Чтение 24–й страницы книги ~Право на поединок~

Теперь, по прошествии месяцев, венн вспоминал избу, ждавшую его в Беловодье, и пытался думать о ней: мой дом. Почему-то не получалось. Может быть, оттого, что в той беловодской избе обитала совсем другая любовь. А его дом, кажется, так навсегда и остался между лесистыми холмами, через Светынь от разоренного Людоедова замка, и жили в нем теперь чужие люди. Волкодав знал, что прежняя душа удалилась оттуда и плыла впереди, маня его, как мираж. В Беловодье он попробовал овеществить ее, но не совладал. Удастся ли когда-нибудь?..

Тропинка между кустами малины, утоптанная босыми ногами детей. Большой пушистый пес, спящий на обогретом предвечерним солнцем крыльце. Женщина, выходящая из дома с полотенцем в руках. Эта женщина прекрасна, потому что любима. Он идет к ней, отряхивая стружки с ладоней, но никак не может рассмотреть лица.

Пока он знает только, как она выглядела, когда ей было десять лет от роду. Какой красотой наградят ее Боги, когда она подрастет?..

Виллы не могли долго следовать за кораблем, благословляя его парус попутным ветром. Могучие симураны не любили открытых морских пространств, где не сыщешь для отдыха даже голой скалы. Да и тучами над океаном повелевали свои особые Силы: вторгаться в чужие пределы было вряд ли разумно.

Напоследок жених и невеста пригнали кудрявое белое облако, взбитое ударами воздушных потоков. Облако промчалось над быстро бежавшей "косаткой", облив ее веселым крупным дождем (Волкодав, зачитавшись, в очередной раз утратил бдительность и не успел спрятать книгу в чехол - пришлось укрывать ее под одеждой). Дождь как бы вымыл из воздуха последние запахи суши, оставив пронзительно чистую, сверкающую голубизну. Нужна была вовсе обросшая волосами душа, чтобы не возликовать при виде этого неба и густо-синих волн, коронованных белыми шипящими гребнями. Потом ветер начал слабеть. Волкодав проводил мысленным взором две крохотные черные точки, повернувшие в сторону берега. Счастливо вам, безгрешные летуны. Пусть подольше обходит вас злоба и жестокость людей. Пусть ваше племя не возжелает спасения за Вратами и не осиротит своим исходом сей мир, унеся с собой еще частицу добра...

Между тем Астамер, у которого больше не было повода переживать и ругаться из-за "не правильного" ветра, опять выглядел недовольным. Начало путешествия казалось ему уж слишком удачным. Если верны были Астамеровы многолетние наблюдения, первый легкий успех обычно оказывался не к добру. Вот и теперь: зря, что ли, тяжкой шапкой висела над северным краем небес пологая стена облаков?.. С виду эти облака выглядели вполне безобидными, но Астамер, родившийся на палубе корабля, слишком хорошо знал, какой шторм может внезапно упасть с любого из его родных островов... Упасть - и загнать неудачливое судно не то что в Аррантиаду, но прямиком в южный Нарлак или даже в Халисун, где прибрежные жители издавна промышляют разграблением кораблей, выброшенных на песчаные мели!..

Когда ветер скис окончательно и бодро катившиеся волны стали делаться все более гладкими и ленивыми, Астамер велел прятать парус и отвязывать весла.

Купить место на сегванской "касатке" - далеко не то же самое, что оплатить проезд на аррантском торговом судне. Там путешествующий получает за свои деньги клетушку в недрах пузатого трюма - и до конца плавания может хоть совсем не выходить из нее на палубу, если нет желания и нужды. Никто не погонит его на мачту убирать рвущийся из рук парус и не прикажет грести тяжелым веслом. На "касатке" совсем иные обычаи. Место на "касатке" - это скамья, расположенная поперек корабля, от срединного прохода до борта, и при ней расстояние до следующей скамьи. Над головой - небо, за бортом - близкая вода. На каждое место положено четыре крепких руки. Так что думай как следует, прежде чем отправляться за море вместе с сегванами. Если не годишься грести - "вращать весла", как выражаются мореплаватели, - ищи себе другое судно и других попутчиков, таких же изнеженных и мягкотелых.

