следил за ним с беспокойством.
няться; полно!
натуги. - Пусть поговорит; это ведь все ваши плоды ...
ничего не потаю! Руки свяжут, язык не завяжут! Уж на что я, Фома Фомич,
гнусный перед тобою выхожу человек, одно слово: раб, а и мне в обиду!
Услугой и подобострастьем я перед тобой завсегда обязан, для того, что
рабски рожден и всякую обязанность во страхе и трепете происходить дол-
жен. Книжку сочинять сядешь, я докучного обязан к тебе не допускать, для
того - это настоящая должность моя выходит. Прислужить, что понадобится,
- с моим полным удовольствием сделаю. А то, что на старости лет по-за-
морски лаять да перед людьми сраму набираться! Да я в людскую теперь не
могу сойти: "француз ты, говорят, француз!" Нет, сударь, Фома Фомич, не
один я, дурак, а уж и добрые люди начали говорить в один голос, что вы
как есть злющий человек теперь стали, а что барин наш перед вами все од-
но, что малый ребенок; что вы хоть породой и енаральский сын и сами, мо-
жет, немного до енарала не дослужили, но такой злющий, как то есть дол-
жен быть настоящей фурий.
от ярости среди всеобщего замешательства и как будто не мог еще опом-
ниться от неожиданного нападения Гаврилы; как будто он в эту минуту еще
соображал: в какой степени должно ему рассердиться? Наконец воспоследо-
вал взрыв.
вскочил со стула.
Дядя бросился выталкивать преступного Гаврилу.
город и в солдаты отдай, Егорушка! Не то не будет тебе моего благослове-
ния. Сейчас же на него колодку набей и в солдаты отдай!
он, он, обтирка моего сапога! он осмелился назвать меня фурией!
лы, - сказал я, смотря Фоме Фомичу прямо в глаза и дрожа от волнения.
верил ушам своим.
лении и впиваясь в меня своими маленькими, налитыми кровью глазами. - Да
ты кто такой?
Сережа, мой племянник ...
те-фратерните! Журналь де деба! Нет, брат, врешь! в Саксонии не была!
Здесь не Петербург, не надуешь! Да плевать мне на твой де деба! У тебя
де деба, а по-нашему выходит: "Нет, брат, слаба!" Ученый! Да ты сколько
знаешь, я всемерно столько забыл! вот какой ты ученый!
ками.
и бросился вон из комнаты. Генеральша хотела, кажется, упасть в обморок,
но рассудила лучше бежать за Фомой Фомичом. За ней побежали и все, а за
всеми дядя. Когда я опомнился и огляделся, то увидел в комнате одного
Ежевикина. Он улыбался и потирал себе руки.
сом.
собой, обдумывая: что мне теперь делать? Солнце садилось. Вдруг, на по-
вороте в одну темную аллею, я встретился лицом к лицу с Настенькой. В
глазах ее были слезы, в руках платок, которым она утирала их.
взглянув на меня.
мне какой-нибудь совет! Куда теперь ушел дядя? Можно мне туда идти? Я
очень рад, что вас встретил: может быть, вы меня в чем-нибудь и настави-
те.
раздражительно.
в доме, и вдруг побежал в огород, достал в шалаше заступ и начал гряды
копать. Мы все удивились: не с ума ли сошел? "Вот, говорит, чтоб не поп-
рекнули меня потом, что я даром хлеб ел, буду землю копать и свой хлеб,
что здесь ел, заработаю, а потом и уйду. Вот до чего меня довели!" А
тут-то все плачут и перед ним чуть не на коленях стоят, заступ у него
отнимают; а он-то копает; всю репу только перекопал. Сделали раз поблаж-
ку - вот он, может быть, и теперь повторяет. От него станется.
сильнейшем негодовании.
зачем я сюда приехал?
ние отразилось в ее милом лице.
что не так бы следовало мне начать говорить об этом... особенно с ва-
ми... Но все равно! По-моему, откровенность в таких делах лучше всего.
Признаюсь... то есть я хотел сказать... вы знаете намерения дядюшки? Он
приказал мне искать вашей руки...
пешно перебивая меня и вся вспыхнув.