Чтение 24–й страницы книги ~Король холопов~

доступ, - что вы повинуетесь моему приказанию. Я хочу, чтобы вы там были.

Крестьянин как будто не видел в этом надобности и покачивал головой.

- Поезжай ты, - произнес король, - возьми с собою несколько
состоятельных крестьян, пользующихся у вас почетом; будьте вы при мне для
того, чтобы не могли сказать, что я о вас забыл или пренебрег вами. Ведь и
без того меня называют королем холопов, - пускай, по крайней мере, знают,
что я им хочу быть так же, как я король для дворян, рыцарства и всего
люда, который живет в этом королевстве... Поэтому я вам приказываю, чтобы
вы привезли в Вислицу нескольких ваших собратьев. А для того, чтобы вам не
пришлось израсходоваться в случае, если не хватит корма для ваших лошадей,
потому что в Вислице его могут съесть лошади дворян, возьмите это на
дорогу.

При этих словах король вынул из кошелька приготовленный сверток с
деньгами и положил его на стол...

- А Вислицу-то я поеду, - с гордостью промолвил крестьянин, - если
только жив буду, - но не за ваши деньги, милостивый король. Это годится
для бедняков. Мы - люди простые и живем попросту, такими родились и так
привыкли; мы золота на себе не носим, но и у нас кое-что найдется
припрятанным в горшке под лежанкой про черный день.

- Возьмите это; меня вы этим не разорите, - рассмеялся король, -
возьмите для других, для того, чтобы вы могли выбрать других не по
богатству, а по уму и их серьезности... и - всего хорошего!..

С этими словами король встал и, чуть-чуть отведав налитого меда,
направился к дверям. Вядух шел вслед за ним, почтительно склонившись. У
порога король, повернувшись к нему, добавил:

- Помните, что к четвертой неделе поста там необходимо быть...
непременно... потому что я осведомлюсь о вас...

Когда король вышел к своим людям, они еще сидели за медом, которым их
угостили; наскоро допив кубки, они вытерли усы и вскочили на лошадей.

Казимир уже отъехал на большое расстояние от двора, а мужик все еще
стоял задумавшись, как бы приросший к земле...

Гарусьница даже вынуждена была выйти к нему и хлопнуть его по плечу,
чтобы заставить очнуться.

- Что с тобой, старина?

Ничего не ответив, Вядух вошел в хату, где на столе лежал королевский
мешочек, и, опустившись на скамью, погрузился в глубокую задумчивость.

Жена остановилась перед ним с заложенными руками, устремив на него
испытующий взгляд и покачивая головой.

Лекса не мог собраться с мыслями и долго не отвечал на ее вопросы.
Наконец, он встал, сотворил крестное знамение и, поправив шапку на голове,
тяжело вздохнул.

- Да свершится воля твоя Господня. Если нужно в Вислицу, то попаду и
в Вислицу...

- Что же, разве это для тебя обида, а не честь? - спросила
Гарусьница.

- Ты, старуха, лучше молчала бы, потому что ты ничего не знаешь! -
воскликнул Вядух. - За такую честь человек потом расплачивается жизнью. Я
никогда не кичился своим богатством, потому что не хотел вызывать зависти,
а теперь нельзя ударить лицом в грязь и осрамить себя и свое сословие!

Поохав немного, Вядух прошелся несколько раз по комнате, выпил
оставшийся после короля бокал с медом, поправил на себе пояс, крепче
стянув его, осмотрел свои лапти, и выглянув через окно, чтобы по солнцу
определить время, обратился к жене.

- К ужину, вероятно, возвращусь, а может быть и нет... Смотри,
голубушка, чтобы я, возвратившись, нашел похлебку. А теперь мне нужно
собираться в путь.

Выбрав самого лучшего коня, старик, не отказавшийся еще из-за
возраста от верховой езды, бодро уселся на лошадь и ускакал.

По соседству жило несколько богатых крестьян, но не все они были
похожи на Вядуха. Самые выдающиеся из них льнули к дворянам и к ним
заискивали, поступали к ним на службу, обязывались нести повинности. С
ними нельзя было говорить о положении крестьянства, ибо они, хоть и
принадлежали к этому сословию, но не принимали близко к сердцу его
интересы.

Другие предпочитали спокойно оставаться у себя, не подвергаясь
никаким неприятностям, потому что, несомненно, надо было быть
подготовленными к тому, что рыцарство недоброжелательно отнесется к их
присутствию; некоторых Лекса не мог пригласить, так как они уже слишком
просты были; поэтому выбор был очень труден, и Лекса был сильно озабочен,
так как он стыдился удовольствоваться небольшой горсточкой сотоварищей.

Дорогой Лекса тяжко вздыхал о том, что король возложил на его плечи
такое тяжелое бремя, но сбросить его он уже не мог.

