При мне ведомости. А если с ними что-нибудь случится? Уберите локоть.
захватанное стекло Перец смотрел, как кассир собирает ведомости, комкает
их как попало, втискивает в портфель, потом в кассе открылась дверь, вошли
два огромных охранника, связали кассиру руки, накинули на шею петлю, и
один повел кассира на веревке, а другой взял портфель, осмотрел комнату и
вдруг заметил Переца. Некоторое время они глядели друг на друга сквозь
грязное стекло, затем охранник очень медленно и осторожно, словно боясь
кого-то спугнуть, поставил портфель на стул и все так же медленно и
осторожно, не сводя глаз с Переца, потянулся к прислоненной к стене
винтовке. Перец ждал, холодея и не веря, а охранник схватил винтовку,
попятился и вышел, затворив за собой дверь. Свет погас.
чемодану, схватил его и кинулся прочь, куда-нибудь подальше от этого
места. Он укрылся за гаражом и видел, как охранник вышел на крыльцо, держа
винтовку наперевес, поглядел налево, направо, под ноги, взял с перил плащ
Переца, взвесил его на руке, обшарил карманы и, еще раз оглядевшись, ушел
в дом. Перец сел на чемодан.
освещенные окна, замазанные до половины мелом. За окнами двигались тени,
бесшумно крутилась решетчатая лопасть локатора на крыше. Брякала посуда, в
лесу кричали ночные животные. Потом где-то вспыхнул прожектор, повел
голубым лучом, и в этот луч из-за угла дома вкатился самосвал, громыхнул,
подпрыгнув на колдобине, и, провожаемый лучом, поехал к воротам. В ковше
самосвала сидел охранник с винтовкой. Он закуривал, закрывшись от ветра, и
видна была толстая ворсистая веревка, обмотанная вокруг его левого
запястья и уходящая в приоткрытое окно кабины.
башмаками, мрачной тенью прошел второй охранник с винтовкой под мышкой.
Время от времени он нагибался и ощупывал землю, видимо, искал следы. Перец
прижался взмокшей спиной к стене и, замерев, проводил его глазами.
свет на втором этаже, кто-то громко сказал: "Ну и духота здесь у тебя".
Что-то упало в траву округлое и блестящее и подкатилось к ногам Переца.
Перец снова замер, но потом понял, что это бутылка из-под кефира. Пешком,
думал Перец. Надо пешком. Двадцать километров через лес. Плохо, что через
лес. Теперь лес увидит жалкого, дрожащего человека, потного от страха и от
усталости, погибающего под чемоданом и почему-то не бросающего этот
чемодан. Я буду тащиться, а лес будет гукать и орать на меня с двух
сторон...
кто-то, тяжело дыша и отфыркиваясь, огромный, на четвереньках. Они
остановились посреди двора, и Перец услыхал, как охранник бормочет: "На
вот, на... Да ты не жри, дура, ты нюхай... Это же тебе не колбаса, это
плащ, его нюхать надо... Ну? Шерше, говорят тебе..." Тот, что был на
четвереньках, скулил и взвизгивал. "Э! - сказал охранник с досадой. - Тебе
только блох искать... Пшла!" Они растворились в темноте. Застучали каблуки
на крыльце, хлопнула дверь. Потом что-то холодное и мокрое ткнулось Перецу
в щеку. Он вздрогнул и чуть не упал. Это был огромный волкодав. Он едва
слышно взвизгнул, тяжко вздохнул и положил тяжелую голову Перецу на
колени. Перец погладил его за ухом. Волкодав зевнул и завозился было,
устраиваясь, но тут на втором этаже грянула радиола. Волкодав молча
шарахнулся и ускакал прочь.