- Приличные люди вообще-то нанимают гребцов и деньги им платят, - вполголоса ворчал Эврих, просовывая длинное еловое весло в гребной люк и устраивая ладони на рукояти. - А мы за свои кровные еще и работай, как каторжники!..

- Не болтай попусту, голоногий! - тут же оглянулся с соседней скамьи широкоплечий Левзик. - Это только вы, нечестивые арранты, сажаете на весла прикованных каторжников, потому что сами уже ни на что не способны. А мы, свободные мореходы, от века освобождаем раба, причастившегося священной работы!

- Освобождали когда-то, - бесстрашно фыркнул Эврих. - Лет этак двести назад!

Волкодав безо всякого одобрения слушал их разговор. Про таких, как Эврих, в его племени говорили, что он ради красного словца не пожалеет мать и отца. Лихой и дерзкий язык уже не впервые грозил довести Эвриха до беды, но грамотей все не унимался. Волкодав только вздохнул, когда сегван повел себя так, как и полагалось чтящему обычаи жителю Островов: передал весло Гарахару и грозно полез через скамью. Сейчас возьмет Эвриха за грудки и будет некоторое время свирепо сопеть. Потом выскажет все, что он думает об аррантах вообще и об Эврихе в частности, да в таких упоительных выражениях, что Йарре лучше бы совсем их не слышать, даром что по-сегвански мальчишка ни уха ни рыла. А если у Эвриха достанет ума пустить в ход свое не слишком надежное кан-киро и тем озлить Левзика уже вконец, руганью дело может не ограничиться...

И что, спрашивается, за доблесть - дразнить человека, с которым тебе еще не один день жить на соседних скамьях?..

- Эй! Вы там!.. - рявкнул с кормы Астамер. - Живо на весла!..

Приказ старшего на корабле - священный закон. Рыжий сел, напоследок одарив Эвриха убийственным взглядом. Эврих ответил ядовитой улыбкой, а Волкодав подумал, что молодой аррант в чем-то был прав. Ибо в седой древности, когда на "касатках" действительно освобождали пленников, по какой-то причине оказавшихся при весле, - в те поистине легендарные времена ни один мореход не стал бы переругиваться с соседом, ляпнувшим неуклюжее слово. Тогдашние островные сегваны вообще считались молчунами еще хуже веннов. А все потому, что понимали: на маленьком корабле посреди огромного моря некуда деться от человека, с которым сдуру поссорился. Лучше уж всей ватагой застегнуть, как гласила сегванская мудрость, рты на пуговицу - и пореже их раскрывать!

Между тем подле Астамера появился молодой парень с пятиструнной арфой в руках.

Гребцы сразу увидели его и одобрительно загудели. Работа на веслах могла быть нудной, выматывающей и действительно похожей на каторжную. Совсем другое дело, когда звучит песня! Так и с ритма легче не сбиться. Не зря островные сегваны издавна славились как опытные стихотворцы и почти непревзойденные песенники.

Волкодав сразу вспомнил веселого Авдику, вокруг которого неизменно собиралась на привалах вся ватага охранников. И его отца - Аптахара, совсем безголосого, но ничуть не стеснявшегося громко петь даже в присутствии кнесинки...

Парень ударил по струнам, и гребцы, большей частью сегваны, разразились восторженным ревом, услыхав знакомый мотив. Волкодав тоже знал эту песню.

Насколько ему было известно, ее сложили еще во времена Последней войны.

Голос у молодого певца оказался на диво сильным и звонким. Гребцы сразу принялись подпевать, но арфиста было отчетливо слышно даже сквозь рев полусотни луженых глоток.

Привыкший сражаться не жнет и не пашет:

Хватает иных забот.

Налейте наемникам полные чаши!

Им завтра - снова в поход! Он щедро сулил, этот вождь иноземный, Купивший наши мечи.

Он клятвы давал нерушимее кремня, Верней, чем солнца лучи.

Сказал он, что скоро под крики вороньи Завьется стрел хоровод, И город нам свалится прямо в ладони, Как сочный, вызревший плод...

Йарра, сидевший на палубе рядом с Волкодавом, долго оглядывался на самозабвенно горланивших мужчин, и робость в его глазах постепенно сменялась восторгом. Почти все корабельщики были кряжистыми, в плетеных канатах мышц, у многих по загорелой коже тянулись белые шрамы, полученные в давних сражениях. Если Волкодав еще не ослеп, мальчишка думал о том, что совсем скоро примкнет к народу отца и окажется среди таких же испытанных удальцов. Сумеет ли он когда-нибудь войти в их круг не по праву рождения, а по-настоящему, как равный?..

