, желает жить достойнее, по-другому...
Он подхватился с ложа, отшвырнув одеяло. Голая девка спала, подложив под щеку розовую ладошку. Колени подгребла к подбородку, скорчилась как озябший щенок.
-- Кавы с медом,-- велел он негромко.
За дверью тут же затопали тяжелые шаги. Владимир узнал походку Кремня. Донесся глухой голос Сувора. Этот тоже спал чутко, а то и вовсе еще не спал.
Вскоре дверь распахнулась, Сувор внес корчагу с медом. Владимир выхватил из его рук, торопливо отхлебнул. Густой пряный аромат ударил в ноздри. Настойка тоже хороша, очищает голову, дает крепость мышцам. Не так быстро и сильно, как кава, но Сувор иногда начинает варить какие-то травы, когда считает, что князь загнал себя до изнеможения.
-- Но каву тоже свари,-- предупредил он.
-- Княже... ты уже почернел весь!
-- Ничего, у Ящера отбелят.
Во дворе пьяный мужик с размаха въехал в навозную лужу. Поскользнулся, шлепнулся навзничь так, что во все стороны брызнула зеленая жижа. Рассерженные мухи взвились сине-зеленым роем, тут же падали на него будто в отместку.
Владимир рассерженно отвернулся от окна. Здесь в горнице было чисто и светло. За столом сидел Войдан, с удовольствием прихлебывал охлажденный мед, разбавлял квасом.
-- Каждый день,-- сказал Владимир тоскливо,-- клянусь себе... Клянусь, что начну жизнь по-другому! Сам знаю, что по-скотски живу, но превозмочь себя не могу. Все откладываю. Надеюсь, что-то повернет меня, заставит жить по-человечески... А кто? Я -- великий князь. Если и смогу принудить своих гридней, то кто принудит меня?
Войдан все прихлебывал, но глаза его заинтересованно следили за расстроенным князем.
-- Откладываю и откладываю,-- сказал Владимир тоскливо.-- То с зимы собираюсь начать, то с лета... А жизнь идет. Я же будто и не жил по-людски, а все только собираюсь.
Войдан отставил кубок, вытер усы:
-- А ты созрел, княже.
-- Созрел? -- спросил Владимир, скорее удивленно, чем рассерженно.-- Для чего созрел?
-- Для новой жизни, как ты говоришь.
-- Это я и сам знаю. Но как превозмочь себя? Других я могу заставить, но кто заставит меня?
-- То, что над человеком.
-- Боги?
Со двора неслась витиеватая брань. Мужик клял и Велеса, что расплодил скотов, и Мокошь, что не смотрит за двором, и Перуна, тот вовремя не высушил землю, и Несречу, что не пообрывала нити жизни мухам -- вон их сколько...
Войдан с пренебрежением оскалил зубы:
-- Боги... Ты ли первый пробуешь изменить жизнь? Многие пробуют, мало кому удается... Не тщись, даже гридня на самом деле не заставишь жить по-новому, не токмо себя! Гридень будет кивать, а делать по-своему. Но из тех, что раньше тебя бился башкой в эту же стену, кое-кто решение придумал...
-- Ну-ну, не крути быку хвост.
-- Княже... это попросту союз с новым богом.
Брови Владимира поднялись:
-- Новым?
-- Обязательно новым,-- подтвердил Войдан.
-- Но почему?
-- Старые тебя держат таким, каков ты есть. Они хороши, ибо не дают сползать еще ниже. Но чтобы карабкаться выше, нужен новый... Ты только взгляни, что есть учение Христа или Мухаммада! Человек, который вроде тебя решился карабкаться вверх, начисто отрекается от своего прошлого.
Владимир ощетинился:
-- Это недостойно...
Войдан пожал плечами:
-- Тогда живи, как жил. А кто хочет взлезть на гору выше, тот в знак отречения даже берет себе другое имя! И клянется страшной клятвой жить лучше, достойнее. Да не себе клянется, он с собой всегда договорится, что какой-то день можно пожить по-старому, а то и не только день, а богу! Который все зрит и ничто не прощает! И который если влупит, то влупит так, что... А влупит обязательно. Да ты сам выберешь строгого бога. Если не строг, то день-два еще поживешь по-новому, а потом лень да все такое снова вернут в старую колею.
