Чтение 24–й страницы книги ~Рудин~

- Ах, как бы не подсмотрели нас! - твердила Маша. - Уж и тому ди-
виться надо, как мы из дому-то вышли. Как бы мамзель не проснулась...
Благо, недалеко... А уж они ждут-с, - прибавила она, увидев внезапно
статную фигуру Рудина, картинно стоявшего на плотине, - только напрасно
они этак на юру стоят - сошли бы в лощину.

Наталья остановилась.

- Подожди здесь, Маша, у сосен, - промолвила она и спустилась к пру-
ду.

Рудин подошел к ней и остановился в изумлении. Такого выражения он
еще не замечал на ее лице. Брови ее были сдвинуты, губы сжаты, глаза
глядели прямо и строго.

- Дмитрий Николаич, - начала она, - нам время терять некогда. Я приш-
ла на пять минут. Я должна сказать вам, что матушка все знает. Господин
Пандалевский подсмотрел нас третьего дня и рассказал ей о нашем свида-
нии. Он всегда был шпионом у матушки. Она вчера позвала меня к себе.

- Боже мой! - воскликнул Рудин, - это ужасно... Что же сказала ваша
матушка?

- Она не сердилась на меня, не бранила меня, только попеняла мне за
мое легкомыслие.

- Только?

- Да, и объявила мне, что она скорее согласится видеть меня мертвою,
чем вашей женою.

- Неужели она это сказала?

- Да; и еще прибавила, что вы сами нисколько не желаете жениться на
мне, что вы только так, от скуки, приволокнулись за мной и что она этого
от вас не ожидала; что, впрочем, она сама виновата: зачем позволила мне
так часто видеться с вами... что она надеется на мое благоразумие, что я
ее очень удивила... да уже я и не помню всего, что она говорила мне.

Наталья произнесла все это каким-то ровным, почти беззвучным голосом.

- А вы, Наталья Алексеевна, что вы ей ответили? - спросил Рудин.

- Что я ей ответила? - повторила Наталья. - Что вы теперь намерены
делать?

- Боже мой! Боже мой! - возразил Рудин, - это жестоко! Так скоро!..
такой внезапный удар!.. И ваша матушка пришла в такое негодование?

- Да... да, она слышать о вас не хочет.

- Это ужасно! Стало быть, никакой надежды нет?

- Никакой.

- За что мы так несчастливы! Гнусный этот Пандалевский!.. Вы меня
спрашиваете, Наталья Алексеевна, что я намерен делать? У меня голова
кругом идет - я ничего сообразить не могу... Я чувствую только свое нес-
частие... удивляюсь, как вы можете сохранять хладнокровие!..

- Вы думаете, мне легко? - проговорила Наталья.

Рудин начал ходить по плотине. Наталья не спускала с него глаз.

- Ваша матушка вас не расспрашивала? - промолвил он наконец.

- Она меня спросила, люблю ли я вас.

- Ну... и вы?

Наталья помолчала.

- Я не солгала.

Рудин взял ее за руку.

- Всегда, во всем благородна и великодушна! О, сердце девушки - это
чистое золото! Но неужели ваша матушка так решительно объявила свою волю
насчет невозможности нашего брака?

- Да, решительно. Я уж вам сказала, она убеждена, что вы сами не ду-
маете жениться на мне.

- Стало быть, она считает меня за обманщика! Чем я заслужил это?

И Рудин схватил себя за голову.

- Дмитрий Николаич! - промолвила Наталья, - мы тратим попусту время.
Вспомните, я в последний раз вижусь с вами. Я пришла сюда не плакать, не
жаловаться - вы видите, я не плачу, - я пришла за советом.

- Да какой совет могу я дать вам, Наталья Алексеевна?

- Какой совет? Вы мужчина; я привыкла вам верить, я до конца буду ве-
рить вам. Скажите мне, какие ваши намерения?

- Мои намерения? Ваша матушка, вероятно, откажет мне от дому.

- Может быть. Она уже вчера объявила мне, что должна будет раззнако-
миться с вами... Но вы не отвечаете на мой вопрос.

- На какой вопрос?

- Как вы думаете, что нам надобно теперь делать?

- Что нам делать? - возразил Рудин, - разумеется, покориться.

- Покориться, - медленно повторила Наталья, и губы ее побледнели.

- Покориться судьбе, - продолжал Рудин. - Что же делать! Я слишком
хорошо знаю, как это горько, тяжело, невыносимо; но посудите сами, На-
талья Алексеевна, я беден... Правда, я могу работать; но если б я был
даже богатый человек, в состоянии ли вы перенести насильственное растор-
жение с вашим семейством, гнев вашей матери?.. Нет, Наталья Алексеевна;
об этом и думать нечего. Видно, нам не суждено было жить вместе, и то
счастье, о котором я мечтал, не для меня!

Наталья вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Рудин приблизился к
ней.

- Наталья Алексеевна! милая Наталья! - заговорил он с жаром, - не
плачьте, ради бога, не терзайте меня, утешьтесь...

Наталья подняла голову.

- Вы мне говорите, чтобы я утешилась, - начала она, и глаза ее заб-
лестели сквозь слезы, - я не о том плачу, о чем вы думаете... Мне не то
больно: мне больно то, что я в вас обманулась... Как! я прихожу к вам за
советом, и в какую минуту, и первое ваше слово: покориться... Поко-
риться! Так вот как вы применяете на деле ваши толкования о свободе, о
жертвах, которые...

Ее голос прервался.

- Но, Наталья Алексеевна, - начал смущенный Рудин, - вспомните... я
не отказываюсь от слов моих... только...

- Вы спрашивали меня, - продолжала она с новой силой, - что я ответи-
ла моей матери, когда она объявила мне, что скорее согласится на мою
смерть, чем на брак мой с вами: я ей ответила, что скорее умру, чем вый-
ду за другого замуж... А вы говорите: покориться! Стало быть, она была
права: вы точно, от нечего делать, от скуки, пошутили со мной...

- Клянусь вам, Наталья Алексеевна... уверяю вас... - твердил Рудин.

Но она его не слушала.

- Зачем же вы не остановили меня? зачем вы сами... Или вы не рассчи-
тывали на препятствия? Мне стыдно говорить об этом... но ведь все уже