Йарра не понимал, про что песня, однако улавливал общее настроение и впитывал его, как губка теплую воду.

Там робкое войско и слабый правитель, И обветшала стена, А звонкой казны хоть лопатой гребите, И век не выпить вина!

Мы там по трактирам оглохнем от здравиц, Устанем от грабежей И славно утешим веселых красавиц, Оставшихся без мужей!..

Волкодав был, кажется, единственным, кто не пел. Иногда он оглядывался на Эвриха. Среди могучих, как зубры, соседей аррант выглядел хрупким. Однако греб он плавными, мощными движениями опытного "вращателя весел", и это было сразу заметно.

Йарра дотянулся губами к уху венна и шепотом спросил:

- О чем они поют?

- О наемниках, - сказал Волкодав.

- Они были героями?

- Мой народ не называет героями тех, кто срывает украшения с одних женщин, чтобы подарить их другим.

Йарра немного помолчал, потом спросил:

- Что же они совершили, раз про них так долго поют?

- Двести лет назад штурмовали Хоррам... это город в северном Халисуне, - ответил Волкодав. - Вождь пообещал сегванским наемникам легкий бой и много добычи, а вышло совсем по-другому...

...Когда перед нами ворота раскрыли, Мы ждали - вынесут ключ, Но копья сверкнули сквозь облако пыли, Как молнии из-за туч!..

Нас кони втоптали в зеленые травы, Нам стрелы пробили грудь.

Нас вождь иноземный послал на расправу, Себе расчищая путь!

Смеялись на небе могучие Боги, Кровавой тешась игрой.

Мы все полегли, не дождавшись подмоги, Но каждый пал как герой!

Давно не держали мы трусов в отряде - На том широком лугу Из нас ни один не просил о пощаде, Никто не сдался врагу!

Другие утешили вдов белогрудых, Сложили в мешки казну.

А мы за воротами сном беспробудным Которую спим весну!.. - Глупые наемники, - фыркнул Йарра. - Разве можно верить всему, что тебе обещают! Я бы нипочем не поверил!

Волкодав чуть не ответил, что такие слова некоторым образом звучали поношением отцу самого Йарры. Тот ведь тоже прельстился чьими-то лживыми посулами и доверчиво отправился на Змеев След, не вызнав как следует, что это за место.

Потому и угодил в западню почти такую же, как несчастные сегваны два века назад.

Только они, в отличие от злополучного горца, не потащили с собой на смерть жен и детей.

- Те наемники не праведно жили, - сказал Волкодав. - Но умерли честно и храбро, не отступая от клятвы. Поэтому про них и поют.

- Я надеюсь, - мечтательно проговорил Йарра, - я успею стать воином к тому времени, когда мы наконец пойдем резать шанов. Мы сделаем все не так, как они.

Нас никто не сумеет перехитрить!

Волкодав промолчал. Речи юного итигула ему определенно не нравились. Парень с арфой словно подслушал его мысли и довершил песню:

Погибель отцов - не в науку мальчишкам:

Любой с пеленок боец!

Бросаются в пламя, не зная, что слишком Печален будет конец.

Жестокую мудрость, подобную нашей, Постигнут в свой смертный час...

Налейте наемникам полные чаши!

Пусть выпьют в память о нас!

Когда стихло громогласное пение, Йарра любопытно спросил:

- Они что, так все и погибли? Никого не осталось?

- Никого, - сказал Волкодав.

- А что было потом? После этого боя?..

- Иди сюда, малец, я тебе все расскажу как оно было! - позвал Левзик. На сей раз он говорил по-нарлакски. - Неча слушать враки всякого венна!.. Что он понимает в сражениях?

- Давай, Левзик! - поддержал Гарахар. - Ври лучше ты, у тебя складно выходит!

Йарра умоляюще вскинул глаза. Волкодав молча пожал плечами: ступай, если охота.