Владимир слушал с удивлением. Войдан не мудр, уступает в хитроумии как Тавру, так и Стойгневу и даже другим близким боярам. Но что значит побродил по свету, потерся среди знающих, набрался умных мыслей как пес блох! Изрекает сложные истины с легкостью.
-- С этого бока я на веру Христа еще не глядел,-- признался он.
Войдан наполнил из братины кубок, добавил туда квасу. Голос воеводы был покровительственный, но в нем сквозило и уважение:
-- Ты бы вот-вот сам додумался. Может быть, я зря? Ты мог бы и новую веру с новым богом придумать! В тебе столько небесного огня... что город можно спалить со всем пригородом, ближними селами и курятниками.
Владимир смотрел исподлобья. Воевода всегда был груб, но говорил зато ясно.
-- Ты хочешь сказать, что другие пророки всего лишь меня опередили?
-- В точку,-- согласился Войдан. Он отпил почти треть кубка, заулыбался довольный, распустил пряжку на поясе.-- Ты сам мог бы стать пророком! Но раз те ребята уже сделали свою работу, то почему бы не взять ее готовой? Один опередил тебя на две с половиной тыщи лет, другой -- на тыщу, третий -- всего на триста лет... Они тоже мучились, страдали, искали как жить по-новому. Но что значит из доброго дерева тесал людей Род! Столько народу, оказывается, жаждет жить по-новому, только не знают как, что едва те хлопцы явились с вестью о новых дорогах, как целые толпы ринулись за ними!
Владимир сел напротив, упер подбородок в подставленные пальцы. Долго молчал, кожа на лбу двигалась, глаза были отсутствующие.
-- Никогда не думал о новых верах вот так,-- сказал он наконец.-- Но теперь я понимаю, зачем они... Когда мой великий пращур Рус отыскал новые земли, где было много сочной травы, дичи, рыбы в чистых реках, за ним хлынула масса народа. Когда еще более древний пращур отыскал огромную цветущую долину за горами, за ним через горный перевал перебралось целое племя... Вот так же, если не сильнее, человек по природе своей жаждет отыскать новые пути в обетованные страны для своей души!
Войдан кивнул:
-- Добрый мед делает Сувор... Ты прямо в точку, княже. Что значит, светлая голова дадена! Живешь в лесу среди медведев, пням молишься, окромя скотов ничо не зришь, да и сам... гм... а все ж к свету тянешься.
Владимир смотрел подозрительно. Когда Войдан хвалит и когда издевается, различить трудно. И то и другое у него получается с уважительным киванием, почтительным понижением голоса
-- Но человеку,-- продолжил Войдан окрепнувшим голосом, он отставил кубок и вытер губы,-- мало просто решиться! Надо еще обставить страшными клятвами, сжечь за собой все мосты, засыпать лазейки, убрать все пути в старую жизнь. Тебе особо трудно, княже. Когда ты был нищим отроком, вставал до восхода солнца и до захода упражнялся с мечом и щитом, то лишь тянулся за другими, могучими и умелыми в бою. Когда ты рвался к власти, и тогда лишь хотел сравняться с другими князьями! Но теперь ты -- могуч и умел в бою, теперь ты -- князь. Да не просто князь, а князь над князьями. Ты можешь все, никто не пикнет против. Ты возымел все, что могут дать старые боги: власть, богатства, земли, а главное -- все девки и бабы земли Русской -- твои. Но когда душа твоя выросла и взматерела, то тебе становится мало даже всех женщин мира...
Мало, подумал Владимир. Сердце кольнуло, ощутил сладкую боль. Войдан прав, ему нужно больше, чем все женщины мира! Ему нужно ту, Единственную.
-- А какой, по-твоему, нужен бог из новых? -- он сказал, ужаснулся и тут же торопливо добавил.-- Это я так, из любопытства. Своих русских богов я менять не собираюсь.