До самого позднего вечера Гарусьница, дремля на скамье, напрасно
поджидала его возвращения. И на следующий день ни к обеду, ни после обеда,
ни вечером старика все еще не было. Жена не столько беспокоилась о нем,
сколько злилась. Она пошла с жалобой к сыну, и когда возвратилась, мужа
все еще не было дома; лишь на третий день она услышала голос Лекса,
звавшего Вонжа, чтобы убрать коня.

Она тотчас же обвела взглядом лицо старика, желая узнать, в каком
расположении духа он возвратился; лицо его было спокойное, ясное, и на
губах играла улыбка. Он потребовал еды, и это было хорошим признаком. У
него не было привычки отдавать отчет жене в своих делах, поэтому она и не
расспрашивала его, зная, что он потом сам расскажет, если она не выкажет
своего любопытства.

На следующий день он начал готовиться к отъезду в Вислицу. В первый
раз в своей жизни Лекса сдал все хозяйство на руки сыну, потому что у него
было слишком много работы. Вынули из сундуков и приготовили самую лучшую
одежду, так как им приходилось и в Кракове остановиться и, хотя Лекса не
любил выставлять на вид свое богатство, он на этот раз говорил, что не
желает осрамить свое сословие.

Нужно было приготовить прочный возок, подобрать к нему лошадей,
потому что, хотя крестьяне и ездили верхом, в дорогу приходилось брать с
собою всякие запасы, так как там, где много народа собирается, иногда и за
деньги хлеба не достанешь, а в Вислице, следовало надеяться на многолюдный
съезд.

Время быстро летело; некоторые крестьяне начали приезжать к Вядуху,
который назначил день отъезда в Вислицу. Почти ежедневно кто-нибудь из них
обращался за советом к Лексе, так как все его считали как бы своим вождем.

Они не все тронулись из Прондника, потому что некоторые должны были
присоединиться по дороге. Вядух молча попрощался с женой, угрюмо велел
сыну смотреть в оба за хозяйством, а то ему потом несдобровать.

Отряд крестьян, хоть и без оружия, без щитов, шишаков, имел довольно
представительный вид, и каждый из них запасся для дальней дороги секирой,
топором, большой палкой, которыми можно было защищаться в случае
нападения.

Находчивый крестьянин выбирал товарищей, сообразуясь не только с их
умом и материальным положением, но обращая внимание на то, чтобы они его
своим внешним видом не осрамили. В числе их были и седые, серьезные
старики, и молодые, румяные лица. Все они сознавали, что едут не ради
себя, а в качестве представителей своего крестьянского сословия.

Все те дороги, по которым они проезжали, были переполнены; со всех
сторон по ним тянулись дворяне, духовенство, воеводы с челядью и со
стражей, отряды рыцарей.

В те времена можно было почти всякое сословие узнать по его одежде и
вооружению. Духовные правила строго определяли, как духовенство должно
быть одето дома, в костеле и во время путешествия. Мещанам нельзя было
наряжаться ни в шелка, ни украшать себя драгоценными камнями, хотя бы у
них и были на это средства; бароны и знать везли с собой свиту, а потому
всякий встретивший кучку крестьян при первом взгляде на них узнавал, кто
они такие и что они не принадлежат к дворянскому сословию.

Встречные, не стесняясь, громко выражали свое изумление, недоумевая
зачем мужики едут в Вислицу. Не верили даже тому, что они осмелятся туда
прибыть.

Времена, когда рыцарство еще не выделилось в отдельное сословие,
когда все имели право участвовать в вечах, куда старики стекались со всех
сторон, давным-давно уже были забыты. По мере того, как шляхтичи и рыцари
росли, значение крестьян падало, и за ними уже не признавали никаких прав,
а на них лишь лежала тяжесть повинностей.

Поэтому эта поездка крестьян, собравшихся в довольно большом
количестве, вызвала удивление дворян. Их останавливали на дороге,
расспрашивали, но осторожный Вядух заблаговременно предупредил своих
путников о том, чтобы не вдаваться ни в какие разговоры и молча проезжать
мимо тех, которые их заденут; товарищи Вядуха придерживались его
распоряжения.

Для того, чтобы не быть задетым и избегнуть любопытных расспросов,
Лекса ехал окольным путем, а не по обыкновенной проезжей дороге.

Наконец, они доехали к болотистой равнине на берегу Ниды и к стенам
замка. Издалека они увидели новый костел, построенный Казимиром, и перед
их глазами предстали стены, окружавшие город, расположенный на холме у
устья реки, с воротами и башнями.

Но по мере приближения к замку и к городу, - а везде на дорогах была
большая давка - они могли понять, что не только в самой Вислице, но ни в
Горисавицком предместье, ни в Кухарах, они для себя не найдут помещения.

Везде было переполнено. Над замком развевалось королевское знамя.
Возы с припасами епископов и вельмож ехали, охраняемые челядью; по дороге
толкали друг друга, обгоняли, затевались ссоры, и люди хватались за
оружие. Видя все это, крестьяне должны были осторожно отыскать себе
местечко где-нибудь в стороне и там расположиться, потому что все сухое
пространство вблизи было занято расставленными возами, лошадьми, палатками
и горевшими кострами.