Йарра даже не стал обходить скамью - юркий и гибкий, как ящерица, он нырнул прямо низом и выкатился между ног у сегвана, чем вызвал взрыв добродушного хохота. Откуда ему было знать, что у жителей Островов примерно таким образом принимали в семью. Только сидеть на месте гребца следовало бы старшей женщине рода.

- Те ребята и вправду погибли все как один, - начал рассказывать рыжий Левзик. - Я мог бы всех перечислить, поскольку брат одного из них был моим предком. Но мы не помним, как звали вождя, который бросил их под вражий удар. Это был плохой, неудачливый кунс, а значит, незачем и сохранять его имя. Как говорят старики, он собирался захватить еще город-другой, основать небольшую державу и со временем прибрать к рукам весь Халисун. Может, у него бы что-нибудь и получилось, ведь тогда происходила большая война и нигде не было крепкой власти. Но так вышло, что он вдруг умер всего через полгода, и люди рассказывали, будто его смерть была странной. Как ты думаешь, паренек, что с ним случилось?

- Его, - твердо заявил Йарра, - убил твой пращур и другие родичи тех, кого он предал на смерть. Это долг крови, и я слышал, будто вы, сегваны, всегда его отдаете!

Левзик и гребцы на ближних скамьях снова захохотали.

- Тебя, краснозадый, выбелить бы в коровьем навозе, и получился бы отличный сегван!.. - сказал Гарахар.

Йарра улыбался, польщенный.

- Мы в самом деле отдали долг, - продолжал Левзик. Весло в его руках между тем взмывало из синей воды, уносилось, роняя капли, за спину и опять погружалось, бросая вперед тяжелый корабль. - Нелегко было это сделать, ибо в дом вероломного кунса сегванов более не пускали. Тогда мы собрали деньги и отдали их убийце из клана Безликих... Но не думай, малыш, что это была месть чужими руками. Когда Безликого спрашивают, кто он такой, он отвечает: "Никто". Это значит, что он лишь телесное выражение воли пославших его, продолжение их возмездия...

Понимаешь, о чем я говорю?

Йарра важно кивнул:

- Понимаю.

- Тот Безликий, которого мы наняли, он еще и был когда-то сегваном. Прежде чем стать Безликим, я имею в виду. Он даже взял с нас не так дорого, как они обычно берут. А потом проник в дом вероломного кунса и подсыпал ему в еду волокон одной травы, растущей, как говорят, только на островах Меорэ, где из недр изливается ядовитый огонь. Мы слышали, кунс страшно мучился, когда испускал дух. Это была позорная смерть.

Йарра радостно согласился:

- Еще какая позорная!..

- Дельфины! - закричал кто-то с левого борта. - Дельфины!

Весь корабль повернул головы посмотреть, не исключая и сидевших на веслах.

Пять гладких серо-белых тел то скользили в хрустальной толще воды чуть ниже поверхности, то взвивались в воздух, чтобы, пролетев несколько саженей, с шумом и брызгами обрушиться обратно в волны.

- Привет вам, добрые странники! - нараспев провозгласил Эврих. - Знаешь ли ты, Йарра, откуда появились дельфины?

Йарра отрицательно замотал льняными вихрами.

- Однажды, - поведал ему Эврих, - моряки некоего корабля узрели Прекраснейшую, выходившую из воды, и усладили свой взор Ее несказанными прелестями. Это так сильно прогневало Владыку Морей, что неба видно не стало из-за Его развевающихся усов. Он уже взмахнул гарпуном, собираясь немедленно уничтожить корабль, а команду обратить в безобразных донных рыбешек, никогда не видящих света. Но Прекраснейшая, чье сердце чуждо обидам, упросила Владыку смягчиться. Как говорит об этом Сордий Насмешник:

Быстро подобьем могучих хвостов их украсились ноги, И разделяться отвыкли колени, обтянуты гладкою кожей, Руки прилипли к бокам, захотелось нырять и плескаться.

С палубы жаркой нырнули в прохладные волны Все моряки... Вот откуда пошли в океане дельфины!

- Правду святую говорят люди: "Врет, как аррант"! - высунулась из-под скамьи рыжая голова Левзика. Как и сам Эврих, сегван только что передал весло напарнику и теперь отдыхал, валяясь на палубе. - У вас, голоногих, только и разговоров, что про Прекраснейшую и других баб!