Войдан сдвинул плечами:
-- Я бы, доведись выбирать, пошел дорогой ислама. Она чуть прямее других... Там молодой бог, сильный, ярый, из кожи вон лезет для своего народа. Он так и заявил в первой же суре, это их первая заповедь. Аллах, мол, ничего не делает для себя, а только для человека! К тому же Аллах понаблюдал за другими богами -- время у него хватило! -- сильные стороны взял, от слабых по возможности отказался... На сегодня, я бы сказал, он самый лучший.
Владимир зябко передернул плечами:
-- Ты так спокойно хулишь наших богов...
-- Хулю? -- удивился Войдан.-- Когда ты слышал хулу? Просто новые боги учитывают опыт своих отцов. Яхве родил Христа, тот пошел дальше бати, разве это хула? А Христос родил Мухаммада... или Аллаха, я не больно силен в теологии... знаю только, что вера Христа уже шестьсот лет жила, цвела, гнила, плодила великие дела и великие злодеяния... Понятно же, что Мухаммад, все это видя, должен был в учение своего отца внести поправки... Поправок набралось так много, что пришлось объявить подправленную веру своей. А люди, у кого своя голова на плечах, пошли за ним.
-- А кто не пошел -- все дураки?
-- Нет, просто сидни. Таких на свете как травы. Чужую веру отвергают не потому, что своя лучше, а потому, что даже не хотят подумать, сравнить... У них один довод: наши отцы-деды жили по энтой вере, так и мы жить будем! Эту леность и тупость мы зовем крепостью в вере.
Владимир искоса наблюдал за воеводой. Войдан даже говорит другим голосом и с другими интонациями. Повторяет чьи-то слова. На миг Владимир ощутил острейшую зависть: вот что значит с детства уйти скитаться по чужим странам! Ничего, кроме силы и храбрости, но знает о жизни души больше, чем он, который ищет во смятении, мятется, доискивается до всего сам... А этот понаблюдал, как выбирают веру десятки других, послушал их споры, и уже знает больше...
Ночь была звездная, он вышел и сел на ступеньку крыльца. Неведомая тоска заполонила сердце, хотелось почему-то плакать. Или вскочить на коня и нестись, сломя голову, не разбирая дороги. Да так, чтобы у коня выросли крылья!
-- Боги...-- прошептал он.-- Не печалиться, что рос без отца, а радоваться должен... За широкой спиной героя-отца кем бы я был? Отец решал бы, а я бы перекладывал все тяготы на его плечи... Все сладкое мне, горькое -- отцу... А так моя чаша полна и горечью, и сладостью. Но без отца я научился быть мужчиной с детства. Это все я, не мой отец!
Он встал, не силах сидеть, грудь вздымалась как волны прибоя в начале бури.
-- Отец меня породил,-- прошептал он,-- но по жизни вели меня вы, боги! Взяли меня под свои могучие длани. Я всюду чувствовал ваши неусыпные очи: Сварог, Перун, Сварожичи! Милая Среча, пряди мою нить, пока я не отблагодарю богов за их ласку. А ты, мудрая Несреча, не обрывай эту нить, пока не выполню волю богов, мне еще неведомую!
Он спустился с крыльца. Утоптанная до крепости камня земля блестела, покрытая росой. На востоке светлеющее небо медленно озарялось розовым. Дыхание его становилось совсем горячим, сердце стучало часто и мощно.
-- Я должен что-то сделать,-- сказал он, задыхаясь.-- Я чувствую это! Но я еще не понял, для чего рожден. То ли как Аварис, который крошки хлеба не взял в рот, пока по всей земле не пронес стрелу, то ли как Таргитай, что дал потомство бесчисленным народам, то ли как Михайло Потык, что велел приковать себя железными цепями к воротам Киева, дабы остаться навеки его защитником...
В тишине громко и страшно прокричала ночная птица. Он вздрогнул, обратил взор к виднокраю. Розовый свет наливался победным пурпуром, вспыхнуло в небе, как подожженное стрелой степняка, облачко. Запылали и другие, их доставали из-за края земли огненные стрелы Сварога.
