сделать вклад во все сиенские храмы, которые он знал и помнил.
якори, какие-то снасти - все это валялось в ужасающем беспорядке, а в брюхе
судна, под плохо пригнанными планками пола, хлюпала, вода.
спустили веревочную лестницу и помогли выбраться на палубу. Холодный
порывистый ветер охватил его с головы до ног, и он снова задрожал от
неприятного прикосновения намокшей одежды.
владельца судна.
хозяин. - Но вспомните, как вы торопились. А потом, для нас, сами небось
знаете, это дело привычное. Сейчас до берега уже рукой подать...
взглянул на Гуччо.
старый моряк добавил:
лежали вповалку трое матросов: их сморила усталость. Четвертый матрос стоял
у руля и, грызя кусок солонины, не отрывал взгляда от носа корабля и от
английского берега.
которая все же защищала от ветра, и, несмотря на дневной свет, ветер и зыбь,
заснул мертвым сном.
доков и строем низеньких, грубо сколоченных домишек, на крышах которых,
чтобы их не унесло ветром, лежали камни. Справа по фарватеру стоял на отлете
дом шерифа, охраняемый вооруженными стражниками. На пристани под навесами
были навалены груды различных товаров, беспрерывно сновала шумная толпа.
Ветер доносил запахи рыбы, смолы и гниющего дерева. Рыбаки тащили сети или,
взвалив на плечо тяжелые весла, пробирались сквозь толпу. Даже ребятишки не
сидели без дела, они волочили по мостовой огромные мешки, в несколько раз
превосходящие их своими размерами.
быстро обретать вновь не только свои силы, но и свои иллюзии. Преодоленная
опасность лишь укрепляет ее веру в себя, толкает на поиски новых
приключений. Так и Гуччо, поспав всего два-три часа, окончательно забыл все
ночные страхи. Он готов был приписать себе победу, одержанную нынче ночью
над морской стихией; в неудачном начале путешествия он видел теперь чуть ли
не счастливое предзнаменование и доказательство тонкого своего чутья,
помогшего ему в выборе столь искусных мореходов. Стоя на палубе в позе
завоевателя, ухватившись рукой за какую-то снасть, он с жадным любопытством
смотрел, как приближаются к нему владения Изабеллы.
указательном пальце - все это казалось Гуччо залогом славного будущего. Он
станет свидетелем скрытой от всех жизни сильных мира сего, своими глазами
увидит королей и королев, проникнет в наисекретнейшие дела монархов. В
опьянении мечты, которая намного опережает будничный ход времени, он уже
видел себя блестящим послом, поверенным всемогущих государей, взирающим
свысока на раболепствующую перед ним знать... Без него не состоится ни один
государственный совет. Ведь показали же блистательный пример всем прочим
смертным, сделав головокружительную карьеру, два его соотечественника, два
брата, два знаменитых тосканских банкира: Биччо и Мушато Гуарди, которых
французы запросто величали "Бич" и "Муш" и которые в течение чуть ли не
одиннадцати лет были казначеями, послами, близкими людьми сурового короля
Филиппа! А он добьется большего, и о прославленном Гуччо Бальони будут
рассказывать, как удивительную свою карьеру он начал с того, что чуть не
сбил с ног на углу парижской улицы самого короля Франции...
моряк перекинул доску с борта корабля на пристань. Гуччо заплатил
причитающуюся с него сумму за проезд и покинул море ради суши; но ноги его,
уже успевшие привыкнуть к мерному баюканью зыби, невольно подгибались, он
скользил, чуть не падал на мокрой земле.
"досмотрщиков", то есть через таможню. Первому же мальчишке, предложившему
поднести вещи, Гуччо приказал проводить себя к здешнему ломбардцу.
организацией, через которую шли все почтовые и транспортные операции.
Объединившись в крупные компании, носящие имя своего основателя, они имели
во всех главных городах и почти в каждом порту свои конторы; эти конторы
походили на филиалы современных банков, но в отличие от последних при
тогдашних банкирских конторах имелись частные почтовые отделения и нечто
вроде теперешнего бюро путешествий.