Эврих не задержался с ответом:

- По мне, лучше воспевать женскую красоту, чем убийства и сражения, как ваши сказители...

- Наши сказители, - рявкнул Левзик, - гораздо лучше ваших! Ваш Царь-Солнце когда-то правил половиной населенного мира, а где он теперь? Ему и свои-то города не особенно подчиняются! Мы же, сегваны, родившиеся на маленьких островах, скоро будем обладать всем тем, что вы потеряли! Вот куда ведут нас наши сказания!

Он свирепо топорщил кудрявую бороду, но Волкодав, сидевший на весле, больше не опасался, что арранта вот-вот придется избавлять от расправы. То, что происходило, было обратной стороной молчаливости мореходов. Шуточная перепалка, в которой не принято обижаться, даже если тебя прилюдно смешивают с дерьмом.

Болтай что угодно, лишь бы от души хохотали и веселились все, кто вместе с тобой взялся измерять грозное море на крохотной деревянной скорлупке и неизвестно, выберется ли на берег живым.

Если тебя втянули в подобную перебранку - считай, приняли за своего. Понял ли это Эврих, Волкодаву знать было неоткуда, но вот смутить ученого арранта оказалось вправду непросто.

- Великие державы суть прах! - назидательно сообщил он Левзику. - Я слышал, длиннобородый Храмн советовал поменьше гоняться за властью и земными благами и больше заботиться о взращении славы, способной пережить людей и народы!

Йарра завороженно смотрел то на одного, то на другого. Со дня гибели матери и отца никто не разговаривал с ним так много, ни от кого он не узнавал сразу столько важного и занятного. Теперь странно было вспомнить, как поначалу, только попав на этот корабль, он всех боялся и не смел ни на шаг отойти от своих спутников. Если так пойдет дальше, под самый конец путешествия ему, чего доброго, дадут даже постоять на носу!..

- Храмн еще говорил, - сказал Левзик, - что славу добывают деяниями, а не пустой болтовней. Вот слушай, малец, откуда на самом деле берутся дельфины. У Повелителя Глубин есть жена, чье имя столь же священно и непроизносимо. Верные люди называют Ее почтительным прозвищем: Бездна...

- Что можно истолковать очень по-разному... - вставил Эврих. На всякий случай он произнес это вполголоса, однако люди услышали, и от хохота у гребцов чуть не вывалились весла из рук. Самым осторожным, усмотревшим в словах Эвриха излишне дерзкий намек, велели протереть глаза и увидеть, как улыбается море. Неужто Богиню, породившую столь многие жизни, обидит восхваление Ее женского естества?..

- Так вот. Бездна каждый день раскидывает по Своим владениям предивную сеть, - продолжал Левзик, когда хохот утих. - В эту сеть попадают отважные воины, павшие в морских боях. Их тела не познали объятий погребального пламени, а значит, достойные души не могут пока вознестись в Обитель Храмна, за пиршественные столы.

Йарра кивнул с полным знанием дела. На его родине бытовали сходные представления.

- Милостивая Богиня дарует им плоть и облик дельфинов и посылает присматривать за нами, мореплавателями. Оттого и бывает, что они спасают терпящих кораблекрушение. И еще, - тут Левзик победно покосился на Эвриха, - ни один островной сегван, даже помирая от голода, никогда не обидит дельфина. В отличие от всяких там голоногих!..

- Волкодав великий воин, - сказал Эврих юному итигулу.

- Волкодав очень хорошо дерется, - степенно подтвердил Йарра. - Я видел. В "Зубатке", когда приходили выгонять его вон.

Венн греб, слушая их разговор, и на всякий случай помалкивал. Он не сомневался, что Эврих готовился в очередной раз над ним подшутить.

- Я не о том, - сказал молодой аррант. - До сегодняшнего дня он ни разу не вращал весла на "касатке", а посмотри, как гребет! Надо быть великим воином, чтобы вот так сразу постигнуть незнакомое дело!..

Йарра подлез под руки Волкодава, устроился рядом с ним на скамье и повторил, как о заветном:

- Я тоже стану великим воином и пойду среди мужей, когда Элдаг Быстрый Клинок поведет нас истреблять шанов... да исчезнет их имя из разговоров мужей! Мы очистим от них нашу священную землю и не оставим никого, способного продолжить мерзостный род! Вождь Элдаг носит старинный кинжал с рукоятью из бирюзы. Если время от времени не смачивать ее шанской кровью, бирюза начнет трескаться и тускнеть...