-- Клянусь,-- сказал он вполголоса.-- Клянусь огненным мечом пращуров, что в час беды встает из-под земли в городе Киеве, клянусь Мардухом -- духом смерти Мары, клянусь молотом Пуруши... что ежели не стану жить по воле богов, если не выполню их начертание, то пусть не попаду в вирий, не войду в солнечную дружину Сварога! Пусть меня тогда упыри утянут в свой подземный мир, где я стану едой яжей-смоков...
Он сам не заметил, как вышел из терема, поднялся на вершину кургана. Под ногами были погребены древние богатыри. По кощюнам, когда с востока надвинулись черные орды врагов, их встретило только одно маленькое племя скифов. Они сдержали врагов, пока к ним не пришло на помощь племя русов. Вместе разгромили врага, но сами потеряли больше половины своих воинов. Тогда и объединили племена, стали одним народом. А здесь захоронили павших.
-- Теперь,-- сказал он хриплым от волнения голосом, тягостное и одновременно гордое чувство заполнило грудь,-- отступать некуда! Не давши клятву -- крепись, а давши...
Странное дело, урезал свою свободу, но почему-то ощутил как будто бы с плечей свалилась странная тяжесть!
Глава 33
Волхв Борис когда-то был воином страшным по силе и лютости. Тридцать весен успел он повидать, когда в страшной битве с хазарами изрубили так, что и доныне страшно смотреть в его лицо, перекошенное жуткими сизыми шрамами. Никогда больше не улыбнется, мышцы срослись иначе, но что красивое лицо для мужчины? А вот нога...
Ее срубили огромным топором так чисто, будто сочный стебель молочая. Любой бы помер, но вблизи случился кудесник, прямо среди сечи стянул тугим поясом обрубок выше раны, не дал истечь кровью. И хоть и сомлел воин, но выжил, очнулся среди трупов. Его подобрали, отнесли на подводу. Князь Игорь велел взять его на прокорм, заслужил верной службой Отечеству.
Не раз хотел Борис наложить на себя руки. Но самогубца Сварог в свою дружину не возьмет -- не в бою принял смерть,-- а с убогими душами слоняться по края вирию самому будет горько и тошно. Так и тащился по жизни, израненный больше душой, чем телом.
Даже то, что с помощью волхвов и плотников сумел приспособить деревянную культяшку вместо ноги, уже ходил сам, не могло вернуть к той жизни, ради которой стоило топтать зеленый ряст. Нерастраченная сила рвалась из хилого тела, душа болела, искала боя, работы.
Однажды к нему зашел высокий хмурый старик. Огляделся, хмыкнул, завидев на стенах меч и щит, боевой топор, лук. Борис ежился, в бою готов сойтись с любым, но про этого верховного волхва рассказывали много нехорошего. Будто подземных упырей вызывает, грозу накличет и отгонит, по ночам ради забавы в волка перекидывается.
-- Гляжу на тебя,-- сказал волхв глухо,-- мается твоя душа без дела... Мается?
-- Мается,-- подтвердил Борис нехотя.
-- Добро. Если душа мается, значит -- есть.
-- А у кого не мается? -- рискнул спросить Борис.
-- У того ее нет,-- ответил волхв просто.-- С душой так... Либо она болит, либо... ее нет. Ты как раз сейчас уже готов.
-- Для чего? -- насторожился Борис.
-- Для настоящей жизни,-- ответил волхв просто.
-- Я?
-- Когда ты был здоров,-- объяснил волхв терпеливо,-- ты не был еще человеком. Ты был... дочеловеком. Что могучая плоть и обе здоровые ноги? У коня их четыре! У быка плоть еще мощнее, но он всего лишь бык. Ты становишься человеком! Твое бычье естество унижено молоньей Перуна, зато душа проснулась. А разве раньше она могла пробудиться?
