еще хуже будет.
угля, а потом, боясь протеста со стороны японцев и англичан, запретили.
принялись за работу. Участие в ней принимал весь личный состав, разделенный
на две смены. Это была первая погрузка при страшной тропической жаре. Даже
ночью температура не падала ниже двадцати градусов по Реомюру. А днем жара
увеличивалась настолько, что все чувствовали себя, как в
особенности доставалось тем, на долю которых выпало спуститься в трюмы
пришвартованного парохода или в угольные ямы броненосца. Там матросы
работали голые. Чтобы не задохнуться от угольной пыли, одни держали в зубах
паклю, другие обвязывали себе рот и нос ветошью. Эта мучительная пытка
затянулась на полутора суток. Случалось, что некоторые не выдерживали
непосильного труда и тропического зноя и валились с ног, как мертвые. Их
выносили под душ, приводили в чувство и, дав им немного отдохнуть, снова
ставили на работу. Кое-кого хватили солнечные удары, но, к счастью, не
смертельные.
запрещающий производить какую бы то ни
территориальных вод. Но было уже поздно. Все корабли наполнились топливом.
броневая палуба, прачечная и сушильня, батарейная палуба, отделения носового
и кормового минных аппаратов, где уголь складывали только в мешках, а затем
наваливали его на юте, который предварительно огородили забором из досок.
двинулась в путь.
пристанища. Даже союзная Франция относилась к нам, как к обанкротившимся
родственникам. Это объяснялось тем, что в сражении с японцами мы терпели
одно поражение за другим. Нам казалось, что иностранцы не скрывают своего
злорадства. Наши неудачи на фронте были наруку другим державам. Россия с
народонаселением в полтораста миллионов, с воинственным
царского двора начинала их серьезно пугать, как угроза Европе. Поэтому нашим
соседям не резон было желать русским победы над японцами и создавать
удобства для быстрого продвижения 2-й эскадры на Дальний Восток. Отчасти
виноват тут был и
дипломатическую подготовку нашего похода. Как мы будем выкручиваться из
своего тяжелого положения в дальнейшем? У нас впереди нет ни одной угольной
станции, нет ни одного порта, куда бы могла зайти наша эскадра и спокойно
грузиться.
расположенного почти у самого экватора. Погода благоприятствовала нам. Но
каждый день происходили задержки эскадры из-за мелких аварий на том или
другом судне. Выходил из строя броненосец "Бородино" - лопнул бугель
эксцентрика
электрический привод рулевой машины. Что-то случилось с
сообщившей сигналом, что она не может управляться. Останавливались "Орел" и
"Аврора" - нагрелись холодильники. Но чаще всего случались поломки в
механизмах на транспорте "Малайя", которую в конце концов пароход "Русь"
потащил на буксире. Пока на каком-нибудь корабле происходила починка, вся
эскадра стояла на месте и ждала или двигалась вперед медленно, сбавив ход до
пяти-шести узлов.
верхнюю палубу и на задний мостик. За нею последовали и некоторые офицеры
все почти голые, ласкаемые еле заметным теплым ветром. Тропические звезды,
крупные и малые, мерцающие разноцветными оттенками огней, струили на нас
свой тихий и успокаивающий свет. Однако спать приходилось мало: ни одна ночь
не проходила, чтобы мы обошлись без практической тревоги. Каждый встрепанно
вскакивал и мчался занимать, согласно судовому расписанию, свое место.
накаляя железные части броненосца до такой степени, что от них отдавало
невыносимым жаром. Матросы быстро начали худеть. Помимо обычных судовых
работ и учений, им приводилось еще, вдыхая черную пыль, перетаскивать уголь
из разных мест в угольные ямы. Но все-таки положение строевых было гораздо
лучше, чем кочегаров и машинистов. В их отделения никакие вентиляторы не
могли понизить жару хотя бы до сорока градусов. Так было в машине внизу. А
выше, на индикаторных площадках, было еще хуже: над головой - горячая
палуба, кругом раскаленные трубопроводы, сепараторы.
испарялось, наполняя все помещение как бы туманом. Не легче было и в
кочегарных отделениях. Плохой
поддерживать пар, а прибавить котлов не всегда позволялось. С кочегарами
случались тепловые удары. Помимо убийственной жары, все люди, которые
обслуживали топки, котлы и машины, не стояли, сложив руки, а работали,
истекая обильным потом и задыхаясь от усталости, иначе броненосец не стал бы
двигаться вперед. Они поднимались наверх бледные, бескровные, с тупыми
лицами, настолько истерзанные, что невольно, глядя на них задавал себе
вопрос: неужели они выдержат до конца нашего плавания?
поддержать ее всяческими способами, заметно падала. Люди дошли до того
состояния, когда к карцеру начали относиться безразлично. Там по крайней
мере можно было несколько дней отдохнуть.
сдержанно, но не понимал этого мичман Воробейчик, продолжавший по-прежнему
хорохориться и издеваться над матросами. При мне произошла сцена, едва не
окончившаяся скандалом. Как-то перед обедом я выдавал команде ром. На
верхней палубе у ендовы матросы выстроились в очередь. Мичман Воробейчик,
спустившись с мостика и направляясь в кают-компанию, проходил мимо нас.
Шмидту, самому безобидному и смирному человеку.
улыбаясь, ударил машиниста еще раз.
две чарки водки потерпевшему: по одной за каждую пощечину. Шмидт растерянно
молчал. Но вместо него отчетливо промолвил кочегар Бакланов:
воз тяжелый навали, - только кряхтит, а везет.
кителе с блестящими погонами на плечах, а перед ним вызывающе стоял, двигая
тупым подбородком, грязный шестипудовый кочегар с обнаженной грудью, с
остановившимися глазами.
должен был для практики управляться либо совсем без руля, при помощи одних
машин, либо при посредстве чисто электрического привода, либо при посредстве
ручного штурвала, либо теми же главными машинами, но при руле, закрепленном
в положении пяти и десяти градусов право или лево на борт.
сделать собственноручно все необходимое для перехода от одного способа
управления рулем к другому. В будущем это нам очень пригодится - мало ли
какие случаи могут быть на войне! Однако без привычки результаты получались
плохие. Очередной корабль шарахался из стороны в сторону, как пьяный.
Однажды даже флагманский броненосец, вылетев из строя, чуть не протаранил
нашего "Орла". Эскадра вся скучилась. Можно было себе только представить,
что делалось в это время с адмиралом и какая буча происходила на "Суворове".
все суда выстраивались в одну линию и подвигались вперед, как взвод солдат.
Но и тут выходило незавидно: мешала разнотипность судов и сказывалось
отсутствие практики. Не обходилось без того, чтобы какой-нибудь корабль не
вылезал из линии.
командирам:
держаться по нескольку часов на правом траверзе "Суворова". Так было и с
броненосцем "Бородино" и с нашим "Орлом".
школьнику стать в угол.
штилевую полосу. Через несколько дней будем в Габуне.
брать от него книги. Больше
литературой. Ведь мы шли на войну. А это было такое событие, которое
выпадает на долю человека раз в жизни. Хотелось скорее понять боевую
подготовку нашей эскадры и яснее представить себе будущее морское сражение.
С жадностью я хватал все, что происходило на эскадре и на нашем корабле, что
долетало до меня от наших офицеров и что вычитывал из книг, и все свои
впечатления заносил в дневник. Скоро у меня оказались исписанными уже две