счастлив принять племянника главы компании Толомеи и с почетом встретил
гостя. Гуччо первым делом помылся, платье его высушили и отгладили;
имеющиеся при нем золотые французские монеты обменяли на английские деньги
и, пока он сидел за сытным обедом, ему оседлали коня.
выходило, что он вел себя настоящим героем.
некто Боккаччо. Четыре дня назад он присутствовал при казни Жака де Молэ;
своими ушами слышал он проклятие Великого магистра и описывал трагическое
зрелище с неумолимой и мрачной иронией, восхитившей его итальянских
сотрапезников. Боккаччо было лет тридцать - Гуччо он казался чуть, ли не
стариком, - на его тонкогубом, живом и умном лице блестели темные глаза, с
любопытством взиравшие на свет Божий. Так как он тоже направлялся в Лондон,
Гуччо решил ехать с ним вместе.
дядюшки, Гуччо помалкивал и старался навести на разговор своего спутника,
который только и ждал случая порассказать о себе. Немало повидал на своем
веку синьор Боккаччо. Немало стран посетил он - был в Сицилии, Венеции,
Испании, Фландрии, Германии, был даже на Востоке и выходил здрав и невредим
из самых опасных приключений; он изучил нравы каждой страны, смело судил о
религии, даже позволял себе сравнивать меж собой те или иные верования,
презрительно отзывался о монахах и с ненавистью об инквизиции. По всему
видно было, что синьор Боккаччо большой любитель прекрасного пола; из его
намеков явствовало, что покорил он немало красавиц, именитых и вовсе
неизвестных, и знал о них множество презабавных историй. Синьор Боккаччо не
особенно высоко ставил женскую добродетель, и его соленые словечки нарушили
покой юного Гуччо. Вместе с тем чувствовалось, что его новый знакомый не
только хитрец, но и весьма отважный мужчина. Ох и вольнодумец же этот синьор
Боккаччо, однако человек незаурядный!
в житницу богатый урожай, собранный во время моих странствований, - заявил
он Гуччо.
вздохнул в ответ, как вздыхает человек по своей мечте, которой, увы, не
суждено осуществиться.
превращаться в писца. Когда ты с юности избрал себе иное ремесло -
зарабатывать деньги, - то после тридцати лет ничего другого уже делать не
можешь. И к тому же напиши я все то, что знаю и слышал, да меня бы на костре
сожгли!
зеленеющие поля наполнила душу Гуччо восторгом. С наслаждением вдыхал он
свежий воздух, пронизанный дыханием ранней весны; цоканье подков вторило их
разговорам, как песнь безоблачного счастья, и восторженному Гуччо чудилось,
что он сам участник всех этих изумительных происшествий, о которых
рассказывал синьор Боккаччо.
излияниям, как привалы в пути. Путники попивали перед камельком из небольших
кувшинов добрый английский эль - крепкое пиво, сдобренное имбирем,
стручковым перцем и гвоздикой, - и, пока им стелили постель, синьор Боккаччо
поведал Гуччо, что была у него любовница, француженка, и в минувшем году
родила ему ребенка, сына, получившего при крещении имя Джованни.
рожденных в супружестве, - поучительно заметил Гуччо, у которого имелось про
запас десяток избитых сентенций для оживления беседы.
вознаградить за потерю наследства и уважения общества. А может, просто им
приходится сурово бороться за жизнь и прокладывать себе путь самим, ни на
кого не рассчитывая, - ответил синьор Боккаччо.
его научить.
столь незавидных обстоятельствах, - пожав плечами, ответил собеседник
молодого ломбардца.
часов утра они снова пустились в путь. Космы тумана еще жались к земле.
Синьор Боккаччо молчал - в таких людей рассвет не вселяет бодрости.
деревушку, которая восхитила Гуччо своей какой-то особой миловидностью.
Деревья стояли еще голые, но в воздухе чувствовался аромат весенних соков,
пришедших в брожение, зеленая молоденькая травка уже пробивалась из земли.
Круз Андрей
Панов Вадим
Березин Федор
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Шилова Юлия