Теперь трудиться Борису пришлось от зари до зари. Он падал от изнеможения, голова раскалывалась, но он вбивал в нее все новые и новые заклинания, обряды, тайные знания волхвов, и впервые был счастлив, ибо перед его взором открывались невиданные миру бури, битвы, он видел, как сотрясаются основы бытия... Тут тоже можно было скакать на огненном коне, метать копье, сражать целые народы, и все это -- не выходя из капища, откуда следили за ним суроволицые боги.
Только волхвы вели записи, передавали их новым поколениям волхвов. Борис, разбирая бессонными ночами трудные записи чертами и резами, ахал и бил себя кулаком по уцелевшему колену. Он узнавал про битвы русов с неведомыми ныне народами, про древних правителей, про вторжения чужих племен, про города, от которых не осталось даже руин...
Оторвавшись от записей, ковылял с одурманенной головой по околице, а в мозгу что-то соединялось, складывалось, и вот уже он хлопал себя ладонью по лбу. Так вот, оказывается, почему эту горку зовут Таргитаевой! А ведь даже старики уже не помнят, не скажут ничего вразумительного... И не Змей, запряженный Сварогом, пропахал тут землю, выворотив пласт на шесть саженей вверх! Древние русичи копали ров и насыпали вал для защиты от страшных гуннов, ныне исчезнувших, коих никто из живущих уже не помнит... А еще раньше отсель начинался великий поход Боевых Топоров вслед за солнцем в поисках края света!
Всякий раз Борис переполнялся гордостью после чтения. Была Русь на коне, бывала и под конем, но сохранилась, расцвела, а ее враги рассыпались в прах, нет их более. Когда Русь разрасталась, выходили из ее земель роды, заселяли окраинные земли, давали начало новым племенам и народам, и вот уже, забыв кровное родство с Русью, воюют с нею, совершают набеги, жгут ее города и веси...
Как-то заметил, что к нему присматривается один из волхвов по имени Рама. Борис, занятый изучением старых письмен, сперва не обращал на него внимания, но однажды Рама сам подошел к нему.
-- Приветствую, брат.
-- Здравствуй и ты.
-- Хорошее у тебя имя, брат. Борис, Борей, бора, бор... Эллины даже наш Данапр звали Борисфеном, что значит -- северным, а нас -- гипербореями.
-- Не знал,-- удивился Борис. И добавил из вежливости.-- У тебя тоже хорошее имя. Надежное! Рама -- могучие плечи, рамена.
Рама усмехнулся:
-- Рама, Рамаяна, Рамзес, Раменки... Ладно, потом узнаешь. Я вижу, ты рад древности нашего племени. Рад? То-то... А сейчас, когда дух твой и разум окрепли...
Он заколебался. Борис придвинулся к нему ближе:
-- Говори.
-- Поклянись, что это останется при тебе.
-- Клянусь!
-- Не так просто. Клянись всеми богами... верхними и подземными, клянись Чернобогом и Чибачом... что, если кто-то дознается от тебя лаской или пытками о том, что я скажу... то гореть тебе в подземном огне Табити отныне и вовеки!
Борис послушно повторял, хотя от страшных клятв мороз бежал по коже. Рама говорил еще, а он повторял за ним и повторял, удивляясь и ужасаясь именам страшных подземных богов, о которых не слышал, не встречал упоминания даже в самых древних грамотах.
-- А теперь,-- сказал в конце-концов Рама торжественно,-- собирайся. Отведу тебя к Знающим Истину.
Из капища вышел Несс, верховный волхв. Пошел к ним, глядя неотрывным взглядом. Рама внезапно побледнел, ухватил глиняный кувшин. Борис ощутил неладное, быстро спросил:
-- Что это за линии на боках?
-- Здесь изображено устройство Мира,-- заговорил Рама протяжно и внушительно, как говорили волхвы перед народом.-- Верхнее небо, среднее небо, наша мать-сыра земля, а также внизу подземный мир. Мы ходим по земле, это один мир, над ним -- воздух и вода, это другой мир, но есть и третий -- над небом находится еще твердь, и там небывалое море воды, цельные окияны. Если разверзнется небесная твердь, то ничто не спасется ни в нашем мире, ни даже в среднем... А за этой четвертой линией, вот она, уже мир подземный...
