Чтение 24–й страницы книги ~Вторжение в Персей~

- Они порождены ежедневными вопросами Орлана, Павел. Чем я могу еще
отплатить врагам, если не повторяющимся бредом о их неизбежной гибели?

Я ненавидел этого отвратительного стража. Он обрисовывался около моей
клетки ежедневно, иногда по три раза на день, временами казалось -
ежечасно. Он стоял, полупризрачный, неподвижный, лишь шея неторопливо
вытягивалась, унеся голову вверх, бесстрастно интересовался:

- Тебе еще не хочется смерти, человек? Надеюсь, тебе не хорошо?

Я смотрел на его безжизненное лицо и весь накалялся.

- Мне хорошо. Ты даже вообразить не можешь, остолоп, как мне хорошо,
ибо я до своей кончины еще увижу твою гибель, гибель твоего властителя,
гибель всех его прихлебателей. Передай своему верховному чурбану, что я
бесконечно радуюсь жизни.

Орлан со стуком вхлопывал голову в плечи и исчезал.

Переломные события нашего плена отпечатались в моей памяти во всех
подробностях.

Вечером, перед ужином, я приказал себе уснуть, а когда пробудился,
была ночь, пленные спали. Я сел; встать и пройтись по клетке, как делал
еще недавно, не было сил.

Не открывая глаз, я вслушивался в звуки, доносившиеся отовсюду:
сонное всхлипывание, шуршание поворачивающихся тел, храп мужчин,
развалившихся на спине, свист носов тех, кто разлегся на боку... Я в
последнее время стал хуже видеть, к тому же в ночные часы самосветящиеся
стены тускнели.

Зато обострился слух, сейчас до меня свободно доходили звуки, каких я
в нормальной жизни не мог бы уловить.

И я легко разобрался еще до того, как шаги приблизились, что кто-то
подкрадывается ко мне. Так же безошибочно, все не открывая глаз, я
определил, откуда послышался новый шум.

Я поднялся на ноги и минуту так стоял, пересиливая головокружение.

Перед глазами замелькали глумливые огоньки, в изменяющейся сетке
пропала тусклая картина спящего зала. Я терпеливо дождался, пока погасла
последняя искорка, и, ощупывая воздух руками, чтоб не удариться о
прозрачные препятствия, медленно двинулся к ограде. Я делал шаг и
останавливался, от каждого шага вновь вспыхивали искры в глазах, нужно
было не дать им разгореться до головокружения.

Потом я долго всматривался в маленького человечка, напиравшего телом
на наружную сторону невидимой ограды.

- Астр, зачем ты пришел? - спросил я. - Ты должен держаться, будто
меня не существует.

Эту недлинную речь я произносил минут пять.

- Отец! - зашептал он со слезами. - Может, хоть ночью я смогу
передать тебе пищу?

Он тщетно старался просунуть сквозь невидимую стену кусочки еды. Он
вбивал их в силовой забор, они падали на пол, он поднимал их, снова, все
отчаянней, пытался просунуть. Плач его становился громче.

Я смотрел на него, вяло соображая, чего ему надо. Мне не хотелось
есть, не хотелось разговаривать, я лишь одно понимал - рыдания могут
разбудить Мэри и она не справится с новым приступом отчаяния.

- Астр, иди спать! - сказал я. - Даже атомные орудия наших предков не
разнесут эти стены, а ты хочешь пробиться сквозь них слабыми кулачками.

На этот раз я говорил связной речью, а не словесными корпускулами.
Астр бросил на пол принесенную еду, стал топтать ее ногами и все громче
плакал. У него был слишком горячий характер.

- Перестань! - приказал я, голос мне почти уже не подчинялся. - Стыд
смотреть на тебя!

- Ненавижу! - простонал он, сжимая кулаки. - Отец, я так ненавижу!

- Иди спать! - повторил я.

Он уходил, через каждые два-три шага оборачиваясь, а я смотрел на
него и думал о нем.

Он был сыном шестнадцатого мирного поколения человечества, даже слово
это - ненависть - было вытравлено из словаря людей задолго до его
рождения, он тоже его не знал. И он сам, опытом крохотной собственной
жизни, открыл в себе ненависть, ибо любил.

Я не уверен, что именно так думал в тот момент, но всего меня
заполнило смутное ощущение, эквивалентное именно этим мыслям.

Наш разговор, как ни был он тих, привлек Андре. Безумец спал мало, и
в часы, когда все покоились, неслышно прогуливался по залу, напевая
неизменную: "Жил-был у бабушки серенький козлик..."

Он подошел к месту, откуда пытался ко мне пробиться Астр, оперся
локтями о силовые стенки, лукаво посмеивался истощенным постаревшим лицом,
подмаргивал.

