вчера было. Завтра я опять к княгине, но отец все-таки благороднейший
человек - не думайте чего-нибудь, и хоть отдаляет меня от тебя, Наташа, но
это потому, что он ослеплен, потому что ему миллионов Катиных хочется, а у
тебя их нет; и хочет он их для одного меня, и только по незнанию
несправедлив к тебе. А какой отец не хочет счастья своему сыну? Ведь он не
виноват, что привык считать в миллионах счастье. Так уж они все. Ведь
смотреть на него нужно только с этой точки, не иначе, - вот он тотчас же и
выйдет прав. Я нарочно спешил к тебе, Наташа, уверить тебя в этом, потому,
я знаю, ты предубеждена против него и, разумеется, в этом не виновата. Я
тебя не виню...
----
В этом и вся хитрость? - спросила Наташа.
что, понимаешь, я через нее отца в руки возьму, а главная моя история еще и
не начиналась.
я до сих пор еще поражен, - продолжал Алеша. - Надо вам заметить, что хоть
у отца с графиней и порешено наше сватовство, но официально еще до сих пор
решительно ничего не было, так что мы хоть сейчас разойдемся и никакого
скандала; один только граф Наинский знает, но ведь это считается
родственник и покровитель. Мало того, хоть я в эти две недели и очень
сошелся с Катей, но до самого сегодняшнего вечера мы ни слова не говорили с
ней о будущем, то есть о браке и... ну, и о любви. Кроме того, положено
сначала испросить согласие княгини К., от которой ждут у нас всевозможного
покровительства и золотых дождей. Что скажет она, то скажет и свет; у ней
такие связи... А меня непременно хотят вывести в свет и в люди. Но особенно
на всех этих распоряжениях настаивает графиня, мачеха Кати. Дело в том, что
княгиня, за все ее заграничные штуки, пожалуй, еще ее и не примет, а
княгиня не примет, так и другие, пожалуй, не примут; так вот и удобный
случай - сватовство мое с Катей. И потому графиня, которая прежде была
против сватовства, страшно обрадовалась сегодня моему успеху у княгини, но
это в сторону, а вот что главное: Катерину Федоровну я знал еще с прошлого
года; но ведь я был тогда еще мальчиком и ничего не мог понимать, а потому
ничего и не разглядел тогда в ней...
разглядел, а теперь...
ошибаешься и меня оскорбляешь!.. Я даже не возражаю тебе; выслушай дальше,
и ты все увидишь... Ох, если б ты знала Катю! Если б ты знала, что это за
нежная, ясная, голубиная душа! Но ты узнаешь; только дослушай до конца! Две
недели тому назад, когда по приезде их отец повез меня к Кате, я стал в нее
пристально вглядываться. Я заметил, что и она в меня вглядывается. Это
завлекло мое любопытство вполне; уж я не говорю про то, что у меня было
свое особенное намерение узнать ее поближе, - намерение еще с того самого
письма от отца, которое меня так поразило. Не буду ничего говорить, не буду
хвалить ее, скажу только одно: она яркое исключение из всего круга. Это
такая своеобразная натура, такая сильная и правдивая душа, сильная именно
своей чистотой и правдивостью, что я перед ней просто мальчик, младший брат
ее, несмотря на то, что ей всего только семнадцать лет. Одно еще я заметил:
в ней много грусти, точно тайны какой-то; она неговорлива; в доме почти
всегда молчит, точно запугана... Она как будто что-то обдумывает. Отца
моего как будто боится. Мачеху не любит - я догадался об этом; это сама
графиня распускает, для каких-то целей, что падчерица ее ужасно любит; все
это неправда: Катя только слушается ее беспрекословно и как будто
уговорилась с ней в этом; четыре дня тому назад, после всех моих
наблюдений, я решился исполнить мое намерение и сегодня вечером исполнил
его. Это: рассказать все Кате, признаться ей во всем, склонить ее на нашу
сторону и тогда разом покончить дело...
Наташа.
внушил мне эту мысль; но слушайте, слушайте! Четыре дня тому назад я решил
так: удалиться от вас и кончить все самому. Если б я был с вами, я бы все
колебался, я бы слушал вас и никогда бы не решился. Один же, поставив
именно себя в такое положение, что каждую минуту должен был твердить себе,
что надо кончить и что я должен кончить, я собрался с духом и - кончил! Я
положил воротиться к вам с решением и воротился с решением!