Верховный волхв замедлил шаг, прислушиваясь. Рама и Борис встали, поклонились. Верховный если и удивился, что Борису все еще неведома такая простая истина, не подал виду, прошествовал мимо.
Рама проводил его коротким взглядом, сказал торопливо:
-- Нынешние волхвы говорят неправду! Нет никакого подземного мира. Всего три мира, а не четыре. Но это все узнаешь потом... быть может. Приходи сегодня в избу Хотина. Условный стук вот так...
Он отстучал дробно по стволу дерева. Борис кивнул, у него теперь была память на все мелочи. Оказывается, ее тоже можно наращивать, как воин растит мышцы. Когда Верховный от поворота оглянулся, Борис уже сидел на колоде в одиночестве, в задумчивости рассматривал такой привычный в хозяйстве глиняный кувшин, где нет ни единой линии, ни одного значка без скрытого смысла.
Поздно вечером, пугливо оглядываясь и скрадываясь как тать вдоль забора, Борис пробирался на Десятинную улицу, где стоял на самом краю приземистый терем Хотина. Тучи часто закрывали луну, становилось темно, и он пробирался почти наощупь, только шарахался, когда совсем рядом по ту сторону забора взрывался злобным лаем пес. Однако сердце билось тревожно и радостно. Он снова в бою, снова рискует, снова добывает сокровища!
Он перелез забор, подкрался к окну. В тереме было тихо, пахло нежилым. Уже не веря, Борис постучал, как велел Рама. В темном помещении ничто не шелохнулось. Борис постучал еще, прислушался. Тихо, вдалеке лениво брехали собаки.
Постучал в третий раз, повернулся уходить, как из тьмы выступила неясная фигура. Борис вздрогнул, когда человек молча взял его за руку, пальцы у незнакомца как из железа, повел вокруг дома. На заднем дворе незнакомец поднял ляду, снизу пахнуло теплым воздухом. Все так же не зажигая света, они стали спускаться по каменным ступеням в темноту.
Спускались долго, сердце Бориса едва не выскакивало от радости. Снова среди опасностей, снова в чем-то запретном, где можно сложить голову!
Впереди забрезжил свет. Из полутьмы выступила неясно дверь. Незнакомец постучал условным стуком. Дверь открыли не сразу, но когда Борис переступил порог, у него перехватило дыхание.
Большой зал, стены выложены могучими плитами. Мог бы подумать, что вырублены прямо в скале, если бы Борис не знал, что Киев стоит на песке с подзолом пополам. Щели заделаны, в зале сухо и горячо от светильников. Под стенами широкие лавки, все заняты людьми в одинаковых белых одеяниях. Что заставило Бориса еще больше похолодеть от страха и возбуждения, так это их лица, полностью закрытые такими же белыми капюшонами. Только для глаз оставались узкие щелочки.
Посреди зала стоял приземистый стол. На нем лежал человеческий череп, тускло блестела чаша на высокой ножке.
Человек, приведший Бориса, откинул капюшон. Это оказался Рама. Он поставил Бориса возле стола на перекрестье взглядов. Голос волхва был торжественным:
-- Тайные Братья! Волхв Борис весьма усерден в познании наших тайн. Его сердце всегда было всецело отдано величию Руси, но только сейчас, когда мощь его рук и ног перетекла в мощь разума, он ощутил настоящую, подлинную мощь... и стал пригоден для нас. Я, по вашему велению, долго наблюдал за ним, выспрашивал при случаях, вызнавал его сокровенные чаяния... Могу поклясться, что он уже дозрел учиться у нас, перейти из простых волхвов, коих как песка на берегу моря, в Настоящие! Посему я, взяв с него клятву, нарушение коей карается смертью, рискнул привезти его сюда. Судите меня, судите его, судите нас!
Он поклонился, отступил и сел на скамью, став неотличим от десятка других. Кто-то из сидевших, Борис даже не различил его под стеной, сказал глухим голосом, искаженным капюшоном до неузнаваемости:
-- Что ты ищешь в жизни?
-- Истину,-- ответил Борис, не задумываясь.