Волкодав, почти весь день упорно молчавший, при этих словах неожиданно спросил его:

- А ты хоть раз видел поселение, вырезанное до последнего человека?

- Нет, - озадаченно ответил Йарра, - не видел, но когда мы...

- А я видел, - перебил венн. И слышалось в его голосе нечто такое, отчего воинственный маленький горец вмиг понял: надо сидеть смирно и слушать. И головой по сторонам не вертеть, даже если опять появятся дельфины. - Я был в Саккареме, когда тамошние жители восставали против своего шада, - угрюмо и тяжело продолжал Волкодав. Он говорил на языке Шо-Ситайна, чтобы Йарра хорошо понимал его. - Шад Менучер расправлялся с восставшими безо всякой пощады. Мы с моей Наставницей забрели однажды в деревню, где накануне побывал отряд "золотых"...

- Это отборные наемники, ближняя охрана саккаремских правителей, - тихо пояснил Эврих. Он тоже навострил уши, ибо этими воспоминаниями венн никогда с ним не делился. Эвриху вдруг подумалось, что венн вообще к себе в душу его не очень-то допускал...

- Деревня была большая и богатая, - орудуя веслом, медленно говорил между тем Волкодав. - Наверное, больше сотни дворов.

- У нас в... - начал было Йарра, но Эврих толкнул его под ребра, и мальчик смущенно умолк.

- Когда мы с Наставницей вышли из тростников, между дворами ходило всего несколько человек, - сказал Волкодав. - Родственники и друзья из соседнего селения, пришедшие узнать, что случилось. Они не могли дать каждому умершему погребальный костер, потому что на это во всей округе не хватило бы дров. Они выкопали возле старого кладбища одну большую могилу и свозили в нее мертвых.

Нагружали телегу, катили туда, вываливали и опять возвращались за трупами. Они толкали телегу руками, потому что лошади пугались запаха смерти. Люди сказали нам, что поначалу пытались хотя бы складывать погибшие семьи рядом друг с другом, но теперь у них и на это не было сил. Никто даже не плакал. Мы принялись им помогать...

Волкодав помолчал некоторое время. Ни на Йар-ру, ни на Эвриха он не Смотрел.

- Мы с одним тамошним парнем, Саргел его звали, забрасывали мертвых в телегу.

Брали за руки и за ноги... если у них еще были руки и ноги... раскачивали и взваливали наверх. Там были мужчины, женщины и грудные младенцы. Один из тех, кто с нами вместе работал, зашел в какой-то дом и долго не появлялся. Когда мы с Саргелом туда заглянули, он сидел за столом среди мертвецов и играл с ними в кости. Смеялся, пел песни и вел счет выпавшим фишкам...

- Он сошел с ума?.. - робко спросил Йарра. Волкодав молча кивнул.

- Потом мы нашли девушку... - сквозь зубы сказал он погодя. - Мне тогда было двадцать лет, а ей... не знаю... пятнадцать, четырнадцать... "Золотые" насиловали ее, потом перерезали горло. Лежит в луже крови... а лицо спокойное, светлое, чистое, ну вот сейчас проснется... Надо в телегу закидывать, а Саргел вдруг прямо затрясся и говорит: погоди, мол, нельзя же с ней как со всеми, сейчас на руки подниму... Начал поднимать, а у нее голова на лоскутьях кожи держалась. Так и откатилась нам под ноги. Саргел... чуть не завалился, побелел весь...

Йарра безмолвно смотрел на него. Он и сам был не румяней. Эврих тоже молчал.

- Мухи, - сказал Волкодав. - Синие мухи. Они жужжали и садились на трупы. Они не сразу взлетали, когда мы наклонялись подобрать мертвеца...

Йарра уткнулся в колени лицом и долго не поднимал головы.

Гудящее море с ветрами боролось,

По палубе брызги стеля,

Когда мы услышали сорванный голос,

Донесшийся с мачты: "Земля!.."

В разорванных тучах проглянуло небо,

И солнце метнуло лучи,

И берег, похожий на зыбкую небыль,

Жемчужный туман облачил.

Был с нами на судне один северянин,