Сперва я не разобрал его шепота, мне показалось по движению губ, что
повторяется все тот же унылый совет сойти с ума, но вскоре я разглядел,
что рисунок слов иной, и стал прислушиваться. Фразу: "Не надо" - я
расслышал отчетливо.

- Ты даешь мне новый совет? - переспросил я, удивленный. - Я
правильно тебя понял, Андре?

Он забормотал еще торопливей и невнятней, лицо его задергалось,
покривилось, засмеялось, испуганно задрожало - все эти выражения так
быстро сменяли одно другое, что я опять не понял ни слов, ни мимики.

- Уйди или говори ясно, я очень устал, Андре, - сказал я, измученный.

На этот раз я расслышал повторенную дважды фразу:

- Ты сходишь с ума! Ты сходишь сума!

- Радуйся, я схожу с ума! - сказал я горько. - Все как ты советовал,
Андре. Я искал другого пути, кроме безумия, и не нашел его. Что ж ты не
радуешься?

- Не надо! Не надо!

Только теперь, когда он повторил эту фразу, я понял, к чему она
относилась.

У меня снова закружилась голова. Я привалился туловищем к стенке,
простоял так несколько минут, опоминаясь.

Когда я очнулся, Андре не было. В полумраке сонного зала я увидел
торопливо удаляющуюся согбенную фигурку.

Сил добраться до середины клетки на тряпичных ногах не хватило, я
опустился на пол, где стоял, и вскоре забылся, а еще через какое-то время
повторилось видение и раньше посещавшее меня - штурмующие Персей корабли
Аллана.

На этот раз я не увидел зала с подвешенным посередине полупрозрачным
шаром, кругом была просто звездная сфера, окраинный район скопления Хи, -
я несся меж звезд, превращенный сам в подобие космического тела.

Вместе с тем и в бреду я сознавал, что я не космическое тело, а
человек, и не лечу в космосе, а покоюсь где-то на наблюдательном пункте, а
вокруг меня не реальные светила, а их изображения на экране, и бешеный мой
полет от одной звезды к другой - не реальное движение, а лишь поворот
телескопического анализатора: я не мчался, рассекая проходы меж светилами,
а прибором отыскивал эскадры Аллана.

И когда передо мной засверкали огни галактических крейсеров, я жадно,
повторяя едва шевелящимися губами вслух цифры, считал их. Две светящиеся
кучки, две растянутые струи огней по сто искр (каждая искра была хорошо
мне знакомой сверхсветовой крепостью) неслись клином на Персей - острие
клина нацеливалось на Оранжевую, тусклую, постепенно гаснувшую; я уже
хорошо знал, что означает ее зловещее исчезновение.

"Пробьются или не пробьются?" - думал я, трясясь слабой дрожью, у
меня не хватало сил и на дрожь, лишь мысли пока не теряли ясности.
"Пробьются или нет?" - думал я, выглядывая темные тела в густо пылающей
массе огней: тел было не меньше десятка, они неслись, покорные могучим
аннигиляторам кораблей, каждое из тел в миллионы раз превосходило любой
звездолет по объему и массе, а одно, самое массивное, составляло острие
клина - вытянутая грозная шея желтовато-белых огней кончалась черным
клювом.

И скоро, сам весь затянутый черным туманом бреда, я уже не видел ни
эскадр, ни планет, гигантская светящаяся птица с темными пятнами на белом
теле хищно неслась в моем мозгу, вздымала клюв - сейчас, сейчас она
яростно ударит им в самое темя скопления!

- Клюнет, сейчас клюнет! - шептал я лихорадочно, меня все мучительней
била дрожь, я плотнее прикрывал глаза, чтоб отчетливее узреть
надвигающееся.

А затем я увидел забушевавшее горнило, и массы галактических
кораблей, ринувшихся в фокус взрыва. В моем мозгу путались звезды и
корабли, звезды ошалело неслись в стороны, расшвырянные взрывом
пространства, а корабли пожирали новосотворенное пространство пастями
аннигиляторов и рвались вперед, на исчезнувшую Оранжевую, вперед, только
вперед - к нам на помощь...

Потом я стал уноситься вверх. Я лежал на боку, скрючившись, меня
по-прежнему била слабая дрожь, жизнь еле теплилась во мне, а в чадном
бреде тело мое, могучее, как галактический корабль, пробив стены, вольно
вынеслось в вольный простор. Я не знал, куда меня уносит, ликующее
ощущение заполнило меня всего - свобода!..

Я упал на пол в знакомом зале, на троне восседал властитель, обширное
помещение заполняли странные лики и фигуры - образины, а не образы, я
много раз уже наблюдал их в своем бреду...

Я попал на совещание у Великого разрушителя.