нравится полицеймейстер. Какой-то этакой характер прямой, открытый; в лице
видно что-то простосердечное
еще и пообедает с вами! Я их знаю всех: это вс° мошенники, весь город там
такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все
христопродавцы. Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и
тот, если сказать правду, свинья.
увидел, что о других чиновниках нечего упоминать и вспомнил, что Собакевич
не любил ни о ком хорошо отзываться.
следует по рюмке водки, закусили, как закусывает вся пространная Россия по
городам и деревням, то есть всякими соленостями и иными возбуждающими
благодатями, и потекли все в столовую; впереди их, как плавный гусь,
понеслась хозяйка. Небольшой стол был накрыт на четыре прибора. На
четвертое место явилась очень скоро, трудно сказать утвердительно, кто
такая, дама или девица, родственница, домоводка или просто проживающая в
доме: что-то без чепца, около тридцати лет, в пестром платке. Есть лица,
которые существуют на свете не как предмет, а как посторонние крапинки или
пятнышки на предмете. Сидят они на том же месте, одинаково держат голову,
их почти готов принять за мебель и думаешь, что отроду еще не выходило
слово из таких уст; а где-нибудь в девичьей или в кладовой окажется просто:
ого-го!
щей и отваливши себе с блюда огромный кусок няни, известного блюда, которое
подается к щам и состоит из бараньего желудка, начиненного гречневой кашей,
мозгом и ножками. - Эдакой няни, - продолжал он, обратившись к Чичикову, -
вы не будете есть в городе, там вам черт знает что подадут!
узнаете.
котлеты и разварная рыба были превосходны.
Купит вон тот каналья повар, что выучился у француза, кота, обдерет его, да
и подает на стол вместо зайца.
всех делается. Все что ни есть ненужного, что Акулька у нас бросает, с
позволения сказать, в помойную лохань, они его в суп! да в суп! туда его!
Собакевича.
тебе прямо в глаза скажу, что я гадостей не стану есть. Мне лягушку хоть
сахаром облепи, не возьму ее в рот, и устрицы тоже не возьму: я знаю, на
что устрица похожа. Возьмите барана, - продолжал он, обращаясь к Чичикову,
- это бараний бок с кашей! Это не те фрикасе, что делаются на барских
кухнях из баранины, какая суток по четыре на рынке валяется! Это все
выдумали доктора немцы да французы, я бы их перевешал за это! Выдумали
диету, лечить голодом! Что у них немецкая жидкостная натура, так они
воображают, что и с русским желудком сладят! Нет, это все не то, это вс°
выдумки, это вс°... - Здесь Собакевич даже сердито покачал головою. -
Толкуют: просвещенье, просвещенье, а это просвещенье - фук! Сказал бы и
другое слово, да вот только что за столом неприлично. У меня не так. У меня
когда свинина - всю свинью давай на стол, баранина - всего барана тащи,
гусь - всего гуся! Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа
требует. - Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул половину бараньего
бока к себе на тарелку, съел все, обгрыз, обсосал до последней косточки.
не так, как у какого-нибудь Плюшкина: восемьсот душ имеет, а живет и
обедает хуже моего пастуха!
трудно. В тюрьме колодники лучше живут, чем он: всех людей переморил
голодом.
него, точно, люди умирают в большом количестве?
сердечное биение. - Но если выехать из ваших ворот, это будет направо или
налево?
Собакевич. - Извинительней сходить в какое-нибудь непристойное место, чем к
нему.
познанием всякого рода мест, - отвечал на это Чичиков.
больше тарелки, потом индюк ростом в теленка, набитый всяким добром:
яйцами, рисом, печенками и невесть чем, что все ложилось комом в желудке.
Этим обед и кончился; но когда встали из-за стола, Чичиков почувствовал в
себе тяжести на целый пуд больше. Пошли в гостиную, где уже очутилось на
блюдечке варенье - ни груша, ни слива, ни иная ягода, до которого, впрочем,
не дотронулись ни гость, ни хозяин. Хозяйка вышла, с тем чтобы накласть его
и на другие блюдечки. Воспользовавшись ее отсутствием, Чичиков обратился к
Собакевичу, который, лежа в креслах, только покряхтывал после такого
сытного обеда и издавал ртом какие-то невнятные звуки, крестясь и закрывая
поминутно его рукою. Чичиков обратился к нему с такими словами:
редька, варенная в меду!
комнату, мы с Павлом Ивановичем скинем фраки, маленько приотдохнем!
подушками, но хозяин сказал: "Ничего, мы отдохнем в креслах", - и хозяйка
ушла.
дельце.
государства и отозвался с большою похвалою об его пространстве, сказал, что
даже самая древняя римская монархия не была так велика, и иностранцы
справедливо удивляются... Собакевич все слушал, наклонивши голову. И что по
существующим положениям этого государства, в славе которому нет равного,
ревизские души, окончивши жизненное поприще, числятся, однако ж, до подачи
новой ревизской сказки наравне с живыми, чтоб таким образом не обременить
присутственные места множеством мелочных и бесполезных справок и не
увеличить сложность и без того уже весьма сложного государственного
механизма... Собакевич все слушал, наклонивши голову, - и что, однако же,
при всей справедливости этой меры она бывает отчасти тягостна для многих
владельцев, обязывая их взносить подати так, как бы за живой предмет, и что
он, чувствуя уважение личное к нему, готов бы даже отчасти принять на себя
эту действительно тяжелую обязанность. Насчет главного предмета Чичиков
выразился очень осторожно: никак не назвал души умершими, а только
несуществующими.
Максимов Альберт
Сертаков Виталий
Елманов Валерий
Пехов Алексей
Орлов Алекс
Василенко Иван