порубили друг друга? Или болезнь их передушила?
шарила по ковру, точно отыскивала меч. Он всматривался в глаза вестника,
желая узнать, что таится недосказанного в обветренном, сморщенном его
лице.
наклонился к Будакену и стал говорить вполголоса:
Будакену? Разве не такой же он скиф, как и все мы? Разве не родился он в
закопченном, промасленном шатре, как и мы? Почему же, - говорили они, - мы
стараемся, работаем на него, а он все прибавляет баранов и жеребят к своим
стадам, а мы как были в рваных кожаных штанах, так и остались, только
новые заплаты нашили?> - <Верно, верно, - отвечали мы тем, которые нас
подбивали, - но что же поделаешь с Будакеном? Ему и солнце больше светит,
чем нам>.
вспышки гнева своего хозяина.
подбивали. Я им говорю: <А вы знаете, что значит: <он мне хлеб дает>?> А
те отвечают: <Трусливый ты козел, Асук! Будакен не хлеб тебе дает, а
крошки от того хлеба, что сам ест>. И некоторые недовольные саки тайком
съехались на берегу реки Яксарта в тот самый день, когда мы устроили
скачки и праздник.
своей могучей рукой придавил его к ковру.
против тебя тот охотник, который приехал на твоем жеребце Буревестнике...
приблизившись, стояли молча, и их глаза впивались в Будакена. Спитамена
среди них не было.
как поступит их князь. Будакен ведь ничего не делает так, как другие, а
все по-своему.
что у него на уме.
дальше. Куда же ушли мои слуги? К какому князю? Не к хитрому ли старику
Тамиру?
бога Скроша. <Будем жить вольные, говорят, никому не будем кланяться!> И я
хотел было там поставить шатер, да думаю: подожду еще, посмотрю, что
дальше будет. Будакен - мой хозяин, он мне хлеб дает, зачем я его брошу?
Вот меня Гелон и послал к тебе, чтобы я все рассказал. Девять раз менял я
коней на наших сторожевых курганах. Днем и ночью скакал, чтобы тебя
остановить и скорее вернуть обратно к твоим стадам.
остаются недоеными - жеребятам больше молока достанется! Ты думаешь,
старый Сагил Асук, что я поскачу за моими слугами и буду просить их
вернуться к старому хозяину? Пусть бог Папай даст всем сакам столько же
косяков, сколько он дал мне. Вперед! Вперед!.. - прогремел Будакен. - Где
же этот плясун с пришитой бородой? Что же, он думает споить нас вином в
этом рабате, полном верблюдов и блох, и затем нас пьяных перевязать
веревками? Зовите его сюда, а то я сам пойду его разыскивать...
пестрой повязкой на голове, с новой, каштановой завитой бородой, уже
входил во двор, сопровождаемый несколькими тощими слугами. Один из них на
блестящем подносе нес разрезанную звездою дыню.
прекрасного коня. Она хочет повидать твое великолепие и силу, а также
твоих смелых воинов. Она сейчас ждет тебя.
следовать за ним, а остальным оставаться неотлучно около вьюков. Он скинул
согдские шаровары и переоделся в скифскую одежду.
верьте ласковым словам согдаков! Одного воина я пришлю обратно, когда
приеду ко дворцу, чтобы вы знали, что с нами случилось.
пустым кувшином, лежал Асук и бормотал:
товарищам поможет!..
что произошло в кочевье Будакена.
ними прятались дома, дворы и сады. Вся жизнь затаилась где-то там, внутри
дворов.
женщины растягивали для сушки длинные белые и синие холсты. Смуглые
полуголые дети влезли на заборы, бросали пращами глиняные пули и испуганно
прятались.
прижимались к стене, чтобы пропустить всадников, сверкающих оружием,
яркими плащами, едущих на храпящих необычных конях.
была небольшая квадратная площадь, окруженная глухими стенами, за которыми
виднелся бесконечный ряд плоских крыш, усеянных народом. Красные,
оранжевые, зеленые с белым, полосатые одежды на женщинах и детях, которые
держались отдельными группами. Мужчины, так же пестро одетые, сидели на
стенах, и их желтые, синие и красные головные повязки казались большими
цветами.
легкий дымок. Около жертвенника ходили два старика в белых длинных одеждах
и веерами раздували тлеющие угли. Чтобы не оскорбить дыханием священного
пламени, рот стариков был завязан квадратным лоскутом белой материи.
другой - всадники. Всего их около сотни. Все они были одеты по-разному.
Одни в вязаных из веревок панцирях, другие - в кожаных. Лошади и большие,
и мелкие, разных мастей.
остановился под стеной башни:
передвижения воинов!..
Поедем обратно. Мы еще успеем пробиться к своим. Здесь сотня воинов! Нас
зарежут и сожгут на этом камне.
засвистели флейты. Вышли парами восемь музыкантов. Впереди флейтисты, за
ними барабанщики и сзади трубачи с длинными прямыми кожаными трубами,
концы которых были протянуты над головами передних музыкантов. За ними
показались в белых халатах несколько мальчиков-певчих. Дальше шел дряхлый
старик в высокой шапке, закутанный в лиловый плащ. Два молодых жреца
поддерживали старика под руки, а один шел сзади, держа конец просторного
плаща. Вышли еще три пары жрецов в высоких колпаках и длинных широких
накидках.
Певчие спели заунывную, тягучую песню. К жертвеннику подвели старого
жреца, и он дрожащими руками вынул из подставленной ему корзины несколько
веток и, прикрыв рот широким рукавом, чтобы не осквернить жертвенник своим
дыханием, бросил ветки в огонь. Растения затрещали, заклубился душистый
голубой дымок. Потом жрец вылил в огонь две чаши вина и масла, отчего
большими языками вспыхнуло пламя. На всех крышах раздались громкие
восклицания:
молитвы!
Заратустры*:
Афанасьев Роман
Лукин Евгений
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Шилова Юлия