никого не кормили просто так, ни утром, ни вечером; и голодная, шальная,
дикая свобода вихрем неслась к луне, как стая по следу жертвы.
этой одной комнаты, да еще маленькой пристроечки сбоку, куда Инга ни разу
не заходила. Окружающий мрак неожиданно посветлел, покорно расступаясь
вокруг белой ночной рубашки, развевающейся от сквозняка; посветлел,
расступился - и сгустился по углам, сворачиваясь тугими змеиными кольцами.
Тонкая ткань колоколом вздувалась там, где выпирал огромный живот, но
двигалась Иоганна со стремительной грацией, чуть пританцовывая, будто юная
девушка, а не толстая беременная баба на шестом-седьмом месяце.
красивая... Как же я раньше не заметила? Или она только ночью такая?.."
удлиняя гласные, - ах, не спрашивай, не отвечу я тебе. Крест они ей
поставили, крест над могилой, добра маме хотели - бросай добро в воду,
пусть плывет по течению, плывет-выплывет... Добро, зло, - они живучие,
горят плохо, тонут редко...
они?!."
листали неведомые страницы; а голос креп, разрастался, и ласкались к нему
клубы затаившегося мрака.
судьбу за усы... Преступил Йорис слово мудрое - луна далеко, вой-не вой,
не услышит, не поможет!.. Пошел, не обернувшись - возвращайся, не сетуя...
мама..."
совсем скоро... Семь сердец ношу по свету, в колдовские горы, мама, я ушла
навстречу ветру... ворожба семи красавиц в семь зеркал меня укрыла...
любопытство победило, и луна зацепилась краешком за выступ карниза,
повисла и осторожно прислушалась.
дымом вырвется... В лес иди, в чащобу, баба - на пяти тропинок встречу,
где ветвей сухие руки молча корчатся от муки!.. Троих пропусти, пятого не
дожидайся - иди за четвертым! Гнать станет - иди! Врать станет - иди! Бить
станет - умри и иди!.. Остановится Бредун - спрашивай...
вылетела из флигеля. Освобожденная темнота радостно зашипела, расползаясь
и заполняя всю комнату - и в ответ снаружи раздался гневный крик ворона.
Он прокатился где-то высоко вверху, и Инге отчетливо вспомнился старый
хозяин хутора - как его Иоганна звала? Черчек, что ли? - но теперь это
было неважно. Инга встала. Что-то умерло в ней, выжженное белым пламенем
свечи по имени Иоганна, и новая Инга была страшна и прекрасна. Быстро
пройдя к двери, они, не останавливаясь, вышла во двор, и двинулась к
изгороди.
выдернула из земли нож. Он должен был быть здесь. Он - ждал.
устроилась тихо и уютно. Обтяжка рукояти была из кожи - чуть шершавой и
приятной на ощупь - но Инга с сожалением разжала пальцы и перехватила нож
за лезвие.
ветру..."
Инга крепче сжала лезвие ножа, и его тепло - то усиливаясь, то ослабевая -
повело женщину в ночь. Ни одна ветка не ударила ее по лицу, ни один корень
змеей не лег под ноги, ни один звук не заставил вздрогнуть - ни отдаленный
волчий вой, ни вороний грай за спиной.
ожидании - и резко понесся назад, хрустя ломающимися сучками, шурша
дыбящейся хвоей, взревывая, взвизгивая, подвывая, хохоча...
лезвие ножа и оставив лишь легкий, пьянящий озноб. Пальцы Инги окаменели
на клинке; редкие, тяжелые капли крови срывались с порезанной ладони, и
лес жадно слизывал их на лету, прося еще, еще, еще...
тридцати с лишним лет от роду, замужняя, характер обычный, образ жизни
обычный - не она бежит сейчас по ночному лесу в фантасмагорическую
неизвестность, а некто другой, совсем другой, настолько другой... И слабым
синим огнем засветился нож-проводник, откликаясь этим мыслям, откликаясь
тому, другому, который... Инга разглядела, что нож стал длиннее, раза в
три-четыре, лезвие слегка изогнулось, отсвечивая призрачной голубизной; и
пришли слова. Пришли издалека, из немыслимого далека, но это были
единственно возможные слова, гордые и простые.
чащи - а легконогий человек внутри нее еще бежал, в упоении нежданного
мига свободы, но вот и он замедлил шаг, вздохнул, опустил клинок синей
стали и...
корчатся... - прошелестело в вершинах сосен, хотя никакого ветра и в
помине не было - и серая тень скользнула мимо Инги, пересекая поляну.
заднюю лапу; он в самом деле напоминал побитого пса, взъерошенная шерсть
стояла дыбом и кое-где свалялась комками, неопрятными и грязными. У
дальних кустов он на миг обернулся, изогнувшись всем телом, и глаза волка
отразили слабое свечение ножа - который стал прежних размеров и почти
угас. Еще мгновение - и Инга снова осталась в одиночестве, даже не успев
удивиться своему обострившемуся ночному зрению.
Иоганны, - то есть раньше был... А сейчас спортили красавца. Ты, баба,
троих пропусти, пятого не дожидайся, иди за четвертым..."
капюшоном длинного плаща; маленький, худой, и сердце Инги застучало
неровно и часто.
капюшон. - Ты?..
блестящей поверхностью, и сверху неровной челкой падали черные засаленные
волосы. Временами пузырь шел морщинами, трескался и как бы лопался,
клубясь сизой мглой; из этого тумана проступали части совершенно разных
лиц - орлиный нос с нервными ноздрями, чувственные губки бантиком,
выпученные глаза под длинными женскими ресницами, усы щеточкой...
яйцом. Безликое Дитя молча отвернулась, свист внезапно усилился, теряя
сходство с мелодией - и Инга не успела уловить того бесконечно малого
отрезка времени, когда Безликое Дитя покинуло поляну.
вцепились ей в юбку, нетерпеливо дергая подол.
обиженную гориллу, но всего девяти дюймов ростом. Лесной недомерок громко
залопотал по-своему, втолковывая оторопевшей Инге какие-то свои, никому
больше неизвестные истины, а когда Инга присела на корточки, он по
непонятной причине озлился, зашипел, плюнул Инге на колено и, отцепившись
от юбки, засеменил прочь.
наоборот - принялся расти, вытягиваясь, сравнялся в росте с соснами и
исчез в темноте леса, оставляя за собой грохот падающих деревьев да вопли
потревоженного ночного зверья.
прелую хвою, едва не выронив нож, потом оперлась на локоть и ошалело
уставилась на очередного гостя.
похож на человека, более того - человека весьма заурядного и вдобавок
пьяного в стельку.