во-первых, я должен вам рассказать один случай перед этим, который ужасно
поразил меня. Перед тем как нам ехать, отец получил какое-то письмо. Я в
это время входил в его кабинет и остановился у двери. Он не видал меня. Он
до того был поражен этим письмом, что говорил сам с собою, восклицал
что-то, вне себя ходил по комнате и наконец вдруг захохотал, а в руках
письмо держит. Я даже побоялся войти, переждал еще и потом вошел. Отец был
так рад чему-то, так рад; заговорил со мной как-то странно; потом вдруг
прервал и велел мне тотчас же собираться ехать, хотя еще было очень рано. У
них сегодня никого не было, только мы одни, и ты напрасно думала, Наташа,
что там был званый вечер. Тебе не так передали...
Кате!
объявил ей, что хоть нас и хотят сосватать, но брак наш невозможен; что в
сердце моем все симпатии к ней и что она одна может спасти меня. Тут я
открыл ей все. Представь себе, она ничего не знала из нашей истории, про
нас с тобой, Наташа! Если б ты могла видеть, как она была тронута; сначала
даже испугалась. Побледнела вся. Я рассказал ей всю нашу историю: как ты
бросила для меня свой дом, как мы жили одни, как мы теперь мучаемся, боимся
всего и что теперь мы прибегаем к ней (я и от твоего имени говорил,
Наташа), чтоб она сама взяла нашу сторону и прямо сказала бы мачехе, что не
хочет идти за меня, что в этом все наше спасение и что нам более нечего
ждать ниоткуда. Она с таким любопытством слушала, с такой симпатией. Какие
у ней были глаза в ту минуту! Кажется, вся душа ее перешла в ее взгляд. У
ней совсем голубые глаза. Она благодарила меня, что я не усомнился в ней, и
дала слово помогать нам всеми силами. Потом о тебе стала расспрашивать,
говорила, что очень хочет познакомиться с тобой, просила передать, что уже
любит тебя как сестру и чтоб и ты ее любила как сестру, а когда узнала, что
я уже пятый день тебя не видал, тотчас же стала гнать меня к тебе...
глухой княгини! Ах, Алеша, Алеша! - вскрикнула она, с упреком на него
глядя. - Ну что ж Катя? Была рада, весела, когда отпускала тебя?
плакала. Потому что она ведь тоже любит меня, Наташа! Она призналась, что
начинала уже любить меня; что она людей не видит и что я понравился ей уже
давно; она отличила меня особенно потому, что кругом все хитрость и ложь, а
я показался ей человеком искренним и честным. Она встала и сказала: "Ну,
бог с вами, Алексей Петрович, а я думала..." Не договорила, заплакала и
ушла. Мы решили, что завтра же она и скажет мачехе, что не хочет за меня, и
что завтра же я должен все сказать отцу и высказать твердо и смело. Она
упрекала меня, зачем я раньше ему не сказал: "Честный человек ничего не
должен бояться!" Она такая благородная. Отца моего она тоже не любит;
говорит, что он хитрый и ищет денег. Я защищал его; она мне не поверила.
Если же не удастся завтра у отца (а она наверное думает, что не удастся),
тогда и она соглашается, чтоб я прибегнул к покровительству княгини К.
Тогда уже никто из них не осмелится идти против. Мы с ней дали друг другу
слово быть как брат с сестрой. О, если б ты знала и ее историю, как она
несчастна, с каким отвращением смотрит на свою жизнь у мачехи, на всю эту
обстановку... Она прямо не говорила, точно и меня боялась, но я по
некоторым словам угадал. Наташа, голубчик мой! Как бы залюбовалась она на
тебя, если б увидала! И какое у ней сердце доброе! С ней так легко! Вы обе
созданы быть одна другой сестрами и должны любить друг друга. Я все об этом
думал. И право: я бы свел вас обеих вместе, а сам бы стоял возле да
любовался на вас. Не думай же чего-нибудь, Наташечка, и позволь мне про нее
говорить. Мне именно с тобой хочется про нее говорить, а с ней про тебя. Ты
ведь знаешь, что я тебя больше всех люблю, больше ее... Ты мое все!
будто ласкали и как будто чем-то мучили ее.
ведь каждый вечер к ним ездил. Ворочусь, бывало, домой и все думаю, все
Круз Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Пехов Алексей
Куликов Роман
Сертаков Виталий