скучным, он напевал сыну уныло и рассеянно: "Хо-ро-шо под дож-дем"... Дима
смеялся, по лицу стекали капли.
болели ноги, удивительно просто. Во-вторых, пока завтракал, бабуля ни разу
не выползла из своего склепа.
почему-то в пять. Пусть отдохнет с дороги, не стоит ее беспокоить сразу.
Спрятал.
пасмурного городского простора, зазвучал шум машин на невидимом проспекте,
деревья во дворе шелестели. Хотелось вон из дому, и он запросто мог себе
это позволить, ведь ноги не болели - конечно, неспроста в день ее
возвращения ноги не болят. Схожу в поликлинику пешком, решил он. Здесь
всего километр... Такая фамильярность в обращении с целым километром
наполнила его гордым чувством собственной силы и ценности для других. Для
Вики.
и Юрик пожалел, что надел пиджак. Правда, без пиджака он выглядел совсем
смешным со своими плечами не шире ушей, но не кинозвезда же он! Все равно
Вика приехала. Радость бродила в нем и выплескивалась наружу улыбкой и
мурлыканьем каких-то мотивчиков, на него оглядывались. Он не замечал.
Ничего не существовало, кроме пугающей и манящей секунды, когда она
скажет: "Ой, Юрик, здравствуй! Не знаешь, что сейчас смотрят?" Он знал.
Репертуар окрестных кинотеатров он помнил наизусть. Асфальт сам падал под
каблуки, сам мерно стучал, дома уплывали назад сами, а он лишь пел
тихонько и глядел на небо.
Викой и даже сидел за ее партой. Слева от двери, сколько Юрик себя помнил,
висел плакат, изображавший углубленных в книги ученика и ученицу; ниже шел
лозунг: "Мы помним ленинский завет - без знаний коммунизма нет!" Лозунг
был опоганен. Слово "знаний" кто-то коряво, поспешно переправил на
"блата". Куда же милиция смотрит, возмутился Юрик. Вот ведь какое
хулиганье подлое, даже ленинские слова могут извратить! Он встал на
цыпочки, хотел стереть поправку, но не стиралось, хотел зачеркнуть, но
было нечем. Беспомощно потоптался, озираясь в полуосознанных поисках
взрослых, но мимо, если кто и шел, не обращал ни на что внимания. Двинулся
дальше. Настроение, в общем, не испортилось. Все равно Вика приехала.
они ведь такие беззащитные! - вошел в поликлинику. Сегодня возьму ее за
руку, думал он. Просто возьму и все, она же не станет вырываться. Я же так
соскучился.
пошел пешком. Пусть лекарство побыстрее и получше рассосется. Ведь просто
невозможно звонить Вике, ощущая боль от недавнего укола в ягодицу.
прошел дождь, и стало сыро, но не настоял, обещав вернуться через час.
волнуясь все больше. Ведь такой важный разговор, надо быть очень
тщательным. Одним словом можно все испортить. Он туго соображал во время
разговора и, как правило, только слушал и улыбался, счастливый тем, что
Вика говорит с ним запросто, как с равным. Едва он открывал рот, как
начинал бояться, что ей либо станет скучно, либо она на что-нибудь
обидится.
пусть даже бестактным словом, грош цена. Он думал, так и полагается.
захолонуло сердце. - Приехала! Еще вчера! Мы с ней как раз о тебе
говорили, что ты звонил... - мама осеклась, а потом раздельно произнесла,
будто приказывая: - Она дома. Сейчас подойдет.
разобрать, но не разобрал ничего. Приехала... Приехала...
никогда не звони! Видеть тебя не могу!
Дима спешил, и возмущался при виде праздно фланирующих: пустой жизнью
живут! Как это - некуда спешить? На электричку! На вокзал! К телефону!
Теперь он тоже не спешил.
удивительно бездарно - книги походили на ящики или кирпичики, внутри явно
не могло быть страниц; а у школьников - мальчика в доисторическом мундире
под ремень и девочки ему под стать - на лицах сквозила не
любознательность, а тупая страсть к исследованию буквочек: экие, мол,
махонькие, и сколько ж их... Слово "знаний" было переправлено на "блата".
Усмехнулся - остроумцы микрорайонные... Достал карандаш, привстал и парой
штрихов подправил мордочку гимназисту - тот засиял тягой к знаниям, впал в
учебный экстаз. Потом скосил девчонке глаза. Теперь она только делала вид,
что смотрит в книгу, а на самом деле тишком поглядывала на гения - когда
же он хоть на минутку отвлечется от своего природоведения и заметит, какой
на ней беленький, любовно отглаженный фартучек... Посмеиваясь, побрел
дальше.
цветочные продавцы. Их Дима всегда жалел: как можно стоять целый день и
предлагаться, а мимо равнодушно идут... Унизительно же. Один
темпераментный южанин навис над своим столиком, протягиваясь к Диме, и
взревел с сильным акцентом:
он. Продавец несказанно обрадовался.
занятые. Впрочем, вон одна до омерзения смазливая девица остановилась,
кося в его сторону. Беленький фартучек...
Девица зацокала к выходу.
хозяйственной сумкой в левой руке. Она была полная, бесформенная, с
толстыми губами и мясистым носом.
я уже понял, что произойдет. За эти дни я научился понимать его, я с ним
сроднился. Мы могли бы подружиться...
ощущал никакой неловкости. Наверное, потому, что был бескорыстен.
вам.
решила, будто он ее кадрит. - Мне тоже очень нравится Бальмонт. Как там...
Я для всех ничей, - с выражением сказал он. - Да?
уродилась такая, то можно измываться как угодно, что ли? Развратник! По
морде бы ему этим букетом, по морде!
остановившихся часов...
Знает, подумал Дима и, хлопнув себя по лбу, залился наидобродушнейшим
смехом.
тот свесился бутонами, словно волосами выловленной в реке красавицы,
герцогской дочки, что бросилась с утеса, узнав о смерти любимого в боях с
нечестивцами Салах-ад-Дина... И легко зашагал прочь.
расставив толстые ноги, с крайней растерянностью на висячем лице. Чего это
он, недоумевала она. Не будет приставать?
вас очень симпатичные веснушки, - сообщил он.
убавляя по чуть-чуть. На бумаге, несомненно, рождалась она - но красивая.
Оказалось, ей совсем недалеко до красивой! Девушка ошеломленно стояла и не
знала, уходить или нет. Все происходило так быстро. Он все-таки начнет
издеваться или не начнет? Ей опять обжигающе вспомнилось, как смотрела
фильм с каким-то западным красавцем в главной роли, имен она никогда не
помнила; сидевший рядом совершенно незнакомый парень, когда она в