ничего, кроме радиолы. И тогда, словно в приключенческом фильме, вдруг
бесшумно озарились голубым светом и распахнулись ворота, и во двор, как
огромный корабль, вплыл гигантский грузовик, весь расцвеченный созвездиями
сигнальных огней, остановился и притушил фары, которые медленно погасли,
словно испустило дух лесное чудовище. Из кабины высунулся шофер Вольдемар
и стал, широко разевая рот, что-то кричать, и кричал долго, надсаживаясь,
свирепея на глазах, а потом плюнул, нырнул обратно в кабину, снова
высунулся и написал на дверце мелом вверх ногами: "Перец!!!" Тогда Перец
понял, что машина, пришла за ним, подхватил чемодан и побежал через двор,
боясь оглянуться, боясь услышать за спиной выстрелы. Он с трудом
вскарабкался по двум лестницам в кабину, просторную, как комната, и пока
он пристраивал чемодан, пока усаживался и искал сигареты, Вольдемар все
что-то говорил, багровея, надсаживаясь, жестикулируя и толкая Переца
ладонью в плечо, но только когда радиола вдруг замолчала, Перец, наконец,
услышал его голос: ничего особенного Вольдемар не говорил, он просто
ругался черными словами.
его лицу прижали маску с эфиром.
внизу, в котловине, их поразила тишина. Тишина была такая, что они даже не
обрадовались. Деревня была треугольная, и большая поляна, на которой она
стояла, тоже была треугольная - обширная глиняная проплешина без единого
куста, без единой травинки, словно выжженная, а потом вытоптанная, совсем
темная, отгороженная от неба сросшимися кронами могучих деревьев.
не допросишься. Какая здесь может быть еда, если у них и поля даже нет,
одна голая глина. Наверное, это охотники, они всяких животных ловят и
едят, тошнит даже, как подумаешь...
Может быть, это Глиняная поляна?
деревня, как наша деревня, только в ней чудаки живут... А здесь смотри
какая тишь, и людей не видно, и ребятишек, хотя ребятишки, может быть, уже
спать легли... И почему это тут людей не видно, Молчун? Давай мы в эту
деревню не пойдем, очень она мне не нравится...
очень пустой, но не запущенной, не заброшенной и покинутой, а именно
пустой, ненастоящей, словно это была не деревня, а декорация. Да, подумал
Кандид, наверное, нам не стоит туда идти, только ноги вот болят, и очень
хочется под крышу. И поесть что-нибудь. И ночь наступает... Надо же, целый
день блуждали по лесу, даже Нава устала, висит на руке и не отпускает.
хочется? Сколько же можно не есть? Я с утра ничего не ела... И воры твои
эти... От них знаешь какой аппетит? Нет, мы давай с тобой туда спустимся,
поедим, а если нам там не понравится, тогда сразу уйдем. Ночь сегодня
теплая будет, без дождя... Пойдем, что ты стоишь?
серой земле, сидел серый, почти совсем не одетый человек. Его было плохо
видно в сумерках, он почти сливался с землей, и Кандид различил только его
силуэт на фоне белой стены.
Выселки. Мы дорогу потеряли. Убегали от воров и дорогу потеряли.
молодцы, хорошо сделали... Вы заходите, заходите, а то работы много, а
людей что-то совсем мало осталось... - Он еле выговаривал слова, словно
засыпал. - А работать нужно. Очень нужно работать... Очень...
показались Кандиду знакомыми, хотя он знал, что никогда их раньше не
слыхал. - Это хорошо, что мальчик пришел, потому что мальчик... - И он
опять заговорил непонятно, странно.
его получше. - Ты мне скажи, еда у тебя найдется?
там бормочет?
нет лица! Как с ним можно говорить, когда у него нет лица?
было: то ли он ушел, то ли растворился в сумерках.
вдруг прижалась к нему. - Он как мертвяк, - сказала она. - Только он не
мертвяк, от него пахнет, но весь он - как мертвяк... Пойдем в какой-нибудь
другой дом, только еды мы здесь не достанем, ты не надейся.
этом доме было непривычное, не было постелей, не было запахов жилья,
внутри было пусто, темно, неприятно. Нава понюхала воздух.
какую-то ты меня глупую деревню привел, Молчун. Что мы здесь будем делать?
Я таких деревень никогда в жизни не видела. И дети тут не кричат, и на
улице никого нет.
слышали даже собственных шагов, и в лесу не ухало и не булькало, как
обычно по вечерам.