-- А что есть истина?
-- Знание,-- ответил Борис так же быстро.
-- Знание -- это лишь первая ступенька истины... Что ж, ты уже скоро сможешь встать на эту ступеньку. Глуп тот, кто мечтает переступить первые, сходу запрыгнуть на другие, выше.
Говоривший умолк, а фигуры под стеной зашевелились, Борис слышал приглушенные слова, но смысла уловить не мог. Один сказал наконец громче:
-- Все же он хочет ведать. А те, нынешние, не хотят... Им подай слепую веру! Значит, он наш по духу. Мы дадим ему древние веды. Пусть узрит Истину в доступном ему облике.
После молчания поднялся Рама, откинув капюшон. Лицо его было посветлевшее. Он торжественно протянул руку Борису:
-- Здравствуй, брат! Ты получишь сокровенные знания. Если и тогда захочешь связать свою судьбу с Тайным Братством, посвященные проведут тебя через очищения, испытания. Ты узнаешь старые клятвы, дашь их... Но это будет не сразу. А пока... следуй за мной.
Против ожидания Бориса, он пошел не к выходу, а через весь подземный зал к крохотной едва заметной дверце. Снял хитроумные запоры, навалился, отворил тяжелую дверь.
Борис ожидал увидеть крохотную каморку, но прямо от двери тянулся длинный проход. Вдоль стен на широких лавках и на вбитых в стены полках в несколько рядов лежали стопки тонких деревянных дощечек, пластинок из красной обожженной глины, свертки белоснежной бересты, широкие листы пергамента... Все было испещрено письменами, которые он никогда не видывал раньше. В дальнем углу при желтом свете масляного светильника горбились два человека. Лица их были скрыты. Они старательно переносили с глиняных пластинок на свежевыделанную телячью кожу странные значки.
-- Узнавай прошлое,-- велел Рама. Он улыбнулся.-- Но будь недолго. Наверху ты остаешься обычным младшим волхвом. Утром ты должен быть на жертвоприношении богам, которых на самом деле мы не чтим и которым не поклоняемся... Но это все должно оставаться в тайне!
Он ушел, плотно затворив за собой дверь. Глухо загремели запоры. Борис остался наедине с сокровищницами вед, если не считать двух молчаливых переписчиков. То ли у них были отрезаны языки, то ли они получили строжайший приказ не общаться с ним, но Борис вскоре ощутил себя в полном одиночестве. В сердце закрался было страх, все-таки в глубоком подземелье, но вскоре один только вид грамот на телячьей шкуре и бересте заставил забыть все на свете...
Когда под утро загремели запоры, Рама застал Бориса с осунувшимся лицом, желтого, в состоянии близком к отчаянию.
-- Я не понимаю,-- сказал он измученно.-- Отдельные знаки разумею, иногда даже схватываю значение слов, но смысл так и не постигаю! Даже не знаю как толковать! Деяния древних достойны удивления, непривычны...
Рама покачал головой:
-- Спешишь. И то дивно, что ухватил хоть что-то. Древний язык, древний способ записи... Все изменилось за века, тысячи лет! Пойдем, тебе пора помогать Нессу при жертвоприношении Перуну. Привыкнешь, узнаешь старый язык прародителей.
Прошло время, и Борис начал все-таки разбирать древние и древнейшие записи. Заодно чуточку понял, откуда взялось Тайное Братство Волхвов. Оказывается, в древнейшие времена, когда мир был иным, когда на свете еще не было ни одного из нынешних народов, пращуры некоторых славян начали переходить от привычного кочевья, требовавшего отваги и мужества, к новому для них землепашеству.
Кочевники же презирали сородичей, что променяли боевую славу наездников на унылый монотонный труд. Сперва редко, затем все чаще и чаще стали совершать потравы своими бесчисленными стадами, в набегах разоряли их веси, сами оставаясь жить в шатрах и в крытых повозках. Однако люди вырождались, мельчали, теряли боевой дух, и вот уже все новые и новые начинали держать скот в загонах, а хлеб собирать с распаханных полей...



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 [ 24 ] 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.